Неточные совпадения
Педанты, которые каплями пота и одышкой измеряют труд мысли, усомнятся в этом… Ну, а как же, спросим мы их, Прудон и Белинский, неужели они не
лучше поняли — хоть бы методу Гегеля, чем все схоласты, изучавшие ее до потери волос и до морщин? А ведь ни тот, ни другой не знали по-немецки, ни тот, ни другой не читали ни одного гегелевского
произведения, ни одной диссертации его левых и правых последователей, а только иногда говорили об его методе с его учениками.
Первая книга, которую я начал читать по складам, а дочитал до конца уже довольно бегло, был роман польского писателя Коржениовского —
произведение талантливое и написанное в
хорошем литературном тоне. Никто после этого не руководил выбором моего чтения, и одно время оно приняло пестрый, случайный, можно даже сказать, авантюристский характер.
Теперь, кажется, не нужно доказывать, что таких намерений не было у Островского: характер его литературной деятельности определился, и в одном из последующих своих
произведений он сам произнес то слово, которое, по нашему мнению, всего
лучше может служить к характеристике направления его сатиры.
По нашему же мнению, для художественного
произведения годятся всякие сюжеты, как бы они ни были случайны, и в таких сюжетах нужно для естественности жертвовать даже отвлеченною логичностью, в полной уверенности, что жизнь, как и природа, имеет свою логику и что эта логика, может быть, окажется гораздо
лучше той, какую мы ей часто навязываем…
…Примите это
произведение, как оно есть, и ожидайте скоро ящики, которые будут
лучше сделаны. Тут не будет препятствия со стороны духовенства, которого влияния я не в силах уничтожить. [
Произведение — церковный образ Михаила-архангела, написанный туринским художником-любителем; он же разрисовывал ящички, которые не подлежали разрешению или запрету духовной цензуры.]
— Я, дети мои, ничего не знаю, а что и знаю, то — очень плохо. Но я ей буду читать замечательное
произведение великого грузинского поэта Руставели и переводить строчка за строчкой. Признаюсь вам, что я никакой педагог: я пробовал быть репетитором, но меня вежливо выгоняли после второго же урока. Однако никто
лучше меня не сумеет научить играть на гитаре, мандолине и зурне.
Стоя у себя в кабинете, он представил каждую сцену в лицах; где была неясность в описаниях, — пояснил, что лишнее было для главной мысли — выкинул, чего недоставало — добавил, словом, отнесся к своему
произведению сколько возможно критически-строго и исправил его, как только умел
лучше!
Если комнаты описывать, то, по ее мнению,
лучше всего было — богатые, убранные штофом и золотом; если же природу, то какую-нибудь непременно восточную, — чтобы и фонтаны шумели, и пальмы росли, и виноград спускался кистями; если охоту представлять, так интереснее всего — за тиграми или слонами, — но в
произведении Вихрова ничего этого не было, а потому оно не столько не понравилось ей, сколько не заинтересовало ее.
— Очень
хороший, говорят, — подтвердил он, — я, конечно, тогда его не знал; но если б обратился прямо к нему с моим
произведением, так, может быть, другая постигла бы его участь.
— Не знаю, что тут
хорошего, тем больше, что с утра до ночи ест, говорят, конфеты… Или теперь… Это черт знает, что такое! — воскликнул он. — Известная наша сочинительница, Касиновская, целую зиму прошлого года жила у него в доме, и он за превосходные ее
произведения платил ей по триста рублей серебром, — стоит она этого, хотя бы сравнительно с моим трудом, за который заплачено по тридцати пяти?
— И это я знаю. Да разве я заключаю? Я рад бы радостью, только вот… Вздошников! И Корчева тоже. Ну, что такое? зачем именно Корчева? Промыслов нет, торговли нет,
произведений нет… разве что собор! Так и собор в Кимре
лучше! Михал Михалыч! что это такое?
Ведь, кажется, можно было написать
хорошую «вещицу» и для этой толпы, о которой автор мог и не думать, но это только казалось, а в действительности получалось совсем не то: еще ни одно выдающееся
произведение не появлялось на страницах изданий таких Иванов Иванычей, как причудливая орхидея не появится где-нибудь около забора.
Следовательно, и
произведения его должны создаваться под влиянием этих естественных, правильных потребностей натуры; сознание нормального порядка вещей должно быть в нем ясно и живо, идеал его прост и разумен, и он не отдаст себя на служение неправде и бессмыслице, не потому, чтобы не хотел, а просто, потому, что не может, — не выйдет у него ничего
хорошего, если он и вздумает понасиловать свой талант.
Если вы даете ее нам как пьесу без особенных претензий, просто мелодраматический случай, вроде жестоких
произведений Сю, — то мы ничего не говорим и останемся даже довольны: все-таки это
лучше, нежели, например умильные представления г. Н. Львова и графа Соллогуба, поражающие вас полным искажением понятий о долге и чести.
Если в
произведении есть что-нибудь, то покажите нам, что в нем есть; это гораздо
лучше, чем пускаться в соображения о том, чего в нем нет и что бы должно было в нем находиться.
Не говорим пока о том, что следствием подобного обыкновения бывает идеализация в
хорошую и дурную сторону, или просто говоря, преувеличение; потому что мы не говорили еще о значении искусства, и рано еще решать, недостаток или достоинство эта идеализация; скажем только, что вследствие постоянного приспособления характера людей к значению событий является в поэзии монотонность, однообразны делаются лица и даже самые события; потому что от разности в характерах действующих лиц и самые происшествия, существенно сходные, приобретали бы различный оттенок, как это бывает в жизни, вечно разнообразной, вечно новой, между тем как в поэтических
произведениях очень часто приходится читать повторения.
В
произведениях поэзии, напротив того, очень дурные дела делают и люди очень дурные;
хорошие дела делают и люди особенно
хорошие.
Но, может быть, не излишне сказать, что и преднамеренные стремления художника (особенно поэта) не всегда дают право сказать, чтобы забота о прекрасном была истинным источником его художественных
произведений; правда, поэт всегда старается «сделать как можно
лучше»; но это еще не значит, чтобы вся его воля и соображения управлялись исключительно или даже преимущественно заботою о художественности или эстетическом достоинстве
произведения: как у природы есть много стремлений, находящихся между собою в борьбе и губящих или искажающих своею борьбою красоту, так и в художнике, в поэте есть много стремлений, которые своим влиянием на его стремление к прекрасному искажают красоту его
произведения.
Общий недостаток
произведений скульптуры и живописи, по которому они стоят ниже
произведений природы и жизни, — их мертвенность, их неподвижность; в этом все признаются, и потому было бы излишне распространяться относительно этого пункта. Посмотрим же
лучше на мнимые преимущества этих искусств перед природою.
Спешим прибавить, что композитор может в самом деле проникнуться чувством, которое должно выражаться в его
произведении; тогда он может написать нечто гораздо высшее не только по внешней красивости, но и по внутреннему достоинству, нежели народная песня; но в таком случае его
произведение будет
произведением искусства или «уменья» только с технической стороны, только в том смысле, в котором и все человеческие
произведения, созданные при помощи глубокого изучения, соображений, заботы о том, чтобы «выело как возможно
лучше», могут назваться
произведениями искусства.; в сущности же
произведение композитора, написанное под преобладающим влиянием непроизвольного чувства, будет создание природы (жизни) вообще, а не искусства.
Гравюра не думает быть
лучше картины, она гораздо хуже ее в художественном отношении; так и
произведение искусства никогда не достигает красоты или величия действительности; но картина одна, ею могут любоваться только люди, пришедшие в галлерею, которую она украшает; гравюра расходится в сотнях экземпляров по всему свету, каждый может любоваться ею, когда ему угодно, не выходя из своей комнаты, не вставая с своего дивана, не скидая своего халата; так и предмет прекрасный в действительности доступен не всякому и не всегда; воспроизведенный (слабо, грубо, бледно — это правда, но все-таки воспроизведенный) искусством, он доступен всякому и всегда.
Если так, то на чем же основывается или,
лучше сказать, Из каких субъективных причин проистекает преувеличенно высокое мнение о достоинстве
произведений искусства?
Точно так искусный и впечатлительный певец может войти в свою роль, проникнуться тем чувством, которое должна выражать его песня, и в таком случае он пропоет ее на театре, перед публикою,
лучше другого человека, поющего не на театре, — от избытка чувства, а не на показ публике; но в таком случае певец перестает быть актером, и его пение становится песнью самой природы, а не
произведением искусства.
Их
произведения были тогда в
хорошей цене, потому что при ручной работе производство никогда не могло достигать таких обширных размеров, как при существовании машин.
В 1839 году было напечатано новое
произведение Загоскина «Тоска по родине», повесть в двух частях; успех ее был посредственный, но все она была принята
лучше «Искусителя» и выдержала два издания.
Таким образом, высшая поэзия состоит в полном слиянии этих трех начал, и чем более поэтическое
произведение приближается к этой полноте, тем оно
лучше.
Я бы хотел здесь поговорить о размерах силы, проявляющейся в современной русской беллетристике, но это завело бы слишком далеко…
Лучше уж до другого раза. Предмет этот никогда не уйдет. А теперь обращусь собственно к г. Достоевскому и главное — к его последнему роману, чтобы спросить читателей: забавно было бы или нет заниматься эстетическим разбором такого
произведения?
Ну, и что же? Если я и проживу еще дней пять-шесть, что будет из этого? Наши ушли, болгары разбежались. Дороги близко нет. Все равно — умирать. Только вместо трехдневной агонии я сделал себе недельную. Не
лучше ли кончить? Около моего соседа лежит его ружье, отличное английское
произведение. Стоит только протянуть руку; потом — один миг, и конец. Патроны валяются тут же, кучею. Он не успел выпустить всех.
Чем полнее это очарование, чем совершеннее наше увлечение, тем
лучше автор достиг своей цели, тем более внимания и похвалы заслуживает его
произведение.
«Если бы оригинальность вымысла не была общим отпечатком всех пьес Шекспира, — говорит Галлам, — так что признание одного
произведения наиболее оригинальным было бы осуждением других, мы могли бы сказать, что высшие стороны гения Шекспира всего ярче проявились в «Лире». Драма эта отступает более, чем «Макбет», «Отелло» и даже «Гамлет», от правильного образца трагедии, но фабула ее
лучше построена, и она проявляет столько же почти сверхчеловеческого вдохновения, как и те».
Мне особенно приятно сообщить читателям журнала «Слово», что новое
произведение Гонкура они, по всей вероятности, прочтут одновременно с появлением его по-французски, а то так и раньше. Теперь романисты реальной школы очень ценят сочувствие русской публики, да и в денежном отношении им выгодно появляться раньше на русском языке. Хотя в нашей конвенции с Францией и не стоит ничего о переводах, но редакции русских журналов уже понимают, что гораздо
лучше предупреждать международные законодательства…
Зная, что тот имел
хорошую русскую библиотеку, и потому, полагаясь на вкус обладателя ее, не обошел его чтением своих
произведений.
— Я внушаю людям, что, чем больше они сделают вещей и чем скорее они будут делать их, тем это будет для них
лучше. И люди, губя свои жизни для
произведения вещей, делают их все больше и больше, несмотря на то, что вещи эти не нужны тем, которые заставляют их делать, и недоступны тем, которые их делают.