Неточные совпадения
Она любила дарить ему
книги, репродукции с модных картин, подарила бювар, на коже которого был вытиснен фавн, и чернильницу невероятно вычурной
формы. У нее было много смешных примет, маленьких суеверий, она стыдилась их, стыдилась, видимо, и своей веры в бога. Стоя с Климом в Казанском соборе за пасхальной обедней, она, когда запели «Христос воскресе», вздрогнула, пошатнулась и тихонько зарыдала.
Иногда эти голые мысли Клим представлял себе в
форме клочьев едкого дыма, обрывков облаков; они расползаются в теплом воздухе тесной комнаты и серой, грязноватой пылью покрывают
книги, стены, стекла окна и самого мыслителя.
Ему казалось, что в нем зарождается некое новое настроение, но он не мог понять — что именно ново? Мысли самосильно принимали точные словесные
формы, являясь давно знакомыми, он часто встречал их в
книгах. Он дремал, но заснуть не удавалось, будили толчки непонятной тревоги.
Столь крутой поворот знакомых мыслей Томилина возмущал Самгина не только тем, что так неожиданно крут, но еще и тем, что Томилин в резкой
форме выразил некоторые, еще не совсем ясные, мысли, на которых Самгин хотел построить свою
книгу о разуме. Не первый раз случалось, что осторожные мысли Самгина предупреждались и высказывались раньше, чем он решался сделать это. Он почувствовал себя обворованным рыжим философом.
Время двигалось уже за полдень. Самгин взял книжку Мережковского «Грядущий хам», прилег на диван, но скоро убедился, что автор, предвосхитив некоторые его мысли, придал им дряблую, уродующую
форму. Это было досадно. Бросив
книгу на стол, он восстановил в памяти яркую картину парада женщин в Булонском лесу.
В этой
книге формы якутского языка изложены сравнительно с монгольским и другими азиатскими наречиями.
Книга представляет опыт синтеза марксизма в критической
форме с идеалистической философией Канта и отчасти Фихте.
Тогда уже у меня были мотивы, которые в зрелой
форме развиты в моей
книге «О назначении человека.
В моей юношеской и столь несовершенной
книге «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии» мне все-таки удалось поставить проблему, которая меня беспокоила всю жизнь и которую я потом выразил в более совершенной
форме.
Характерно, что в
книге, которая представляет целую богословскую систему, хотя и не в систематической
форме, почти совсем нет Христа.
Да простит мне читатель интуитивно-афористическую
форму изложения, преобладающую в этой
книге. Но
форма эта не случайно явилась и не выдумана,
форма эта внутренне неизбежна, она вытекает из основного устремления духа и не может быть иной. Для меня вера есть знание, самое высшее и самое истинное знание, и странно было бы требовать, чтобы я дискурсивно и доказательно обосновывал и оправдывал свою веру, т. е. подчинял ее низшему и менее достоверному знанию.
Я открыл тяжелую, скрипучую, непрозрачную дверь — и мы в мрачном, беспорядочном помещении (это называлось у них «квартира»). Тот самый, странный, «королевский» музыкальный инструмент — и дикая, неорганизованная, сумасшедшая, как тогдашняя музыка, пестрота красок и
форм. Белая плоскость вверху; темно-синие стены; красные, зеленые, оранжевые переплеты древних
книг; желтая бронза — канделябры, статуя Будды; исковерканные эпилепсией, не укладывающиеся ни в какие уравнения линии мебели.
В такие вечера —
книги не помогали, и тогда мы с Павлом старались развлечь людей своими средствами: мазали рожи себе сажей, красками, украшались пенькой и, разыгрывая разные комедии, сочиненные нами, героически боролись со скукой, заставляя людей смеяться. Вспомнив «Предание о том, как солдат спас Петра Великого», я изложил эту книжку в разговорной
форме, мы влезали на полати к Давидову и лицедействовали там, весело срубая головы воображаемым шведам; публика — хохотала.
Есть замечательное малоизвестное огромное сочинение («Unparteiische Kirchen und Ketzer-Historie», 1729 г.) Готфрида Арнольда, трактующего прямо об этом предмете и показывающего всю незаконность, произвольность, бессмысленность и жестокость употребления слова «ересь» в смысле отвержения.
Книга эта есть попытка описания истории христианства в
форме истории ересей.
Именно, по горному уставу, во-первых, прежде чем разыскивать золото, требуется предварительное дозволение на разведки в такой-то местности, при таком-то составе разведочной партии; во-вторых, требуется заявка найденной россыпи по известной
форме с записью в
книги при полиции, и, наконец, самое главное — позволяется частной золотопромышленности производить разведки и эксплуатацию только золота в россыпях, а не жильного.
Впервые слышал я эти мысли в такой резкой
форме, хотя и раньше сталкивался с ними, — они более живучи и шире распространены, чем принято думать. Лет через семь, читая о Ницше, я очень ярко вспомнил философию казанского городового. Скажу кстати: редко встречались мне в
книгах мысли, которых я не слышал раньше в жизни.
Форму общего очерка, а не отдельных, отрывочных заметок на г. Жербцова мы выбрали потому, что хотели обратить свое опровержение не лично на г. Жеребцова, которого
книга уж слишком нелепа, а вообще на те мнения о древней Руси, которых он считает себя поборником.
Он видел, как все, начиная с детских, неясных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнию, все, что вычитал в
книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало перед ним в колоссальных
формах и образах, ходило, роилось кругом него; видел, как раскидывались перед ним волшебные, роскошные сады, как слагались и разрушались в глазах его целые города, как целые кладбища высылали ему своих мертвецов, которые начинали жить сызнова, как приходили, рождались и отживали в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями, как он носился, подобно пылинке, во всем этом бесконечном, странном, невыходимом мире и как вся эта жизнь, своею мятежною независимостью, давит, гнетет его и преследует его вечной, бесконечной иронией; он слышал, как он умирает, разрушается в пыль и прах, без воскресения, на веки веков; он хотел бежать, но не было угла во всей вселенной, чтоб укрыть его.
В углу хозяйской каморки стояла постель, перед постелью стол, покрытый ковром, заваленный
книгами большой старинной
формы, в переплетах, напоминавших священные
книги.
Уже с XIII века Западная Европа решительно и упорно приступила к поискам новых
форм мысли, к изучению и критике восточного догматизма, а у нас в XVII веке требовалось, чтобы «никто из неученых людей в домах у себя польских, латинских и немецких и люторских, и кальвинских, и прочих еретических
книг не имел и не читал.
— В
форме уже! — проворчал он, когда я поздоровался с ним в комнате, закуренной и заваленной
книгами. — Эх вы, люди, люди…
Эти запредельные сущности вещей определялись, как числа у пифагорейцев, как имена в различных мистических учениях, как идеи у Платона, как творческие
формы (энтелехии) у Аристотеля, как буквы еврейского алфавита в Каббале [В первой
книге Каббалы («Сефер Иецира» — «
Книге творения») утверждается, что все мироздание зиждется на 10 цифрах и на 22 буквах еврейского алфавита; это учение развивается также в
книге Зогар (см. прим. 79 к Отделу первому).] [Ср. учение о сотворении мира и об участии в нем отдельных букв, о небесном и земном алфавите в
книге Зогар: Sepher ha Sohar, trad, de Jean de Pauly, tome I, 2 а (и далее).
В
книге тайны передается: «Древний древних, Сокровенный сокровенных, имеет известный образ и
форму и постольку позволяет себя (до известной степени) распознавать.
См. его
книгу «Terre et ciel», где есть интересные мысли об аде, выраженные, как все у него, в
форме диалога теолога и философа.]
Когда пишется философская или научная
книга или художественное произведение, создается статуя и принимает окончательную
форму симфония, когда строится машина или организуется хозяйственное или правовое учреждение, даже когда организуется жизнь церкви на земле с ее канонами, творческий акт охлаждается, огонь потухает, творец притягивается к земле, вниз.
Об этом в прикрытой
форме рассказано в Библии, в
книге Бытия.
То, над чем я за границей работал столько лет, принимало
форму целой
книги. Только отчасти она состояла уже из напечатанных этюдов, но две трети ее я написал — больше продиктовал — заново. Те лекции по мимике, которые я читал в Клубе художников, появились в каком-то журнальце, где печатание их не было доведено до конца, за прекращением его.
Общество кременчугских врачей прислало мне официальное письмо, где сообщало, что оно в течение трех заседании подвергло подробному обсуждению
книгу и «пришло к заключению, что Ваша
книга имеет громадное общественное значение, и постановило выразить Вам глубокую признательность за столь правдивое изображение в художественной
форме многих насущных вопросов врачебного быта и общественно-медицинских отношений».
Там был рассказ из крестьянской жизни, подписанный двумя буквами. Владимир Семеныч был в восторге. Он находил, что автор прекрасно справляется с
формой изложения, в описаниях природы напоминает Тургенева, искренен и знает превосходно крестьянскую жизнь. Сам критик был знаком с этой жизнью только по
книгам и понаслышке, но чувство и внутреннее убеждение заставляли его верить рассказу. Он предсказывал автору блестящую будущность, уверял его, что ждет окончания рассказа с большим нетерпением и проч.
Энгельс, который написал свою главную
книгу в
форме критики философских и социальных взглядов Дюринга, даже возражал ему по поводу запрещения религии.
В дискуссии, в которой обсуждалась эта
книга, на автора в угрожающей
форме напали за то, что он ничего не говорит в своей
книге о взглядах Ленина на магию и тотемизм.
— Чтоб дело торговое шло, — молвил Корнила Егорыч, — надо, чтоб ему не делали помехи, а пуще того, чтоб ему не помогали, на казенну бы
форму не гнули. Не приказное это дело: в форменну
книгу его не уложишь. А главная статья — сноровка… Без сноровки будь каждый день с барышом, а век проходишь нагишом. А главней всего — божья воля: благословит господь — в отрепье деньгу найдешь; без божьего благословенья корабли с золотом ко дну пойдут.
Как только появился человек, все было закончено, и мир высший и мир низший, потому что все заключено в человеке, он соединяет все
формы» [Цитирую по известной
книге А. Франка «La Kabbale ou la philosophie religieuse des Hébreux».