Неточные совпадения
Софья. Возможно ль, дядюшка, чтоб были в свете такие жалкие люди, в которых дурное
чувство родится точно оттого, что есть в других
хорошее. Добродетельный человек сжалиться должен над такими несчастными.
— Оно и
лучше, Агафья Михайловна, не прокиснет, а то у нас лед теперь уж растаял, а беречь негде, — сказала Кити, тотчас же поняв намерение мужа и с тем же
чувством обращаясь к старухе. — Зато ваше соленье такое, что мама говорит, нигде такого не едала, — прибавила она, улыбаясь и поправляя на ней косынку.
Она никак не могла бы выразить тот ход мыслей, который заставлял ее улыбаться; но последний вывод был тот, что муж ее, восхищающийся братом и унижающий себя пред ним, был неискренен. Кити знала, что эта неискренность его происходила от любви к брату, от
чувства совестливости за то, что он слишком счастлив, и в особенности от неоставляющего его желания быть
лучше, — она любила это в нем и потому улыбалась.
Глядя на нее, он вспоминал все те милые речи, которые он слышал от нее, всё, что знал про нее
хорошего, и всё более и более сознавал, что
чувство, которое он испытывает к ней, есть что-то особенное, испытанное им давно-давно и один только раз, в первой молодости.
— Слишком большой контраст, — сказал он, — ехать после этого общества к старухе Вреде. И потом для нее вы будете случаем позлословить, а здесь вы только возбудите другие, самые
хорошие и противоположные злословию
чувства, — сказал он ей.
Все эти хлопоты, хождение из места в место, разговоры с очень добрыми,
хорошими людьми, понимающими вполне неприятность положения просителя, но не могущими пособить ему, всё это напряжение, не дающее никаких результатов, произвело в Левине
чувство мучительное, подобное тому досадному бессилию, которое испытываешь во сне, когда хочешь употребить физическую силу.
Несмотря на то, что она только что говорила, что он
лучше и добрее ее, при быстром взгляде, который она бросила на него, охватив всю его фигуру со всеми подробностями,
чувства отвращения и злобы к нему и зависти за сына охватили ее. Она быстрым движением опустила вуаль и, прибавив шагу, почти выбежала из комнаты.
— Но ведь мерзости зачем же делать?.. Подлецы! — сказал князь с
чувством негодованья. — Ни одного чиновника нет у меня
хорошего: все — мерзавцы!
Когда взглянул он потом на эти листики, на мужиков, которые, точно, были когда-то мужиками, работали, пахали, пьянствовали, извозничали, обманывали бар, а может быть, и просто были
хорошими мужиками, то какое-то странное, непонятное ему самому
чувство овладело им.
У папеньки Катерины Ивановны, который был полковник и чуть-чуть не губернатор, стол накрывался иной раз на сорок персон, так что какую-нибудь Амалию Ивановну, или,
лучше сказать, Людвиговну, туда и на кухню бы не пустили…» Впрочем, Катерина Ивановна положила до времени не высказывать своих
чувств, хотя и решила в своем сердце, что Амалию Ивановну непременно надо будет сегодня же осадить и напомнить ей ее настоящее место, а то она бог знает что об себе замечтает, покамест же обошлась с ней только холодно.
Но между тем странное
чувство отравляло мою радость: мысль о злодее, обрызганном кровию стольких невинных жертв, и о казни, его ожидающей, тревожила меня поневоле: «Емеля, Емеля! — думал я с досадою, — зачем не наткнулся ты на штык или не подвернулся под картечь?
Лучше ничего не мог бы ты придумать». Что прикажете делать? Мысль о нем неразлучна была во мне с мыслию о пощаде, данной мне им в одну из ужасных минут его жизни, и об избавлении моей невесты из рук гнусного Швабрина.
— Вот и изменило вам хваленое
чувство собственного достоинства, — флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами. — Спор наш зашел слишком далеко… Кажется,
лучше его прекратить. А я тогда буду готов согласиться с вами, — прибавил он вставая, — когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.
— О прошлом вспоминать незачем, — возразил Базаров, — а что касается до будущего, то о нем тоже не стоит голову ломать, потому что я намерен немедленно улизнуть. Дайте я вам перевяжу теперь ногу; рана ваша — не опасная, а все
лучше остановить кровь. Но сперва необходимо этого смертного привести в
чувство.
Самгин чувствовал, что эти двое возмущают его своими суждениями. У него явилась потребность вспомнить что-нибудь
хорошее о Лютове, но вспомнилась только изношенная латинская пословица, вызвав ноющее
чувство досады. Все-таки он начал...
«Может быть, и я обладаю «другим
чувством», — подумал Самгин, пытаясь утешить себя. — Я — не романтик, — продолжал он, смутно чувствуя, что где-то близко тропа утешения. — Глупо обижаться на девушку за то, что она не оценила моей любви. Она нашла плохого героя для своего романа. Ничего
хорошего он ей не даст. Вполне возможно, что она будет жестоко наказана за свое увлечение, и тогда я…»
Лучше всех знакомая фигура Лидии затемняла подруг ее; думая о ней, Клим терялся в
чувстве очень сложном и непонятном ему.
Хороший она товарищ, ценный работник, но не может изжить народнической закваски, христианских
чувств.
Самгин слушал, верил, что возникают союзы инженеров, врачей, адвокатов, что предположено создать Союз союзов, и сухой стук, проходя сквозь камень, слагаясь в слова, будил в Самгине
чувство бодрости,
хорошие надежды.
— Если ж выдастся
хороший день, — заключила она, — я поеду в Летний сад гулять, и ты можешь прийти туда; это напомнит нам парк… парк! — повторила она с
чувством.
— Ну, так
лучше не ожидайте, потому что, «может быть», ничего не будет, — пролепетал я с невыразимо тягостным
чувством.
Я прибежал к Ламберту. О, как ни желал бы я придать логический вид и отыскать хоть малейший здравый смысл в моих поступках в тот вечер и во всю ту ночь, но даже и теперь, когда могу уже все сообразить, я никак не в силах представить дело в надлежащей ясной связи. Тут было
чувство или,
лучше сказать, целый хаос
чувств, среди которых я, естественно, должен был заблудиться. Правда, тут было одно главнейшее
чувство, меня подавлявшее и над всем командовавшее, но… признаваться ли в нем? Тем более что я не уверен…
— Нет, я не нахмурился, Лиза, а я так… Видишь, Лиза,
лучше прямо: у меня такая черта, что не люблю, когда до иного щекотного в душе пальцами дотрагиваются… или,
лучше сказать, если часто иные
чувства выпускать наружу, чтоб все любовались, так ведь это стыдно, не правда ли? Так что я иногда
лучше люблю хмуриться и молчать: ты умна, ты должна понять.
Так как я решился молчать, то сделал ему, со всею сухостью, лишь два-три самых кратких вопроса; он ответил на них ясно и точно, но совершенно без лишних слов и, что всего
лучше, без лишних
чувств.
— Милый мой, — сказал он мне вдруг, несколько изменяя тон, даже с
чувством и с какою-то особенною настойчивостью, — милый мой, я вовсе не хочу прельстить тебя какою-нибудь буржуазною добродетелью взамен твоих идеалов, не твержу тебе, что «счастье
лучше богатырства»; напротив, богатырство выше всякого счастья, и одна уж способность к нему составляет счастье.
Несколько хром в логическом изложении, подчас очень отвлеченен; с порывами сентиментальности, но совершенно народной, или,
лучше сказать, с порывами того самого общенародного умиления, которое так широко вносит народ наш в свое религиозное
чувство.
Вот эссенция моих вопросов или,
лучше сказать, биений сердца моего, в те полтора часа, которые я просидел тогда в углу на кровати, локтями в колена, а ладонями подпирая голову. Но ведь я знал, я знал уже и тогда, что все эти вопросы — совершенный вздор, а что влечет меня лишь она, — она и она одна! Наконец-то выговорил это прямо и прописал пером на бумаге, ибо даже теперь, когда пишу, год спустя, не знаю еще, как назвать тогдашнее
чувство мое по имени!
Тогда же, о, тогда я пришел с великодушными
чувствами, может быть смешными, но пусть:
лучше пусть смешными, да великодушными, чем не смешными, да подлыми, обыденными, серединными!
Старик заговорил опять такое же форменное приветствие командиру судна; но эти официальные выражения
чувств, очень
хорошие в устах Овосавы, как-то не шли к нему.
— Нет, уж я
лучше пойду к ним, — сказал Нехлюдов, испытывая совершенно неожиданно для себя
чувство робости и стыда при мысли о предстоявшем разговоре с крестьянами.
Нехлюдов приехал сюда, чтобы развлечься, и всегда ему в этом доме бывало приятно, не только вследствие того
хорошего тона роскоши, которая приятно действовала на его
чувства, но и вследствие той атмосферы льстивой ласки, которая незаметно окружала его.
Нехлюдов молча вышел. Ему даже не было стыдно. Он видел по выражению лица Матрены Павловны, что она осуждает его, и права, осуждая его, знал, что то, что он делает, — дурно, но животное
чувство, выпроставшееся из-за прежнего
чувства хорошей любви к ней, овладело им и царило одно, ничего другого не признавая. Он знал теперь, что надо делать для удовлетворения
чувства, и отыскивал средство сделать это.
В
чувстве этом было и то, что предложение Симонсона разрушило исключительность его поступка, уменьшало в глазах своих и чужих людей цену жертвы, которую он приносил: если человек, и такой
хороший, ничем не связанный с ней, желал соединить с ней судьбу, то его жертва уже не была так значительна.
Антипатичен он ему был своей вульгарностью
чувств, самоуверенной ограниченностью и, главное, антипатичен был ему за сестру, которая могла так страстно, эгоистично, чувственно любить эту бедную натуру и в угоду ему могла заглушить всё то
хорошее, что было в ней.
Первое
чувство, испытанное Нехлюдовым на другой день, когда он проснулся, было сознание того, что с ним что-то случилось, и прежде даже чем он вспомнил, что случилось, он знал уже, что случилось что-то важное и
хорошее.
Все поднялись за ним и с облегченным и приятным
чувством совершенного
хорошего дела стали выходить или передвигаться по зале.
Бахарев сегодня был в самом
хорошем расположении духа и встретил Привалова с веселым лицом. Даже болезнь, которая привязала его на целый месяц в кабинете, казалась ему забавной, и он называл ее собачьей старостью. Привалов вздохнул свободнее, и у него тоже гора свалилась с плеч. Недавнее тяжелое
чувство разлетелось дымом, и он весело смеялся вместе с Василием Назарычем, который рассказал несколько смешных историй из своей тревожной, полной приключений жизни.
— Папа, пожалей меня, — говорила девушка, ласкаясь к отцу. — Находиться в положении вещи, которую всякий имеет право приходить осматривать и приторговывать… нет, папа, это поднимает такое нехорошее
чувство в душе! Делается как-то обидно и вместе с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова: если бы я не должна была являться перед ним в качестве товара, которому только из вежливости не смотрят в зубы, я отнеслась бы к нему гораздо
лучше, чем теперь.
Именно в этом флигельке теперь билось сердце Привалова, билось
хорошим, здоровым
чувством, а в окно флигелька смотрело на Привалова такое
хорошее девичье лицо с большими темно-серыми глазами и чудной улыбкой.
Надя, Надя… ты чистая, ты
хорошая, ты, может быть, вот в этой самой комнате переживала окрыляющее
чувство первой любви и, глядя в окно или поливая цветы, думала о нем, о Лоскутове.
И хотя бы мы были заняты самыми важными делами, достигли почестей или впали бы в какое великое несчастье — все равно не забывайте никогда, как нам было раз здесь хорошо, всем сообща, соединенным таким
хорошим и добрым
чувством, которое и нас сделало на это время любви нашей к бедному мальчику, может быть, лучшими, чем мы есть в самом деле.
Слух и зрение у нее развиты
лучше других
чувств.
— Да,
хорошие здесь люди, — продолжал Петр Петрович, — с
чувством, с душой… Хотите, я вас познакомлю? Такие славные ребята… Они все вам будут ради. Я скажу… Бобров умер, вот горе.
Она говорила очень мало, как вообще все уездные девицы, но в ней по крайней мере я не замечал желанья сказать что-нибудь
хорошее, вместе с мучительным
чувством пустоты и бессилия; она не вздыхала, словно от избытка неизъяснимых ощущений, не закатывала глаза под лоб, не улыбалась мечтательно и неопределенно.
«Какие смешные слова: и «младые» и «лéта» с неверным удареньем! Но какой голос, и какое
чувство у ней! Да, у ней голос стал гораздо
лучше прежнего, несравненно
лучше, удивительно! Как же это он мог стать так много
лучше? Да, вот я не знала, как с нею познакомиться, а она сама приехала ко мне с визитом. Как это она узнала мое желанье?
Смотри на жену, как смотрел на невесту, знай, что она каждую минуту имеет право сказать: «я недовольна тобою, прочь от меня»; смотри на нее так, и она через девять лет после твоей свадьбы будет внушать тебе такое же поэтическое
чувство, как невеста, нет, более поэтическое, более идеальное в
хорошем смысле слова.
Значат, если при простом
чувстве, слабом, слишком слабом перед страстью, любовь ставит вас в такое отношение к человеку, что вы говорите: «
лучше умереть, чем быть причиною мученья для него»; если простое
чувство так говорит, что же скажет страсть, которая в тысячу раз сильнее?
Я уверен, что подобная черта страдания перед призванием была и на лице девы Орлеанской, и на лице Иоанна Лейденского, — они принадлежали народу, стихийные
чувства, или,
лучше, предчувствия, заморенные в нас, сильнее в народе. В их вере был фатализм, а фатализм сам по себе бесконечно грустен. «Да свершится воля твоя», — говорит всеми чертами лица Сикстинская мадонна. «Да свершится воля твоя», — говорит ее сын-плебей и спаситель, грустно молясь на Масличной горе.
— Вот теперь вы правильно рассуждаете, — одобряет детей Марья Андреевна, — я и маменьке про ваши добрые
чувства расскажу. Ваша маменька — мученица. Папенька у вас старый, ничего не делает, а она с утра до вечера об вас думает, чтоб вам
лучше было, чтоб будущее ваше было обеспечено. И, может быть, скоро Бог увенчает ее старания новым успехом. Я слышала, что продается Никитское, и маменька уже начала по этому поводу переговоры.
И на мой взгляд, нам жилось не плохо, — мне эта уличная, независимая жизнь очень нравилась, и нравились товарищи, они возбуждали у меня какое-то большое
чувство, всегда беспокойно хотелось сделать что-нибудь
хорошее для них.
От постоянной проголоди, от взаимных попреков куском хлеба и от уверенности, что
лучше не будет, с течением времени душа черствеет, женщина решает, что на Сахалине деликатными
чувствами сыт не будешь, и идет добывать пятаки и гривенники, как выразилась одна, «своим телом».