Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой
отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет
у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь
учиться захочет.
Ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел
учиться, а душа его была переполнена жаждой познания. И он
учился у Капитоныча,
у няни,
у Наденьки,
у Василия Лукича, а не
у учителей. Та вода, которую
отец и педагог ждали на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.
Он был сыном уфимского скотопромышленника,
учился в гимназии, при переходе в седьмой класс был арестован, сидел несколько месяцев в тюрьме,
отец его в это время помер, Кумов прожил некоторое время в Уфе под надзором полиции, затем, вытесненный из дома мачехой, пошел бродить по России, побывал на Урале, на Кавказе, жил
у духоборов, хотел переселиться с ними в Канаду, но на острове Крите заболел, и его возвратили в Одессу. С юга пешком добрался до Москвы и здесь осел, решив...
Штольц был немец только вполовину, по
отцу: мать его была русская; веру он исповедовал православную; природная речь его была русская: он
учился ей
у матери и из книг, в университетской аудитории и в играх с деревенскими мальчишками, в толках с их
отцами и на московских базарах. Немецкий же язык он наследовал от
отца да из книг.
— Слава Богу — лучше всего,
учитесь. А отучитесь, на службу поступите, жалованье будете получать. Не все
у отца с матерью на шее висеть. Ну-тко, а в которой губернии Переславль?
— Нехорошо, Варя, лениться.
Учитесь, дети,
учитесь! Не бог знает, какие достатки
у отца с матерью! Не ровен час — понадобится.
Я божию матерь на помощь звала,
Совета просила
у бога,
Я думать
училась:
отец приказал
Подумать… нелегкое дело!
Андрюша Брусков, напр., по фабрике
у отца — первый; для этого надо же ему было хоть посмотреть на что-нибудь, если уж не
учиться систематически, как следует.
Твой дядя [Так называла Аннушка Пущина своего
отца лично и в письмах — до самой его кончины.] заранее радуется, когда опять тебя увидит. К тому времени ты все-таки будешь хорошо знать, что я, старик, буду
у тебя снова
учиться.
Если меня убьют или прольют мою кровь, неужели она перешагнет через наш барьер, а может быть, через мой труп и пойдет с сыном моего убийцы к венцу, как дочь того царя (помнишь,
у нас была книжка, по которой ты
учился читать), которая переехала через труп своего
отца в колеснице?
— Это? Это — фисгармония.
Отец купил за четвертную, для меня… «Вот, говорит,
учись. А потом, хорошую куплю, говорит, поставим в трактире, и будешь ты для гостей играть… А то-де никакой от тебя пользы нет…» Это он ловко рассчитал — теперь в каждом трактире орган есть, а
у нас нет. И мне приятно играть-то…
Был еще
у Маякина сын Тарас, но имя его не упоминалось в семье; в городе было известно, что с той поры, как девятнадцатилетний Тарас уехал в Москву
учиться и через три года женился там против воли
отца, — Яков отрекся от него.
— Поди ж ты! Как будто он ждет чего-то, — как пелена какая-то на глазах
у него… Мать его, покойница, вот так же ощупью ходила по земле. Ведь вон Африканка Смолин на два года старше — а поди-ка ты какой! Даже понять трудно, кто кому теперь
у них голова — он
отцу или
отец ему?
Учиться хочет exать, на фабрику какую-то, — ругается: «Эх, говорит, плохо вы меня, папаша, учили…» Н-да! А мой — ничего из себя не объявляет… О, господи!
Вершинин. Да.
Учился в Москве и начал службу в Москве, долго служил там, наконец получил здесь батарею — перешел сюда, как видите. Я вас не помню, собственно, помню только, что вас было три сестры. Ваш
отец сохранился
у меня в памяти, вот закрою глаза и вижу как живого. Я
у вас бывал в Москве…
Она была воспитана по-старинному, т. е. окружена мамушками, нянюшками, подружками и сенными девушками, шила золотом и не знала грамоты;
отец ее, несмотря на отвращение свое от всего заморского, не мог противиться ее желанию
учиться пляскам немецким
у пленного шведского офицера, живущего в их доме.
Семи лет Илья начал
учиться грамоте
у попа Глеба, но узнав, что сын конторщика Никонова
учится не по псалтырю, а по книжке с картинками «Родное слово», сказал
отцу...
С великим трудом, голодая, как бездомная собака, он, вопреки воле
отца, исхитрился окончить гимназию и поступить в университет, но
у него обнаружился глубокий, мягкий бас, и ему захотелось
учиться пению.
Была
у меня сестра, гимназистка, весёлая, бойкая, со студентами знакомилась, книжки читала, и вдруг
отец говорит ей: «Брось
учиться, Лизавета, я тебе жениха нашёл».
Тебе, царевич, суждена
Блистательнее доля. Ты стоишь
Близ своего
отца, чтоб
у него
Державою
учиться управлять,
Как те князья, которые отвсюду
Съезжалися в испанский стан,
учитьсяУ Спинолы,
у пармского вождя,
Как управлять осадою.
Марья Ивановна. Хуже всего то, что он не занимается больше детьми. И я должна все решать одна. А
у меня, с одной стороны, грудной, а с другой — старшие, и девочки и мальчики, которые требуют надзора, руководства. И я во всем одна. Он прежде был такой нежный, заботливый
отец. А теперь ему все равно. Я ему вчера говорю, что Ваня не
учится и опять провалится; а он говорит, что гораздо лучше бы было, чтобы он совсем вышел из гимназии.
Марья Сергеевна(очень оскорбленная последними словами). А, так это, значит, я унижу вас; но только вы ошибаетесь, кажется, в этом случае!.. Ты хоть и чиновен, но
отец твой все-таки был пьяный приказный, а мой
отец генерал-лейтенант! Братья мои тоже генерал-майоры! Ты вот по-французски до сих пор дурно произносишь и на старости лет должен
учиться у француза; а я по-французски лучше говорю, чем по-русски, и потому воспитанием моим тоже не унижу тебя!
Лизавета Ивановна. Знаете ли, Андрей Титыч, я вас научу. Когда вы заметите, что ваш
отец в хорошем расположении духа, вы ему откровенно и выскажите все: что вы чувствуете, что
у вас есть способности, что вы
учиться хотите.
Нет, со священниками (да и с академиками!)
у меня никогда не вышло. С православными священниками, золотыми и серебряными, холодными как лед распятия — наконец подносимого к губам. Первый такой страх был к своему родному дедушке,
отцову отцу, шуйскому протоиерею о. Владимиру Цветаеву (по учебнику Священной истории которого, кстати,
учился Бальмонт) — очень старому уже старику, с белой бородой немножко веером и стоячей, в коробочке, куклой в руках — в которые я так и не пошла.
Меньшой сын, как узнал, что
у него ничего не будет, ушел в чужие страны и выучился мастерствам и наукам, а старший жил при
отце и ничему не
учился, потому что знал, что будет богат.
— Я вырасту, Павла Артемьевна! А уж тянет меня туда-то, и сказать не могу, как тянет. Так бы век в тишине монастырской и прожила. За вас бы молилась… В посте… на ночных бдениях… — возразила, внезапно сживаясь, Соня. —
У бабушки моей есть монашка знакомая… Она еще в детстве все к бабушке приставала, просила все меня в послушание к ней отдать в обитель… Совсем к себе на воспитание брала… А
отец не отдал… Сюды определил… Велел
учиться.
Сорбонна была настолько еще в тисках старых традиций, что в ней не было даже особой кафедры старого французского языка. И эту кафедру, заведенную опять-таки в College de France, занимал ученый, в те годы уже знаменитый специалист Paulin Paris,
отец Гастона, к которому перешла потом кафедра
отца.
У него впоследствии
учились многие наши филологи и лингвисты. Именами вообще College de France щеголял сравнительно с древней Сорбонной.
В гимназии Митька
учился лет пять и был умен не по годам: летом, бывало, на побывку приедет, — на что
у нас пятницкой протопоп
отец Никанор, и тот с ним не связывайся: в пух загоняет, да все ведь по-латынски…
А там
у меня был двоюродный брат, который лудил посуду и делал жестянки. Понятно, я нанялся к нему в подмастерья, так как жить мне было нечем, ходил я босиком и оборванный… Думал так, что днем буду работать, а ночью и по субботам
учиться. Я так и делал, но узнала полиция, что я без паспорта, и отправила меня по этапу назад к
отцу…
— Да, да, — Диана, и даже ходит одна с огромным псом. И притом, она умна… и даже, кажется, что-то пишет… И вот именно об искусстве… Она тоже живописец и
училась у Каульбаха. Но, главное,
отец в ней не слышит души, и она очень своевольна. Но, надеюсь, я здесь хозяин и могу кое-что сделать. Хочешь, я ее за тебя посватаю?