Неточные совпадения
Мягкими увалами поле, уходя вдаль, поднималось к дымчатым облакам; вдали снежными буграми возвышались однообразные конусы лагерных палаток, влево от них на темном
фоне рощи двигались ряды белых, игрушечных солдат, а еще левее возвышалось в голубую пустоту между облаков очень красное на солнце кирпичное здание, обложенное тоненькими лучинками
лесов, облепленное маленькими, как дети, рабочими.
Не удалось бы им там видеть какого-нибудь вечера в швейцарском или шотландском вкусе, когда вся природа — и
лес, и вода, и стены хижин, и песчаные холмы — все горит точно багровым заревом; когда по этому багровому
фону резко оттеняется едущая по песчаной извилистой дороге кавалькада мужчин, сопутствующих какой-нибудь леди в прогулках к угрюмой развалине и поспешающих в крепкий замок, где их ожидает эпизод о войне двух роз, рассказанный дедом, дикая коза на ужин да пропетая молодою мисс под звуки лютни баллада — картины, которыми так богато населило наше воображение перо Вальтера Скотта.
Тихо, хорошо. Наступил вечер:
лес с каждой минутой менял краски и наконец стемнел; по заливу, как тени, качались отражения скал с деревьями. В эту минуту за нами пришла шлюпка, и мы поехали. Наши суда исчезали на темном
фоне утесов, и только когда мы подъехали к ним вплоть, увидели мачты, озаренные луной.
Выйдя на намывную полосу прибоя, я повернул к биваку. Слева от меня было море, окрашенное в нежнофиолетовые тона, а справа — темный
лес. Остроконечные вершины елей зубчатым гребнем резко вырисовывались на
фоне зари, затканной в золото и пурпур. Волны с рокотом набегали на берег, разбрасывая пену по камням. Картина была удивительно красивая. Несмотря на то, что я весь вымок и чрезвычайно устал, я все же сел на плавник и стал любоваться природой. Хотелось виденное запечатлеть в своем мозгу на всю жизнь.
Прение между г-ми секундантами несколько раз становилось бурным; оно продолжалось более часа и завершилось наконец следующими условиями: «Стреляться барону
фон Дöнгофу и господину де Санину на завтрашний день, в десять часов утра, в небольшом
лесу около Ганау, на расстоянии двадцати шагов; каждый имеет право стрелять два раза по знаку, данному секундантами; пистолеты без шнеллера и не нарезные».
Мелькнуло еще два-три огонька разрозненных избенок. Кое-где на
фоне черного
леса клубился в сыром воздухе дымок, и искры вылетали и гасли, точно таяли во мраке. Наконец последнее жилье осталось сзади. Вокруг была лишь черная тайга да темная ночь.
Повозка стояла на гребне холма. Дорога шла на запад. Сзади, за нами, на светлеющем
фоне востока, вырисовывалась скалистая масса, покрытая
лесом; громадный камень, точно поднятый палец, торчал кверху. Чертов лог казался близехонько.
Лукич бежал, и навстречу ему, зеленея, приближался островок
леса, всё рельефнее выступая на ярко-жёлтом
фоне нивы и мутно-голубом небе.
На этом странном и грозном
фоне зубчатая стена казенного хвойного
леса отчетливо рисовалась грубым, темным силуэтом, а кое-где торчавшие над ней прозрачные круглые верхушки голых берез, казалось, были нарисованы на небе легкими штрихами нежной зеленоватой туши.
По обычаю мудрых холопов,
Мы держалися побольше подкопов
Или рабски за временем шли…)
Некто, слывший по службе за гения,
Генерал Фердинанд
фон дер Шпехт
(Об отводе
лесов для сечения
Подававший обширный проект),
Нам предсказывал бунты народные
(«Что, не прав я?..» — потом он кричал).
В воздухе пахло гарью. Вегетационный период кончился, и чем больше расцвечивались лиственные деревья в яркие осенние тона, тем резче на
фоне их выступали ель и пихта своей темно-зеленой хвоей.
Лес начинал сквозить и все больше и больше осыпал листву на землю.
Куртку из козьего пуха
фон Зайниц заменил коротким драповым пальто на вате. Его сапоги потеряли свой блеск и покрылись грязью…На бледном лице его появился румянец от свежего, влажного ветра. Отношения его и Терезы не вылились еще в определенную форму. Беседы еще не окончились…Тереза чувствовала, что еще «не досказала», и ездила в
лес по-прежнему.
Все ее целомудренное существо привлекало его еще сильнее, чем это было и вчера, и третьего дня, в тени и прохладе
леса, на
фоне зелени и зарумяненных солнцем могучих сосновых стволов.
В окружавших замок Гельмст
лесах разъезжали рейтары фон-Ферзена, наблюдая за появлением русских дружинников.
Под покровом ночи и Павел ползком, после ухода своих преследователей, выбравшись из прибрежных кустов, осторожно прокрался к
лесу, по дороге, указанной ему рейтаром Вальдгуса
фон Ферзена.
В окружавших замок Гельмст
лесах разъезжали рейтары
фон Ферзена, наблюдая за появлением русских дружинников.
Фельдмаршал устроивал тогда переправу в трех местах и, по вызову Паткуля, отряжал его в обход через мрачные
леса Пекгофа (где через столетие должен был покоиться прах одного из великих соотечественников его и полководцев России [Барклая де Толли.]). Узнав о поражении своих, Шереметев посылает им в помощь конные полки
фон Вердена и Боура. Они силятся несколько времени посчитаться с неприятелем; но, видя, что мена невыгодна для них, со стыдом ретируются.
Под покровом ночи и Павел ползком, после ухода своих преследователей, выбравшись из прибрежных кустов, осторожно прокрался к
лесу, по дороге, указанной ему рейтаром Вальдгуса фон-Ферзена.
«Это верно, да! Конечно, одежды будут яркие. Блеклые, усталые тона платьев, годные для буржуазных гостиных, в этих огромных залах сменятся снова одеждами ярко-красочными, как одежды крестьян, дающие такие чудесные пятна на
фоне зеленого луга или
леса».