Неточные совпадения
Взобравшись узенькою деревянною лестницею наверх,
в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом дверь и толстую старуху
в пестрых ситцах, проговорившую: «Сюда пожалуйте!»
В комнате попались всё старые приятели, попадающиеся всякому
в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые
стены, трехугольный шкаф с чайниками и чашками
в углу, фарфоровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на голубых и красных ленточках, окотившаяся недавно кошка, зеркало, показывавшее вместо двух четыре глаза, а вместо лица какую-то лепешку; наконец натыканные пучками душистые травы и гвоздики
у образов, высохшие до такой степени, что желавший понюхать их только чихал и больше ничего.
Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает, глядит, как дурак, выпучив глаза, во все стороны, и не может понять, где он, что с ним было, и потом уже различает озаренные косвенным лучом солнца
стены, смех товарищей, скрывшихся по
углам, и глядящее
в окно наступившее утро, с проснувшимся лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившеюся речкою, там и там пропадающею блещущими загогулинами между тонких тростников, всю усыпанную нагими ребятишками, зазывающими на купанье, и потом уже наконец чувствует, что
в носу
у него сидит гусар.
Но прежде необходимо знать, что
в этой комнате было три стола: один письменный — перед диваном, другой ломберный — между окнами
у стены, третий угольный —
в углу, между дверью
в спальню и дверью
в необитаемый зал с инвалидною мебелью.
Произошло это утром,
в десять часов.
В этот час утра,
в ясные дни, солнце всегда длинною полосой проходило по его правой
стене и освещало
угол подле двери.
У постели его стояла Настасья и еще один человек, очень любопытно его разглядывавший и совершенно ему незнакомый. Это был молодой парень
в кафтане, с бородкой, и с виду походил на артельщика. Из полуотворенной двери выглядывала хозяйка. Раскольников приподнялся.
Затем,
у противоположной
стены, поблизости от острого
угла, стоял небольшой простого дерева комод, как бы затерявшийся
в пустоте.
В большой комнате на крашеном полу крестообразно лежали темные ковровые дорожки, стояли кривоногие старинные стулья, два таких же стола; на одном из них бронзовый медведь держал
в лапах стержень лампы; на другом возвышался черный музыкальный ящик; около
стены,
у двери, прижалась фисгармония,
в углу — пестрая печь кузнецовских изразцов, рядом с печью — белые двери...
— Вам вредно волноваться так, — сказал Самгин, насильно усмехаясь, и ушел
в сад,
в угол, затененный кирпичной, слепой
стеной соседнего дома. Там,
у стола, врытого
в землю, возвышалось полукруглое сиденье, покрытое дерном, — весь
угол сада был сыроват, печален, темен. Раскуривая папиросу, Самгин увидал, что руки его дрожат.
Блестели золотые, серебряные венчики на иконах и опаловые слезы жемчуга риз.
У стены — старинная кровать карельской березы, украшенная бронзой, такие же четыре стула стояли посреди комнаты вокруг стола. Около двери,
в темноватом
углу, — большой шкаф, с полок его, сквозь стекло, Самгин видел ковши, братины, бокалы и черные кирпичи книг, переплетенных
в кожу. Во всем этом было нечто внушительное.
В помещение под вывеской «Магазин мод» входят, осторожно и молча, разнообразно одетые, но одинаково смирные люди, снимают верхнюю одежду, складывая ее на прилавки, засовывая на пустые полки; затем они, «гуськом» идя друг за другом, спускаются по четырем ступенькам
в большую, узкую и длинную комнату, с двумя окнами
в ее задней
стене, с голыми
стенами, с печью и плитой
в углу,
у входа: очевидно — это была мастерская.
Самгин снял шляпу, поправил очки, оглянулся:
у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним, на полу, — старая, истоптанная шкура белого медведя,
в углу — шкаф для платья с зеркалом во всю величину двери;
у стены — два кожаных кресла и маленький, круглый стол, а на нем графин воды, стакан.
Освещая стол, лампа оставляла комнату
в сумраке, наполненном дымом табака;
у стены, вытянув и неестественно перекрутив длинные ноги, сидел Поярков, он, как всегда, низко нагнулся, глядя
в пол, рядом — Алексей Гогин и человек
в поддевке и смазных сапогах, похожий на извозчика; вспыхнувшая
в углу спичка осветила курчавую бороду Дунаева. Клим сосчитал головы, — семнадцать.
У входа
в ограду Таврического дворца толпа, оторвав Самгина от его спутника, вытерла его спиною каменный столб ворот, втиснула за ограду, затолкала
в угол, тут было свободнее. Самгин отдышался, проверил целость пуговиц на своем пальто, оглянулся и отметил, что
в пределах ограды толпа была не так густа, как на улице, она прижималась к
стенам, оставляя перед крыльцом дворца свободное пространство, но люди с улицы все-таки не входили
в ограду, как будто им мешало какое-то невидимое препятствие.
Клим ел, чтоб не говорить, и незаметно осматривал чисто прибранную комнату с цветами на подоконниках, с образами
в переднем
углу и олеографией на
стене, олеография изображала сытую женщину с бубном
в руке, стоявшую
у колонны.
В углу двора, между конюшней и каменной
стеной недавно выстроенного дома соседей, стоял, умирая без солнца, большой вяз,
у ствола его были сложены старые доски и бревна, а на них,
в уровень с крышей конюшни, лежал плетенный из прутьев возок дедушки. Клим и Лида влезали
в этот возок и сидели
в нем, беседуя. Зябкая девочка прижималась к Самгину, и ему было особенно томно приятно чувствовать ее крепкое, очень горячее тело, слушать задумчивый и ломкий голосок.
В углу у стены, изголовьем к окну, выходившему на низенькую крышу, стояла кровать, покрытая белым пикейным одеялом, белая занавесь закрывала стекла окна; из-за крыши поднимались бледно-розовые ветви цветущих яблонь и вишен.
Белые двери привели
в небольшую комнату с окнами на улицу и
в сад. Здесь жила женщина.
В углу,
в цветах, помещалось на мольберте большое зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами деревянный дракон.
У стола — три глубоких кресла, за дверью — широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на
стене, — дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с картины Нестерова «
У колдуна».
В комнате, даже слишком небольшой, было человек семь, а с дамами человек десять. Дергачеву было двадцать пять лет, и он был женат.
У жены была сестра и еще родственница; они тоже жили
у Дергачева. Комната была меблирована кое-как, впрочем достаточно, и даже было чисто. На
стене висел литографированный портрет, но очень дешевый, а
в углу образ без ризы, но с горевшей лампадкой. Дергачев подошел ко мне, пожал руку и попросил садиться.
Обстановка кабинета была самая деловая: рабочий громадный стол занимал середину комнаты,
у окна помещался верстак,
в углу — токарный станок, несколько шкафов занимали внутреннюю
стену.
У стены, напротив стола, стоял низкий турецкий диван,
в углу железный несгораемый шкаф,
в другом — этажерка.
Между окнами стоял небольшой письменный стол,
у внутренней
стены простенькая железная кровать под белым чехлом, ночной столик, этажерка с книгами
в углу, на окнах цветы, — вообще вся обстановка смахивала на монастырскую келью и понравилась Привалову своей простотой.
Комната девушки с двумя окнами выходила
в сад и походила на монашескую келью по своей скромной обстановке: обтянутый пестрым ситцем диванчик
у одной
стены, четыре стула, железная кровать
в углу, комод и шкаф с книгами, письменный стол, маленький рабочий столик с швейной машиной — вот и все.
Отец трепетал над ним, перестал даже совсем пить, почти обезумел от страха, что умрет его мальчик, и часто, особенно после того, как проведет, бывало, его по комнате под руку и уложит опять
в постельку, — вдруг выбегал
в сени,
в темный
угол и, прислонившись лбом к
стене, начинал рыдать каким-то заливчатым, сотрясающимся плачем, давя свой голос, чтобы рыданий его не было слышно
у Илюшечки.
Пошел я
в угол искать и
у стены на Григория Васильевича лежащего и наткнулся, весь
в крови лежит,
в бесчувствии.
У него дома,
в углу на
стене, еще с прошлого года была сделана карандашом черточка, которою он отметил свой рост, и с тех пор каждые два месяца он с волнением подходил опять мериться: на сколько успел вырасти?
Около
стен, по разным
углам постоянно сиживали всякие старухи, приживавшие
у княжны или временно кочевавшие
в ее доме.
Комната,
в которую Стрелов привел Петеньку, смотрела светло и опрятно; некрашеный пол был начисто вымыт и снабжен во всю длину полотняною дорожкой; по
стенам и
у окон стояли красного дерева стулья с деревянными выгнутыми спинками и волосяным сиденьем; посредине задней
стены был поставлен такой же формы диван и перед ним продолговатый стол с двумя креслами по бокам;
в углу виднелась этажерка с чашками и небольшим количеством серебра.
Обитая голубым атласом с желтыми шнурами мягкая мебель, маленький диван с стеганой спинкой, вроде раковины, шелковые тяжелые драпировки, несколько экзотических растений по
углам, мраморные группы
у одной
стены — все это так приятно гармонировало с летним задумчивым вечером, который вносил
в открытую дверь пахучую струю садовых цветов.
Раздвинув осторожно последний куст смородины, Раиса Павловна увидела такую картину:
в самом
углу сада,
у каменной небеленой
стены, прямо на земле сидела Луша
в своем запачканном ситцевом платьице и стоптанных башмаках; перед ней на разложенных
в ряд кирпичах сидело несколько скверных кукол.
В комнате, с тремя окнами на улицу, стоял диван и шкаф для книг, стол, стулья,
у стены постель,
в углу около нее умывальник,
в другом — печь, на
стенах фотографии картин.
В следующей комнате, куда привел хозяин гостя своего, тоже висело несколько картин такого же колорита; во весь почти передний
угол стояла кивота с образами; на дубовом некрашеном столе лежала раскрытая и повернутая корешком вверх книга,
в пергаментном переплете; перед столом
у стены висело очень хорошей работы костяное распятие; стулья были некрашеные, дубовые, высокие, с жесткими кожаными подушками.
В единственной чистой комнате дома, которая служила приемною, царствовала какая-то унылая нагота; по
стенам было расставлено с дюжину крашеных стульев, обитых волосяной материей, местами значительно продранной, и стоял такой же диван с выпяченной спинкой, словно грудь
у генерала дореформенной школы;
в одном из простенков виднелся простой стол, покрытый загаженным сукном, на котором лежали исповедные книги прихода, и из-за них выглядывала чернильница с воткнутым
в нее пером;
в восточном
углу висел киот с родительским благословением и с зажженною лампадкой; под ним стояли два сундука с матушкиным приданым, покрытые серым, выцветшим сукном.
Как всегда,
у стен прислонились безликие недописанные иконы, к потолку прилипли стеклянные шары. С огнем давно уже не работали, шарами не пользовались, их покрыл серый слой копоти и пыли. Все вокруг так крепко запомнилось, что, и закрыв глаза, я вижу во тьме весь подвал, все эти столы, баночки с красками на подоконниках, пучки кистей с держальцами, иконы, ушат с помоями
в углу, под медным умывальником, похожим на каску пожарного, и свесившуюся с полатей голую ногу Гоголева, синюю, как нога утопленника.
Тяжелы были мне эти зимние вечера на глазах хозяев,
в маленькой, тесной комнате. Мертвая ночь за окном; изредка потрескивает мороз, люди сидят
у стола и молчат, как мороженые рыбы. А то — вьюга шаркает по стеклам и по
стене, гудит
в трубах, стучит вьюшками;
в детской плачут младенцы, — хочется сесть
в темный
угол и, съежившись, выть волком.
Наталья, точно каменная, стоя
у печи, заслонив чело широкой спиной, неестественно громко сморкалась, каждый раз заставляя хозяина вздрагивать. По
стенам кухни и по лицам людей расползались какие-то зелёные узоры, точно всё обрастало плесенью, голова Саввы — как морда сома, а пёстрая рожа Максима — железный, покрытый ржавчиной заступ.
В углу, положив длинные руки на плечи Шакира, качался Тиунов, говоря...
Он нанимал комнату
у самого того портного, который столь равнодушно взирал из форточки на затруднение забредшего человека, — большую, почти совсем пустую комнату с темно-зелеными
стенами, тремя квадратными окнами, крошечною кроваткой
в одном
углу, кожаным диванчиком
в другом и громадной клеткой, подвешенной под самый потолок;
в этой клетке когда-то жил соловей.
Пугачев, поставя свои батареи
в трактире Гостиного двора, за церквами,
у триумфальных ворот, стрелял по крепости, особенно по Спасскому монастырю, занимающему ее правый
угол и коего ветхие
стены едва держались.
Священник и дьякон начали облачаться. Принесли кадило, из которого сыпались искры и шел запах ладана и
угля. Зажгли свечи. Приказчики вошли
в залу на цыпочках и стали
у стены в два ряда. Было тихо, даже никто не кашлянул.
— И этого тоже, — спокойно заметил он, сделав длинной рукою широкий круг:
в углах комнаты были нагромождены доски, ящики, всё имело очень хаотичный вид, столярный и токарный станки
у стен были завалены деревом.
Комната женщины была узкая, длинная, а потолок её действительно имел форму крышки гроба. Около двери помещалась печка-голландка,
у стены, опираясь
в печку спинкой, стояла широкая кровать, против кровати — стол и два стула по бокам его. Ещё один стул стоял
у окна, — оно было тёмным пятном на серой
стене. Здесь шум и вой ветра были слышнее. Илья сел на стул
у окна, оглядел
стены и, заметив маленький образок
в углу, спросил...
Околоточный сел за стол и начал что-то писать, полицейские стояли по бокам Лунёва; он посмотрел на них и, тяжело вздохнув, опустил голову. Стало тихо, скрипело перо на бумаге, за окнами ночь воздвигла непроницаемо чёрные
стены.
У одного окна стоял Кирик и смотрел во тьму, вдруг он бросил револьвер
в угол комнаты и сказал околоточному...
Они стояли
в полутёмном
углу коридора,
у окна, стёкла которого были закрашены жёлтой краской, и здесь, плотно прижавшись к
стене, горячо говорили, на лету ловя мысли друг друга.
Они сидели
в лучшем, самом уютном
углу двора, за кучей мусора под бузиной, тут же росла большая, старая липа. Сюда можно было попасть через узкую щель между сараем и домом; здесь было тихо, и, кроме неба над головой да
стены дома с тремя окнами, из которых два были заколочены, из этого уголка не видно ничего. На ветках липы чирикали воробьи, на земле,
у корней её, сидели мальчики и тихо беседовали обо всём, что занимало их.
Старик жил
в длинной и узкой белой комнате, с потолком, подобным крышке гроба. Против двери тускло светилось широкое окно,
в левом
углу у входа маленькая печь, по
стене налево вытянулась кровать, против неё растопырился продавленный рыжий диван. Крепко пахло камфорой и сухими травами.
Тёмные
стены разной высоты окружали двор, над ним медленно плыли тучи, на
стенах разбросанно и тускло светились квадраты окон.
В углу на невысоком крыльце стоял Саша
в пальто, застёгнутом на все пуговицы, с поднятым воротником,
в сдвинутой на затылок шапке. Над его головой покачивался маленький фонарь, дрожал и коптил робкий огонь, как бы стараясь скорее догореть. За спиной Саши чернела дверь, несколько тёмных людей сидели на ступенях крыльца
у ног его, а один, высокий и серый, стоял
в двери.
У первого окна, ближе к авансцене, высокое кресло и столик, на нем раскрытая старинная книга и колокольчик;
в глубине,
в правом
углу, двустворчатая дверь
в большую переднюю;
в левом — дверь
в комнату Мурзавецкого; между дверями печь; на левой стороне,
в углу, дверь
в коридор, ведущий во внутренние комнаты; ближе к авансцене двери
в гостиную; между дверями придвинут к
стене большой обеденный стол.
Юрий спал на мягком ковре
в своей палатке; походная лампада догорала
в углу и по временам неверный блеск пробегал по полосатым
стенам шатра, освещая серебряную отделку пистолетов и сабель, отбитых
у врага и живописно развешанных над ложем юноши...
Он постоял среди двора, прислушиваясь к шороху и гулу фабрики.
В дальнем
углу светилось жёлтое пятно — огонь
в окне квартиры Серафима, пристроенной к
стене конюшни. Артамонов пошёл на огонь, заглянул
в окно, — Зинаида
в одной рубахе сидела
у стола, пред лампой, что-то ковыряя иглой; когда он вошёл
в комнату, она, не поднимая головы, спросила...
Два вечера добивался я: чего недостает мне
в моем
углу? отчего так неловко было
в нем оставаться? — и с недоумением осматривал я свои зеленые, закоптелые
стены, потолок, завешанный паутиной, которую с большим успехом разводила Матрена, пересматривал всю свою мебель, осматривал каждый стул, думая, не тут ли беда? (потому что коль
у меня хоть один стул стоит не так, как вчера стоял, так я сам не свой) смотрел на окно, и все понапрасну… нисколько не было легче!
В углу зажгли маленькую лампу. Комната — пустая, без мебели, только — два ящика, на них положена доска, а на доске — как галки на заборе — сидят пятеро людей. Лампа стоит тоже на ящике, поставленном «попом». На полу
у стен еще трое и на подоконнике один, юноша с длинными волосами, очень тонкий и бледный. Кроме его и бородача, я знаю всех. Бородатый басом говорит, что он будет читать брошюру «Наши разногласия», ее написал Георгий Плеханов, «бывший народоволец».
Это была маленькая комнатка, выходившая своим единственным окном на улицу;
в углу,
у самой двери, стояла небольшая железная кровать, пред окном помещался большой стол, около него два старых деревянных стула — и только. На
стене висел отцветший портрет Гаврилы Степаныча.