Неточные совпадения
Кутейкин. Из
ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да, Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих детей, убоялся бездны премудрости, просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста от всякого учения уволить: писано бо есть, не
мечите бисера пред свиниями, да не попрут его ногами».
В последнем вкусе туалетом
Заняв ваш любопытный взгляд,
Я мог бы пред
ученым светом
Здесь описать его наряд;
Конечно б, это было
смело,
Описывать мое же дело:
Но панталоны, фрак, жилет,
Всех этих слов на русском нет;
А вижу я, винюсь пред вами,
Что уж и так мой бедный слог
Пестреть гораздо б меньше мог
Иноплеменными словами,
Хоть и заглядывал я встарь
В Академический Словарь.
—
Ученых людей этих, профессоров этих самых (вероятно, перед тем говорили что-нибудь о профессорах), — начал Макар Иванович, слегка потупившись, — я сначала ух боялся: не
смел я пред ними, ибо паче всего опасался безбожника.
Между тем китайский
ученый не
смеет даже выразить свою мысль живым, употребительным языком: это запрещено; он должен выражаться, как показано в книгах.
Зося, конечно, давно уже
заметила благородные усилия Половодова, и это еще больше ее заставляло отдавать предпочтение Лоскутову, который ничего не подозревал. Последнее, однако, не мешало ему на всех пунктах разбивать Половодова каждый раз, когда тот делал против него
ученую вылазку. Даже софизмы и самые пикантные bons mots [остроты (фр).] не помогали, а Зося заливалась самым веселым смехом, когда Половодов наконец принужденно смолкал.
И Марья Степановна тоже хороша, — будто ничего не
замечает, какие штучки выкидывает
ученая дочка».
— Мне еще Ляховский говорил о нем, —
заметил Привалов, — впрочем, он главным образом ценит его как философа и
ученого.
— Иду. — Лопухов отправился в комнату Кирсанова, и на дороге успел думать: «а ведь как верно, что Я всегда на первом плане — и начал с себя и кончил собою. И с чего начал: «жертва» — какое плутовство; будто я от
ученой известности отказываюсь, и от кафедры — какой вздор! Не все ли равно, буду так же работать, и так же получу кафедру, и так же послужу медицине. Приятно человеку, как теоретику,
замечать, как играет эгоизм его мыслями на практике».
Мой скромный труд получил от всех такой благосклонный прием, такую высокую оценку, каких я не
смел ожидать]
Ученые натуралисты могут
смело полагаться на мои слова: никогда вероятных предположений не выдаю я за факты и чего не видел своими глазами, того не утверждаю.
Господа
ученые натуралисты думают, что зайчиха ходит сукотна четыре недели, зайчат
мечет от трех до шести и кормит их своим молоком одну неделю.
Отец знает, что
ученый лучше неученого, и сыну известно, что отец это знает, и сын хочет учиться, и все-таки отец запрещает, и сын не
смеет ослушаться!
Князь
заметил, что все эти три дня они вступали иногда друг с другом в длинные разговоры, нередко кричали и спорили, даже, кажется, об
ученых предметах, что, по-видимому, доставляло удовольствие Лебедеву.
По отъезде
ученой экспедиции Пелагея стала
мести залу и готовить к чаю, а Лиза села у окна и, глядя на речную луговину, крепко задумалась. Она не слыхала, как Женни поставила перед нею глубокую тарелку с лесными орехами и ушла в кухню готовить новую кормежку.
— Или опять пятипроцентные, —
замечал третий. — С чего они упали? Как об этом
ученые понимают? А мы просто это дело понимаем. Меняло скупает пятипроцентные: куда он девает? Ему деньги нужны, а он билеты скупает. Дело-то видно, куда они идут: всё в одни руки и идут и оттуда опять к цене выйдут, а казна в стороне.
Не вы,
мол, так дети у вас
ученые будут и всякое себе удовлетворение сделать будут в состоянии.
Я с ним попервоначалу было спорить зачал, что какая же,
мол, ваша вера, когда у вас святых нет, но он говорит: есть, и начал по талмуду читать, какие у них бывают святые… очень занятно, а тот талмуд, говорит, написал раввин Иовоз бен Леви, который был такой
ученый, что грешные люди на него смотреть не могли; как взглянули, сейчас все умирали, через что бог позвал его перед самого себя и говорит: «Эй ты,
ученый раввин, Иовоз бен Леви! то хорошо, что ты такой
ученый, но только то нехорошо, что чрез тебя, все мои жидки могут умирать.
— «Давно мы не приступали к нашему фельетону с таким удовольствием, как делаем это в настоящем случае, и удовольствие это, признаемся, в нас возбуждено не переводными стихотворениями с венгерского, в которых, между прочим, попадаются рифмы вроде «фимиам с вам»; не повестью госпожи Д…, которая хотя и принадлежит легкому дамскому перу, но отличается такою тяжеловесностью, что мы еще не встречали ни одного человека, у которого достало бы силы дочитать ее до конца; наконец, не
учеными изысканиями г. Сладкопевцова «О римских когортах», от которых чувствовать удовольствие и оценить их по достоинству предоставляем специалистам; нас же, напротив, неприятно поразили в них опечатки, попадающиеся на каждой странице и дающие нам право обвинить автора за небрежность в издании своих сочинений (в незнании грамматики мы не
смеем его подозревать, хотя имеем на то некоторое право)…»
— У греков, конечно, не было таких остроумных загадок! —
заметил молодой
ученый. — У них, например, загадывалось: какое существо, рождаясь, бывает велико, в среднем возрасте мало, когда же близится к концу, то становится опять громадным? Когда кто угадывал, того греки украшали венками, подносили ему вина; кто же не отгадывал, того заставляли выпить чашку соленой морской воды.
— Главная соль тут, —
заметил молодой
ученый, — что осиновый кол потому не подействует, что тятенька немец.
Ученым людям заповедь непротивления злу насилием кажется преувеличением и даже неразумием. Если откинуть ее, то будет гораздо лучше, думают они, не
замечая того, что они толкуют вовсе не об учении Христа, а о том, что им представляется таковым.
— После, после, мой друг, после! все это объяснится. Да какой же ты стал молодец! Милый ты мой! А как же я тебя ждал! Хотел излить, так сказать… ты
ученый, ты один у меня… ты и Коровкин. Надобно
заметить тебе, что на тебя здесь все сердятся. Смотри же, будь осторожнее, не оплошай!
Круциферский
заметил, что вопрос о приданом совершенно чужд для него. Негров был доволен собою и думал про себя: «Вот настоящая овца, а еще
ученый!»
Выписки из комедии явятся весьма добросовестно для подтверждения наших суждений; цитаты из разных
ученых книг, начиная с Аристотеля и кончая Фишером, составляющим, как известно, последний, окончательный момент эстетической теории, докажут вам солидность нашего образования; легкость изложения и остроумие помогут нам увлечь ваше внимание, и вы, сами не
замечая, придете к полному согласию с нами.
— Вы сами изволили
заметить, человек я умный и образованный, а
ученого учить — только портить.
У нас идеи — идеями, но если бы теперь, в конце XIX века, можно было взвалить на рабочих еще также наши самые неприятные физиологические отправления, то мы взвалили бы и потом, конечно, говорили бы в свое оправдание, что если,
мол, лучшие люди, мыслители и великие
ученые станут тратить свое золотое время на эти отправления, то прогрессу может угрожать серьезная опасность.
— А так, — прославьтесь на каком-нибудь поприще:
ученом, что ли, служебном, литературном, что и я, грешный, хотел сделать после своей несчастной любви, но чего, конечно, не сделал: пусть княгиня, слыша о вашей славе, мучится, страдает, что какого человека она разлюбила и не сумела сберечь его для себя: это
месть еще человеческая; но ведь ваша братья мужья обыкновенно в этих случаях вызывают своих соперников на дуэль, чтобы убить их, то есть как-то физически стараются их уничтожить!
Краснея, признаюсь, что мне тогда и в голову не приходило «лететь с
мечом на поле брани», но старшие казенные студенты, все через год назначаемые в учители, рвались стать в ряды наших войск, и поприще
ученой деятельности, на которое они охотно себя обрекали, вдруг им опротивело: обязанность прослужить шесть лет по
ученой части вдруг показалась им несносным бременем.
— Какая чудовищная случайность, что он меня отозвал, — сказал
ученый, — иначе я его так бы и не
заметил. Но что это сулит?.. Ведь это сулит черт знает что такое!..
В толпе нищих был один — он не вмешивался в разговор их и неподвижно смотрел на расписанные святые врата; он был горбат и кривоног; но члены его казались крепкими и привыкшими к трудам этого позорного состояния; лицо его было длинно, смугло; прямой нос, курчавые волосы; широкий лоб его был желт как лоб
ученого, мрачен как облако, покрывающее солнце в день бури; синяя жила пересекала его неправильные морщины; губы, тонкие, бледные, были растягиваемы и сжимаемы каким-то судорожным движением, и в глазах блистала целая будущность; его товарищи не знали, кто он таков; но сила души обнаруживается везде: они боялись его голоса и взгляда; они уважали в нем какой-то величайший порок, а не безграничное несчастие, демона — но не человека: — он был безобразен, отвратителен, но не это пугало их; в его глазах было столько огня и ума, столько неземного, что они, не
смея верить их выражению, уважали в незнакомце чудесного обманщика.
Оно как будто не
замечает их и, кажется, ждет применения микроскопа к рассматриванию богатых вкладов русских
ученых в общую сокровищницу науки.
— Ну, брат, —
заметил отец, — перспектива незавидная. Я надеялся, что из него выйдет военный
ученый, а он попросту сказать — куропаточник. Ступай, коли охота берет; будешь от меня получать 300 руб. в год, и отпускаю тебе в услужение сына Васинькиной кормилицы Юдашку, а при производстве пришлю верховую лошадь.
Стихи Озерова, после Сумарокова и Княжнина, так обрадовали публику, что она, восхитившись сначала, продолжала семь лет безотчетно ими восхищаться, с благодарностью вспоминая первое впечатление, — и вдруг, публично с кафедры
ученый педант — чем был в глазах публики всякий профессор —
смеет называть стихи по большей части дрянными, а всю трагедию — нелепостью…
Наполняя литературу указателями,
помещая в журналах указатели, основывая свою
ученую славу на составлении указателей, они
смело будут говорить всей России: вот где истинное
ученое достоинство, — вот где основательные, дельные труды, заслуживающие бессмертия в потомстве!
Государыня
заметила, что не под монархическим правлением угнетаются высокие, благородные движенья души, не там презираются и преследуются творенья ума, поэзии и художеств; что, напротив, одни монархи бывали их покровителями; что Шекспиры, Мольеры процветали под их великодушной защитой, между тем как Дант не мог найти угла в своей республиканской родине; что истинные гении возникают во время блеска и могущества государей и государств, а не во время безобразных политических явлений и терроризмов республиканских, которые доселе не подарили миру ни одного поэта; что нужно отличать поэтов-художников, ибо один только мир и прекрасную тишину низводят они в душу, а не волненье и ропот; что
ученые, поэты и все производители искусств суть перлы и бриллианты в императорской короне: ими красуется и получает еще больший блеск эпоха великого государя.
Правда, следует
заметить, что слова «Щепетильника» относятся не ко всем вообще обличаемым, а только к дурным стихотворцам, следовательно, воззрение г. Афанасьева гораздо шире; но в пользу «Щепетильника» можно привести то обстоятельство, что он на девяносто лет опередил нашего
ученого.
— А теперь по этому слову вас отпустят, — так уговарил меня г. писарь и сказал: — Оно хоть и одинаково слово, да умей только наш брат, писака, кстати его включить, так и покажет за другое. Не в слове сила, а в уменье к месту вклеить его; а это наше дело, мы на этом стоим. Не бойся же, брат, ничего и подписывай
смело. — Такими умными и
учеными доказательствами убедил он меня, наконец, и я, недолго думая, подмахнул и руку приложил.
Не было уже у нас городового «кухаря», как в оное время, при жизни покойников, моих истинных родителей; повара
ученого я у себя не"
мел и за собою жена в приданое не привела…
Ему это могли бы простить, если бы он был
ученый или по крайней мере немец, но как он был простой русский человек — его долго отучали, не раз доставали шестами и бросали навозом и дохлой кошкой, но он ничему не внимал и даже не
замечал, как его тычут.
Не говоря о точке зрения Посошкова, которая, может быть, не совсем удовлетворит требованиям живой народной науки,
заметим здесь только о том, как в этом случае простой здравый смысл русского человека сошелся с результатами, добытыми наконец в многолетних опытах и исследованиях людей
ученых.
— А там и чаще! Пешком уж стал захаживать и подарки носить. А уж я-то на порог сунуться не
смею: вдруг я туда, а генерал там сидит… Убиваюсь… Вот однажды иду с должности мимо одного дома, где студент этот, учитель, квартировал, — жил он во флигелечке, книгу сочинял да чучелы делал. Только гляжу, сидит на крылечке, трубочку сосет. И теперь, сказывают, в чинах уже больших по своей части, а все трубки этой из рта не выпускает… Странный, конечно, народ —
ученые люди…
— Это какой-то посторонний всему — «Скиф в Афинах», —
заметил какой-то
ученый.
Кроме того — нужно
заметить, что болезненное состояние вовсе не способствовало, конечно, полезным открытиям и изысканиям, произведённым этими
учёными.
Требуют, чтобы на все высшие должности назначались их знакомые, на том только основании, что они люди хороших фамилий; но, боже мой, я сам ношу одну из древнейших дворянских фамилий; однако помыслить никогда не
смел получить то место, которое занял теперь Алексей Николаич, сознавая, что он
ученей меня, способнее, и что одним только трудолюбием и добросовестным исполнением своих обязанностей я могу равняться с ним, и в настоящее время за величайшую честь для себя и милость со стороны графа считаю то, что он предложил мне прежнее место Алексея Николаича.
Нам самим случалось говорить с мужиками, помнившими карьеру некоторых известных богачей, вышедших из простонародья; не только преклонения пред богатством, так обыкновенного между нашими просвещенными и «
учеными» людьми, мы не
заметили здесь, но даже встретили очень суровое суждение о средствах необычайного обогащения миллионеров, о которых шла речь.
Тут узнал я, что дядя его, этот разумный и многоученый муж, ревнитель целости языка и русской самобытности, твердый и смелый обличитель торжествующей новизны и почитатель благочестивой старины, этот открытый враг слепого подражанья иностранному — был совершенное дитя в житейском быту; жил самым невзыскательным гостем в собственном доме, предоставя все управлению жены и не обращая ни малейшего внимания на то, что вокруг него происходило; что он знал только
ученый совет в Адмиралтействе да свой кабинет, в котором коптел над словарями разных славянских наречий, над старинными рукописями и церковными книгами, занимаясь корнесловием и сравнительным словопроизводством; что, не имея детей и взяв на воспитание двух родных племянников, отдал их в полное распоряжение Дарье Алексевне, которая, считая все убеждения супруга патриотическими бреднями, наняла к мальчикам француза-гувернера и
поместила его возле самого кабинета своего мужа; что родные его жены (Хвостовы), часто у ней гостившие, сама Дарья Алексевна и племянники говорили при дяде всегда по-французски…
«С первых лет жизни, при самой начальном воспитании, должно приучать к этой борьбе, которая ожидает в нашем обществе каждого порядочного человека!..» — «Наука должна
смело вступить в борьбу против невежества и предрассудков», — говорили лучшие из наших
ученых.
«Странные люди, ей-богу! — подумал он. — Чего ради они напускают на свои лица
ученый колер? Дерут с ближнего втридорога, продают мази для ращения волос, а глядя на их лица, можно подумать, что они и в самом деле жрецы науки. Пишут по-латыни, говорят по-немецки… Средневековое из себя что-то корчат… В здоровом состоянии не
замечаешь этих сухих, черствых физиономий, а вот как заболеешь, как я теперь, то и ужаснешься, что святое дело попало в руки этой бесчувственной утюжной фигуры…»
— А, слышь, — отвечал Семен Иванович, — бредит дурак, пьянчужка бредит, пес бредит, а мудрый благоразумному служит. Ты, слышь, дела ты не знаешь, потаскливый ты человек,
ученый ты, книга ты писаная! А вот возьмешь, сгоришь, так не
заметишь, как голова отгорит, вот, слышал историю?!
В особенности удивлялся он слепоте тех ложных
ученых, которые не сознают, что человеческий ум не может проникнуть в эти тайны. — Потому-то, — говорил он, — все эти люди, воображающие, что
смеют толковать о них, далеко не сходятся в своих основных мнениях, и когда послушаешь их всех вместе, то кажется, что находишься среди сумасшедших. И действительно, какие отличительные признаки несчастных, одержимых безумием? Они боятся того, в чем нет ничего страшного, и не страшатся того, что действительно опасно.
Я сейчас нахмуриваюсь по-ученому и молча показываю на кресло:
ученым,
мол, людям некогда разговаривать.