Неточные совпадения
Чтоб сложиться такому характеру, может быть, нужны были и такие смешанные элементы, из каких сложился Штольц. Деятели издавна отливались у нас в пять, шесть стереотипных
форм, лениво, вполглаза глядя вокруг, прикладывали руку к общественной машине и с дремотой двигали ее по обычной колее, ставя ногу в оставленный предшественником след. Но вот глаза очнулись от дремоты, послышались бойкие, широкие шаги, живые голоса… Сколько Штольцев должно явиться под русскими
именами!
Такую же ошибку делали, когда совершали революцию во
имя природы; ее можно делать только во
имя духа, природа же, т. е. присущий человеку инстинкт, создавала лишь новые
формы рабства.
Состоял он в молодые годы адъютантом у какого-то значительного лица, которого иначе и не называет как по
имени и по отчеству; говорят, будто бы он принимал на себя не одни адъютантские обязанности, будто бы, например, облачившись в полную парадную
форму и даже застегнув крючки, парил своего начальника в бане — да не всякому слуху можно верить.
Но в 70-е годы были
формы народничества, которые требовали от интеллигенции полного отречения от культурных ценностей не только во
имя блага народа, но и во
имя мнений народа, эти
формы народничества не защищали личности.
После пережитого кризиса Белинский выражает свои новые мысли в
форме восстания против Гегеля, восстания во
имя личности, во
имя живого человека.
И не зная даже
имени его, вы смеетесь над
формой его, по примеру Вольтерову, над копытами, хвостом и рогами его, вами же изобретенными; ибо нечистый дух есть великий и грозный дух, а не с копытами и с рогами, вами ему изобретенными.
Две недели: какой срок для влюбленного! Но он все ждал: вот пришлют человека узнать, что с ним? не болен ли? как это всегда делалось, когда он захворает или так, закапризничает. Наденька сначала, бывало, от
имени матери сделает вопрос по
форме, а потом чего не напишет от себя! Какие милые упреки, какое нежное беспокойство! что за нетерпение!
Но не говоря уже о грехе обмана, при котором самое ужасное преступление представляется людям их обязанностью, не говоря об ужасном грехе употребления
имени и авторитета Христа для узаконения наиболее отрицаемого этим Христом дела, как это делается в присяге, не говоря уже о том соблазне, посредством которого губят не только тела, но и души «малых сих», не говоря обо всем этом, как могут люди даже в виду своей личной безопасности допускать то, чтобы образовывалась среди них, людей, дорожащих своими
формами жизни, своим прогрессом, эта ужасная, бессмысленная и жестокая и губительная сила, которую составляет всякое организованное правительство, опирающееся на войско?
Следующий рассказ не есть плод досужего вымысла. Все описанное мною действительно произошло в Киеве лет около тридцати тому назад и до сих пор свято, до мельчайших подробностей, сохраняется в преданиях того семейства, о котором пойдет речь. Я, с своей стороны, лишь изменил
имена некоторых действующих лиц этой трогательной истории да придал устному рассказу письменную
форму.
Между прочим, Пепко страдал особого рода манией мужского величия и был убежден, что все женщины безнадежно влюблены в него. Иногда это проявлялось в таких явных
формах, что он из скромности утаивал
имена. Я плохо верил в эти бескровные победы, но успех был несомненный. Мелюдэ в этом мартирологе являлась последней жертвой, хотя впоследствии интендант Летучий и уверял, что видел собственными глазами, как ранним утром из окна комнаты Мелюдэ выпрыгнул не кто другой, как глупый железнодорожный чухонец.
— Excusez ma femme.] но все это пока в сторону, а теперь к делу: бумага у меня для вас уже заготовлена; что вам там таскаться в канцелярию? только выставить полк, в какой вы хотите, — заключил он, вытаскивая из-за лацкана сложенный лист бумаги, и тотчас же вписал там в пробеле
имя какого-то гусарского полка, дал мне подписать и, взяв ее обратно, сказал мне, что я совершенно свободен и должен только завтра же обратиться к такому-то портному, состроить себе юнкерскую
форму, а послезавтра опять явиться сюда к генералу, который сам отвезет меня и отрекомендует моему полковому командиру.
— Вы говорили, что галантерейный магазин может дать процентов двадцать и более, смотря по тому, как поставить дело. Ну-с, мы готовы дать вам под вексель на срок — до предъявления, не иначе, — наши деньги, а вы открываете магазин. Торговать вы будете под моим контролем, а прибыль мы делим пополам. Товар вы страхуете на моё
имя, а кроме того, вы даёте мне на него ещё одну бумажку — пустая бумажка! Но она необходима для
формы. Нуте-ка, подумайте над этим и скажите: да или нет?
Но в
форме этой он, Фарр, замечает, однако ж, один очень важный недостаток, заключающийся в том, что, при исчислении народонаселения по занятиям и ремеслам, в ней опущен довольно многочисленны^ класс людей, известный под
именем"шпионов".
В последние пятнадцать-двадцать лет, вместе с успехами наук и развитием
форм общежития, у нас появился особенный класс злонамеренных людей, известных под
именем газетчиков и сочинителей.
Такая же разговорная
форма бывает еще более развита в заговорах от зубной боли: «Во
имя отца и сына и святого духа, аминь.
В разговоре между собою Фигура и Христя относились друг к другу в разных
формах: Фигура говорил ей «ты» и называл ее Христино или Христя, а она ему говорила «вы» и называла его по
имени и отчеству. Девочку Катрю оба они называли «дочкою», а она кликала Фигуру «татою», а Христю «мамой». Катре было девять лет, и она была вся в мать — красавица.
Сообщительность, достигающая степени зуда и чесотки, принимает обыкновенно самую мягкую, нежную, любезную
форму; особы, одержимые этим зудом, становятся тем скучнее и несноснее, чем больше высказывают любезности в обращении с вами. В семействе скучных людей, они известны под
именем: любезников.
«Сефиры (энергии Божества, лучи его) никогда не могут понять бесконечного Эн-соф, которое является самым источником всех
форм и которое в этом качестве само не имеет никаких: иначе сказать, тогда как каждая из сефир имеет хорошо известное
имя, оно одно его не имеет и не может иметь. Бог остается всегда существом несказанным, непонятным, бесконечным, находящимся выше всех миров, раскрывающих Его присутствие, даже выше мира эманации».
Содержание мифа всегда конкретно, речь идет в нем не о боге вообще и человеке вообще, но об определенной
форме или случае определенного богоявления Подлежащее мифа, его субъект, может быть обозначено только «собственным», а не «нарицательным», родовым
именем.
Эти запредельные сущности вещей определялись, как числа у пифагорейцев, как
имена в различных мистических учениях, как идеи у Платона, как творческие
формы (энтелехии) у Аристотеля, как буквы еврейского алфавита в Каббале [В первой книге Каббалы («Сефер Иецира» — «Книге творения») утверждается, что все мироздание зиждется на 10 цифрах и на 22 буквах еврейского алфавита; это учение развивается также в книге Зогар (см. прим. 79 к Отделу первому).] [Ср. учение о сотворении мира и об участии в нем отдельных букв, о небесном и земном алфавите в книге Зогар: Sepher ha Sohar, trad, de Jean de Pauly, tome I, 2 а (и далее).
Володя часто ездил к консулу справляться, нет ли на его
имя письма, ожидая найти в нем приказ и быть на балу в красивой гардемаринской
форме с аксельбантами; но хотя письма и получались, и он радовался, читая весточки от своих, но желанного приказа все не было, и, к большой досаде, ему пришлось быть на балу в кадетском мундирчике.
Жизни тут быть не может, может быть только тот суррогат жизни, тот недовершенный Дионис,
имя которому — культ мгновения, в какой бы
форме он ни выражался — в декадентски ли утонченном упоении красотою острых мигов, или в ординарнейшем, грубом пьянстве.
— Х-а-р-и-т-и-н-а! — произнесла она эллинским произношением, так что буква и после р слилась в устах в гортанный эй, — прекрасный звук, а значение еще лучше; Харитина значит — полна благодати. Для такой неоцененной девушки, как та, которую мы встретили, я бы затруднилась выбрать лучшее
имя, способное полнее выражать ее свойства. В уменьшительной же и в ласкательной
форме здесь в Малороссии из этого
имени делают Христя, — это уж просто прелестно…
И с этим номинализмом и законничеством связаны величайшие несчастья человеческой жизни, калечащие жизнь личности во
имя бессодержательных
форм, во
имя отвлеченных законов, во
имя слов, из которых ушло всякое реальное содержание.
Мне надо было брать два билета — по двум курсам, и их содержание до сих пор чрезвычайно отчетливо сохранилось в моей памяти:"О давности в уголовных делах", и о той
форме суда присяжных в древнем Риме, которая известна была под
именем"Questiones perpetuae".
— Совместительство, как лесть, может являться в разнообразных
формах, и где не промчится зверем рыскучим, там проползет змеею или перепорхнет легкой пташечкой. Надо свет переделать или, другими словами, приучить людей, чтобы они в каждом деле старались служить делу, а не лицам. Вот это поистине прекрасная задача, и добром вспомянется
имя того, кто ей с уменьем служит.
P. S. Сожги это письмо; не кротость агнца нужна нам теперь, а мудрость змеи. Пан ксендз Антоний прочитал его и одобрил. Он посылает тебе свое пастырсское благословение. В этом письме найдешь другое на твое
имя. Пишу в нем, что отчаянно больна. Ты предъявишь его своему начальству, чтобы дали тебе скорее законный отпуск. Из деревни, осмотревшись и приготовив все, ты можешь для
формы подать в отставку или поступить, как брат, то есть разом разрубить все связи свои с московской Татарией».
Но во время новой истории оно слишком долго задержалось на формальной свободе в принятии Истины, не совершив своего избрания, и потому оно образовало
формы и мысли жизни, обоснованные не на Истине, а на формальном праве избирать какую угодно истину или ложь, т. е. создало беспредметную культуру, беспредметное общество, не знающее, во
имя чего оно существует.
Но нет: ответы его, данные на допросе вернулись к нему в
форме наименования его: celui qui n’avoue pas son nom. [тем, который не хочет назвать своего
имени.]
Он также еще не знает своего «во
имя», но переходит от
формы к содержанию, от вопроса о законных правах познания к вопросу о самом познании жизни и бытия.
Фашизм не знает, во
имя чего он действует, но он переходит уже от юридических
форм к самой жизни.
Впоследствии, поощренный успехом моего изобретения, я открыл и ввел в обиход тюрьмы целый ряд маленьких усовершенствований, но они касались деталей:
формы замков и т. п., и, как все другие маленькие изобретения, влились в общее русло жизни, увеличив ее правильность и красоту, но не сохранив за собою
имени автора. Окошечко же в двери — мое, и всякого, кто осмелится отрицать это, я назову лжецом и негодяем.