В этом сборнике биографических очерков известный российский историк и историограф профессор В.А.Бердинских преследовал цель выделить живые черточки из жизни и профессиональной деятельности историков прошлого. Между тем нам интереснее сегодня не что и когда написал историк (сухой шелест его страниц), а как он жил и работал. Данных об этом сохранилось немного. Попробуем все же во многих десятках кратких биографических очерков выделять хотя бы одну-две живые личностные черточки ушедших людей, в коих отразился век, ремесло историка, людская натура. Хронологически автор обратился к XVIII – первой половине XX века, поскольку оценки и значение историков той эпохи в значительной мере уже отстоялись. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Биографический словарь русских историков предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Краткий биографический словарь русских историков XVIII — первой половины ХХ века
(29.03.1817–07.12.1860) — литератор, историк, славянофил.
Сын писателя С. Т. Аксакова. Родился в родовом поместье Ново-Аксаково Бугурусланского уезда Оренбургской губернии, описанном в сочинениях отца. «Со львиною физиономиею, силач, горлан, открытый, добродушный и не без дарований… но что делало его нестерпимым, так это крайнее самолюбие и упорство в мнениях, для поддержания которых он средств не разбирал», — писал о нем его современник историк С. М. Соловьёв. В 1835 году окончил историко-филологический факультет Московского университета (словесное отделение). Семья жила в Москве с 1826 года. Определяющим в жизни семьи, по выражению Б. Н. Чичерина, «был доведенный до крайности патриотизм». Старая отличная русская жизнь с прочными семейными устоями, горячим благочестием и живой умственной средой воспитала дух и мысль К. С. Он имел двух братьев (Иван стал также известным славянофилом) и пять сестер, «замечательно некрасивых». Лишь одна из них вышла замуж. Более всего сын учился у отца благоговейному отношению к родной старине.
Кружок Н. В. Станкевича, увлечение Гегелем, дружба с Н. В. Гоголем, сотрудничество в журналах — таковы вехи его умственного развития. Стоит отметить, что в своих литературных и исторических трудах Аксаков оставался увлеченным дилетантом. Ему не было нужды трудиться из-за куска хлеба, семья была обеспеченной. Лето, по едкому воспоминанию С. М. Соловьёва, он проводил с удочкой у пруда, а зиму «в Москве, с утра до вечера разъезжал по гостям или принимал у себя гостей: Аксаковы жили очень открыто, хлебосольно…». Магистерская диссертация К. С. именовалась «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка» (М., 1846).
Рецензии, статьи, рассуждения по русской истории К. С. Аксакова, лидера славянофильского кружка 1850-х годов, проникнуты одной, довольно здравой и злободневной по сей день мыслью. «Русская история, — писал он в статье “О русской истории”, — отличается от западноевропейской и от всякой другой истории. Ее не понимали до настоящего времени, потому что приходили к ней с готовыми историческими формами, заимствованными у Запада, и хотели ее туда насильно втискать, потому что хотели ее учить, а не у нее учиться…»
Идеализация старой, допетровской Руси, критика С. М. Соловьёва, стремление проникнуть в народное начало русской истории — в этом сущность ряда статей К. С. Аксакова. Фанатизм привел его к внешнему подражанию старой Руси: он отрастил бороду (все дворяне ее брили), носил сапоги и русскую рубашку.
Особенно доставалось от Аксакова западнику С. М. Соловьёву. Труд С. М. Соловьёва, разумно считал Аксаков, это механический труд, это не «история», так как в ней нет ни объяснения, ни критики, только постоянное оправдание, где мерилом истины является всякая последняя идея. Спорить затруднительно. Довольно цельное философское представление К. С. о прошлом Руси, его движущих силах не вылилось в какой-либо обобщающий труд. Идеализация общины, Земли (как народа), горячая любовь ко всему русскому, периодизация нашей истории по столицам: Киевский, Владимирский, Московский периоды — все это было благосклонно принято частью общества и затем идейно востребовано народниками. Противостояние Земли (народа) и Государства (власти) — нерв истории Руси. Многие афоризмы Аксакова поражают и сегодня: «Русская история имеет значение всемирной исповеди. Она может читаться как жития святых»; «Москва вырабатывает русскую мысль»; «Колесо русской истории оборачивается в 150 лет»; «Хоровое чувство Земли, личность как фальшивая нота в хоре». Интуитивное и чувственное восприятие истории, очень ценное по глубине.
Талант историка и филолога К. С. Аксакова тесно связан с общественным движением 1840–1850-х годов накануне великих реформ, осмыслением возможных путей развития России. Его исторические сочинения составили первый том его собрания сочинений (М., 1861).
Смерть отца (1859) после долгой и мучительной болезни тяжело поразила К. С. Аксакова. Он утратил интерес к жизни, заболел скоротечной чахоткой (туберкулезом) и поехал по совету врачей лечиться на остров Зант (Греческий архипелаг), где и умер.
(27.08.1843–04.06.1923) — антрополог, географ, этнолог и археолог.
Родился в Петербурге в семье ветерана наполеоновских войн, выслужившего дворянство (выходец из вятского духовенства). Мать, дочь костромского крестьянина, получила образование в пансионе. Д. Н. — младший из шестерых детей (выжили двое). Мать умерла, когда ему было 13 лет, отец — когда было 14. После гимназии (1860) поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, но по болезни (зачатки чахотки) через год уехал лечиться за границу (Рим, Гейдельберг). В 1863 году поступил на естественное отделение Московского университета. Изучал зоологию и антропологию. По окончании (1867) продолжил научную работу. С 1873 года — магистр зоологии. В 1876 году по рекомендации профессора А. П. Богданова командирован на 2,5 года за границу для подготовки к профессорскому званию по кафедре антропологии. С 1880 года — приват-доцент Московского университета, с 1884 года — профессор. В 1890 году стал доктором географии honoris causa в своем университете из уважения к его многочисленным трудам.
Он впервые в России организовал университетское преподавание антропологии и землеведения. На основе материалов Антропологической выставки (1879) создал при университете замечательный Антропологический музей (с экспозициями по археологии и этнографии). После устроенной им в 1892 году географической выставки создал обширный Географический музей.
Замечательный деятель неофициальной науки в крупнейших научных обществах России: товарищ председателя МАО с 1888 года, президент Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. С 1896 года — академик Императорской академии наук. Один из создателей журналов «Этнографическое обозрение» (1889), «Землеведение» (1894), «Русский антропологический журнал» (1900) и газеты «Русские ведомости» (1883). Член множества русских и зарубежных научных обществ. Антропологию Д. Н. понимал широко: как совокупность всех естественно-исторических сведений о человеке.
Труды его, особенно по археологии и этнографии, не утратили своей ценности и по сей день. Оригинально его исследование об айнах. Историзм и комплексное применение данных антропологии, археологии, этнографии, других наук характерны для лучших работ ученого: «О древних искусственно деформированных черепах, найденных в России» (1887), «Лук и стрелы: археолого-этнографический этюд» (1887), «О географическом распределении роста мужского населения России… за 10 лет» (1889, золотая медаль РГО), «Сани, ладья и кони как принадлежности похоронного обряда» (1890, золотая медаль РАО), «К истории ознакомления с Сибирью до Ермака» — и других. Анучин — создатель географической школы Московского университета. Его исследования на стыке наук вокруг истории уникальны. Из более чем 440 его учтенных научных и публицистических работ сохранили конкретно-историческое значение, то есть какую то живинку довольно многие.
(13.07.1889–02.09.1958) — историк и краевед.
Родился в дворянской семье в усадьбе Софиевка Уманского уезда Киевской губернии. Его отец — в 1890-е годы директор Никитского ботанического сада (ум. 1897). В 1908 году переезжает с матерью из Киева в Петербург. Еще в 7 лет мальчик твердо решил стать историком. В 1909–1915 годах он — студент-историк Петербургского университета. Ученик, а затем друг профессора И. М. Гревса. Оставлен на кафедре всеобщей истории для приготовления к профессорскому званию. Активно занимался в семинарах Гревса (изучение средневекового города), с которым Н. П. связала теснейшая личная дружба на тридцать с лишним лет.
В 1914 году Анциферов женился на Татьяне Николаевне Обручевой (1890–1929) — своей знакомой еще по Киеву. После университета преподает в гимназиях, детально разрабатывает свой знаменитый экскурсионный метод. Кроме экскурсий по Петрограду, он возил учеников в Москву, Новгород и Псков.
Участвует в работе общества «Старый Петербург». 1920-е годы — взлет краеведения в стране и пик активной жизни Н. П. С 1921 года по инициативе И. М. Гревса открыт Петроградский научно-исследовательский экскурсионный институт. Это — главное место работы историка. Летом блестяще организует экскурсионную работу в Царском Селе. После ликвидации экскурсионного института с 1924 года — сотрудник Петроградского отделения Центрального бюро краеведения (ЦБК), много ездит по России с лекциями. Научные труды краеведа тесно связаны с его просветительской работой. За 1920-е годы он опубликовал 15 брошюр и книг, 29 статей по экскурсионному делу, краеведению и градоведению. Петербург — главный герой его работ. Город им рассмотрен как «целостный культурно-исторический организм», а не механический набор памятников.
Его главная книга «Душа Петербурга» издана в 1922 году. Работа над ней начата осенью 1919 года, в разгар войны и голода, после гибели двух детей автора. Это — итог градоведческих изысканий историка в семинарах Гревса и экскурсионном институте. Н. П., единственный из современников, пытался постичь город как синтез материально-духовных ценностей. Это глубокое прозрение. В форме историко-культурных экскурсий написаны его небольшие книги — «Петербург Достоевского», «Быль и миф Петербурга». С 1924 года он живет с семьей в Детском Селе (в 1920, 1924 годах у него родились сын и дочь), проводит там экскурсии и издает книги «Детское Село» (1927), «Окрестности Ленинграда. Путеводитель» (1927). С конца 1920-х годов. советская власть начинает ограничивать и притеснять деятельность краеведческих организаций.
Весной 1929 года Анциферов арестован ГПУ по делу религиозного кружка «Воскресение» и отправлен на три года в Соловки. В этом году скончалась от туберкулеза его жена. В 1930 году Анциферова «подключили» к «Академическому делу», привезли в Ленинград на повторное следствие и дали еще два года лагерей (Беломоро-Балтийский канал). В 1933 году был освобожден и уехал работать в Москву, опасаясь нового ареста. Дети его живут с сестрой жены. В 1934–1935 годах — сотрудник водного отдела Музея коммунального хозяйства, с 1936 года — Литературного музея. Повторно женился. В 1937 году арестован и получил восемь лет лагерей. Благодаря хлопотам друзей и первой «бериевской амнистии» дело в 1939 году пересмотрено и Н. П. освобожден. Вновь работает в Литературном музее благодаря В. Д. Бонч-Бруевичу (1940–1956). Организует выставки русских писателей XIX века, выпускает 8 книг и около 40 статей. В 1944 году защитил кандидатскую диссертацию в ИМЛИ «Проблемы урбанизма в русской художественной литературе».
Сын его погиб в блокадном Ленинграде, дочь угнана в Германию (впоследствии жила в США). Очень много занимался пушкинистикой. Потеряв семью, все свои чувства перенес на любимый город — Петербург. Он обладал особым даром видения города. К 1958 году историк завершил свои очень искренние и эмоциональные мемуары «Путь моей жизни» и вскоре скончался в Москве.
(01.01.1834–26.08.1882) — историк.
Окончил Казанскую духовную академию (1858). Большое влияние на него имели научные взгляды и народнические симпатии А. П. Щапова. Защитил магистерскую диссертацию «Промышленность Древней Руси» (СПб., 1866), написал более 30 работ по истории, археологии, этнографии России: «Московские смуты в правление царевны Софьи Алексеевны» (Варшава, 1871), «Об историческом значении русских разбойничьих песен» (Воронеж, 1875), «А. П. Щапов: жизнь и сочинения» (СПб., 1883).
Историк-областник, активно изучавший российскую провинцию. Преподавал в Казанском (1867–1869), Варшавском (1869–1873), Харьковском (1873–1875) университетах и Нежинском историко-филологическом институте (1875–1882).
(13.12.1902–17.02.1978) — археолог.
Родился в Санкт-Петербурге в семье ботаника, участника революционного движения. С детства обладал феноменальной памятью, позволявшей запоминать множество событий, фактов, имен, мог цитировать наизусть пространные тексты. Например, знал всех депутатов четырех Государственных дум Российской империи. Окончил факультет общественных наук МГУ (1925). Кандидатская диссертация — «Курганы вятичей» (РАНИОН, 1929). Докторская — «Древнерусские миниатюры как исторический источник» (МГУ, 1940). Один из основоположников археологии Средневековой Руси.
Сотрудник Государственного исторического музея (1925–1929). Ассистент (1927), доцент (1929–1936), профессор (1937), заведующий кафедрой археологии (1939–1978), декан исторического факультета (1952–1957) МГУ. Не произносил ряд звуков, что не мешало ему быть хорошим лектором. Знал по именам всех студентов, у которых когда-либо принимал экзамены. Научный сотрудник, заведующий сектором полевых исследований Института истории материальной культуры (Института археологии) АН СССР (1931–1960). Начальник Новгородской археологической экспедиции (1929–1962). Под его руководством в Новгороде была найдена первая берестяная грамота. С тех пор берестяные грамоты — ключевой источник по истории Средневековой Руси, отражающий политическую историю, повседневную жизнь, ментальность людей, развитие русского языка и т. д. На данный момент их обнаружено более тысячи. Благодаря берестяным грамотам выдающийся лингвист А. А. Зализняк доказал подлинность «Слова о полку Игореве» (показал, что «Слово» могли подделать, только зная язык берестяных грамот, а в XVIII веке они были неизвестны). Новгородскую экспедицию сейчас возглавляет ученик Арциховского — В. Л. Янин. А.В. был главным редактором журнала «Советская археология» (1957–1978). Член-корреспондент АН СССР (1960). Обладал феноменальной памятью на прочитанные тексты.
Автор первых советских пособий и учебников по археологии: «Введение в археологию» (издавался — 1938, 1940, 1941, 1947), «Основы археологии» (издавался — 1950, 1954, 1955). Ярко выраженный фактограф, что отразилось и в его учебнике, который недоброжелатели критиковали в годы борьбы с «буржуазным объективизмом» (1948–1949) за «вещеведение». Оставил не так много научных трудов как мог бы, поскольку любимым занятием было читать книги, а не писать. Много сделал для отстаивания самостоятельного статуса археологии в системе исторических дисциплин.
(06.01.1694–10.02.1738) — первый историк-профессионал в стенах АН.
Он родился в Кёнигсберге в бедной семье учителя живописи. Чтение римских классиков, изучение древнееврейского языка, истории церкви и литературы, философии, постоянное чтение в публичной библиотеке — характерные черты развития научного таланта в то время. Обучение в Кёнигсбергском университете. Самообразование стало главной школой Байера. Постепенно формируется ученый-ориенталист с огромным природным талантом и чутьем в науке.
В 1715 году он написал диссертацию о словах на кресте Христа и успешно ее защитил. Невероятные способности к языкам быстро делают его полиглотом. Но конек его — восточные языки.
При предложении места в АН Байеру предоставили свободно выбирать кафедры древностей, или восточных языков, или истории, или звание историографа ее императорского величества. Он выбрал две первые кафедры и по контракту должен был получать ежегодно 600 рублей в год с казенной квартирой, отоплением и освещением.
6 февраля 1726 года ученый прибыл в Петербург. Став русским академиком, он как устоявшийся уже ученый продолжал направление своих ранних востоковедческих исследований. Россия прельщала его своей близостью к Китаю. Но изобилия китайских рукописей здесь не оказалось. Хотя ему посчастливилось побеседовать с живыми китайцами, прибывшими с посольством.
Великим благом для ученого стало покровительство ему вначале Феофана Прокоповича (большого любителя ученых), а затем вице-канцлера А. Остермана. Байер изучает маньчжурскую и монгольскую литературу, учит с индусом Зонгбаром санскрит. Русский язык (как и другие славянские) его совершенно не интересовал, поэтому он не стал его учить.
Исследования Байера, опубликованные на латыни в академических «Комментариях» (исторический отдел при его жизни заполнялся им целиком), посвящены восточным древностям, часто лишь косвенно связанным с началами русской истории до IX века. События после IX века не интересовали Байера вовсе. Знание скандинавских и древних языков позволило ученому проделать масштабную работу по изучению иностранных (византийских и латинских источников, саг) свидетельств о начале Руси. От истории киммерийцев он переходил к изысканиям в области скифской истории: «О происхождении… скифов», «Древняя скифская хронология», «О первом походе русских на Константинополь» и другие. Своим сочинением «О варягах» Байер прославился много после смерти, став, некоторым образом, отцом норманнской теории. Байер в силу своего широчайшего кругозора обработал огромный круг иностранных источников (не посильных в ту эпоху разом более никому) и определил место истоков Руси в мире с точки зрения ее соседей. Заметим, что до IX века это единственные письменные свидетельства о Руси византийцев, арабов, немцев, скандинавов…
Существенные доводы Байера в пользу норманнского происхождения варягов и «руси» не утратили своего значения и по сей день. Неимоверная политизация этой темы уже в середине XVIII века далеко увела ее от науки, чему сам Байер был совершенно чужд. Очень жаль, что русская история сама по себе не входила в круг научных интересов этого ученого.
Внешняя сторона жизни ученого в Петербурге была довольно суетна и обременена многими заботами и поручениями, а также враждой со всесильным в академии Шумахером. В силу политического неприятия советской наукой идей норманизма в ХХ веке жизнь и труды Байера фактически не использовались и не исследовались.
В 1730-е годы ученый, недовольный самовластием Шумахера, неоднократно пытался уехать на родину. Наконец в 1737 году он уволился из АН и отправил в Кёнигсберг свою замечательную библиотеку, состоявшую, по словам современников, «из превосходных и редких книг». Сам же он решил с семьей (у него было двое сыновей и несколько дочерей) перезимовать в Петербурге, но неожиданно заболел горячкой и в феврале 1738 года умер.
Дальнейшее развитие немецкой школы русской историографии связано с именами Г. Ф. Миллера и А. Шлёцера, а также ряда других менее известных ученых. Но научная методика Байера — сами академические идеи развития науки — оказала существенное влияние на формирование русской историографии.
(03.11.1869–19.08.1930) — востоковед.
Родился в Петербурге в лютеранской семье биржевого маклера, выходца из Риги. Окончил гимназию с золотой медалью (1887), в 1887–1891 годах — студент-востоковед Петербургского университета. Во время учебы увлекся историей и культурой Средней Азии. Оставлен в магистратуре. 1891–1892 годы провел за границей. С 1896 года — приват-доцент. В 1897–1901 годах — хранитель минц-кабинета (кабинет, в котором хранятся монеты и медали). В 1898 году защитил магистерскую диссертацию «Туркестан в эпоху монгольского нашествия» (Ч. 1), за вторую часть этой работы в 1900 году (уникально быстро) стал доктором истории Востока. С 1901 года — профессор университета, с 1910 года — член-корреспондент АН, с 1913 года — ординарный академик. Был в экспедициях в Средней Азии, на Кавказе, в Турции и Египте. С 1912 года — редактор журнала «Мир ислама». Сотрудничал с РГО и РАО. Огромная эрудиция, знание восточных языков, умение глубоко и масштабно мыслить позволили написать ему более 200 работ по истории, географии, культуре и религии народов Среднего и Ближнего Востока.
Бартольд впервые в мировой науке, опираясь на многочисленные известные и неизвестные первоисточники, провел систематическое изучение истории Средней Азии как особого региона. Оригинальный исламовед: «Ислам» (1918), «Культура мусульманства» (1918), «Мусульманский мир» (1922), «Коран и море» (1925). Здесь он мастер толкования восточных текстов. Очень необычна его книга «Халиф и султан», где сделан анализ представлений о передаче духовной власти от халифа к султану. Тщательно изучал он известия арабских авторов о славянах. Его капитальный труд «История изучения Востока в Европе и России» (1911, 1925) не утратил свой ценности. Ряд его книг переведен за рубежом. После 1917 года возглавлял Коллегию востоковедов, был товарищем председателя ГАИМК — Н. Я. Марра. Последний с симпатией писал о нем в некрологе: «Человек стойких, прочных привязанностей в отвлеченной науке, так же как в повседневной жизни и семейной. Добродушнейшего Василия Владимировича везде боялись как огня: искренность поддержит… фальши никому не спустит… в старом быту был труден, отнюдь не приятен, общественно одинок, без круга друзей. <…> Его некрологи никогда не обходились без “но”: смерть не меняла его прямоты в суждениях». В конце 1920-х годов В. В. участвовал в работе комиссии по переводу письменности ряда народов страны с арабской основы на латинскую. Издано собрание сочинений выдающегося востоковеда.
(26.09.1882–08.03.1950) — историк.
Родился в Москве в старинной и богатой купеческой семье Замоскворечья. До 12 лет получил хорошее домашнее образование, затем — лицей цесаревича Николая с классическим образованием, который окончил с золотой медалью, и с 1900 года — Московский университет. Студент-историк после отъезда Виноградова увлекся русской историей под влиянием В. О. Ключевского. Оставлен в магистратуре (1904), научным наставником С. В. стал М. К. Любавский. Политикой не интересовался. Но десять лет, с 1908 по 1918 год, Бахрушин — гласный Московской городской думы. Успех обеспечила фамилия. С. В. занимался там вопросами образования и сирот.
Целыми днями молодой историк просиживал над книгами в Румянцевской библиотеке. Контакты с научным руководителем М. К. Любавским, занимавшим должность ректора Московского университета, были формальны из-за занятости научного руководителя. Полезно для него общение с Д. М. Петрушевским и Н. П. Павловым-Сильванским. Модная для того времени тема влияния экономики на развитие общества все больше занимает его. С 1909 года С. В. — приват-доцент Московского университета. Молодого историка в мир архивных документов и свое богатое личное собрание копий документов ввел С. Б. Веселовский в 1910 году.
Именно он в архиве МЮ указал Бахрушину на огромное (в несколько тысяч листов) собрание документов города Мангазеи 1630–1631 года. Материалы Сибирского приказа оказались почти нетронуты. Историк нашел свою тему и научное счастье. «Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа» (4 части. 1895–1902) Н. Оглоблина стало для него ориентиром.
От русских летописей С. В. перешел к исследованию сибирских. Семья очень состоятельна. В 1916 году вышла первая его сибирская статья «Туземные легенды в “Сибирской истории” Ремезова». 1917 год подстегнул интерес С. В. к московскому мятежу 1648 года. Революция и Гражданская война перевернули его жизнь. Время не поддавалось объяснению. Доходы утеряны, он вынужден искать заработок. Пришлось работать в нескольких местах. С 1918 года он профессор Московского университета, где все еще сильны дореволюционные традиции. Одновременно Бахрушин — помощник Ю. В. Готье в Румянцевской библиотеке, где разбирал и описывал огромные поступления конфискованных книг. С 1924 года он сотрудник Института истории РАНИОН (директор Д. М. Петрушевский), участник краеведческого движения (москвовед). Либерал и позитивист, со второй половины 1920-х годов сознательно сотрудничает с советской властью. Все же марксистом в науке Бахрушин не стал.
Чтение лекций по истории Сибири систематизировало знания историка. Его первая большая книга — «Очерки по истории колонизации Сибири в XVI–XVII веках» (1928) — печаталась в течение четырех лет (не было денег на издание). Она стала прорывом в своей области и была встречена учеными очень одобрительно. Бахрушин запланировал серию монографий по истории Сибири (им собран очень большой архивный материал). Вторая книга — «Сибирские инородцы в XVI–XVII веках» — также была готова в 1920-е годы, но не вышла. Господство М. Н. Покровского и социологизма в исторической науке имело глубокие корни. Последний желал овладеть и академической наукой. Зимой 1930 года С. В. арестовали с группой московских и ленинградских историков по «Академическому делу» и доставили в тюрьму Ленинграда. В августе 1931 года он сослан в ссылку в Семипалатинск, где стал очевидцем великого голода и мора тысяч людей, чувствуя себя песчинкой в фатальных исторических сдвигах. Работал в библиотеке, преподавал историю русского языка в местном пединституте. Все это было очень далеко от науки. С возрождением исторической науки в 1933 году Бахрушин был досрочно возвращен из ссылки. Эпоха «великого страха» наложила узду на его мысль и перо. Если его книги и статьи 1920-х годов еще раскованны, то все последующие написаны с оглядкой и мощной самоцензурой. Цитатничество и начетничество из работ Маркса, Ленина, Сталина стали стилем научной работы множества советских историков (и Бахрушина тоже). Но все же исследования давних эпох (до XIX века) можно было вести свободнее. С 1934 года он преподает в МГУ, с 1936 года до смерти — сотрудник Института истории АН СССР (в 1940 — 1950-х годах — зав. сектором истории СССР до XIX века).
Работы было много. Бахрушин готовил к печати «Историю Сибири» Г. Ф. Миллера, «Историю России» С. М. Соловьёва, главы в «Историю дипломатии», дорабатывал свои статьи 1920-х годов, а кроме того, читал лекции в университете, много сидел над срочными заказами учебников для вуза и школы. Главный его помощник — В. И. Шунков. Редактирование и учебники отдаляли ученого от архивов и науки. Большой любитель и мастер рисунков, он с юмором делал зарисовки разных эпизодов своей жизни. Его фактически достоверные популярные статьи принесли историку широкую известность. С 1939 года он член-корреспондент АН СССР.
В учебнике по истории СССР для вузов (Т. 1. 1939) историк изложил свою, как он считал, марксистскую концепцию образования государства на Руси в XV веке. Схема Ф. Энгельса о развитии феодализма в Западной Европе механически наложена им и К. В. Базилевичем на Россию. Он считал это реализацией идей марксизма. Такое упрощенное догматическое понимание исторического процесса стало на долгие годы, по мнению А. М. Дубровского, считаться марксистским эталоном в науке.
Более 40 работ ученого посвящено истории Сибири. Значительно его участие в публикации документов. Замечательны работы С. В. в мемуарной серии книг «Записки прошлого» (издательства Сабашниковых 1920-х годов). В 1941–1945 годах основные силы отданы агитационной литературе. После войны — продолжение основных научных тем жизни: история Сибири, купечества и торговли, история Москвы… Книга о русском рынке XVI века — его последний труд («Очерки по истории ремесла, торговли и городов Русского централизованного государства XVI — начала XVII вв.». 1952), в котором доказывал формирование всероссийского рынка уже в XVI веке. После смерти ученого выпущен четырехтомник его научных трудов. Прекрасная дореволюционная школа русской истории канула с поколением Бахрушина в Лету.
(15.07.1810–19.11.1873) — историк и архивист середины XIX века, один из трудолюбивейших ученых и лучших знатоков архивного материала по истории русского законодательства.
Родился в Москве в семье дьякона (затем священника). Родители славились своей добротой и религиозностью. Духовное училище (с 1821), затем Вифанская семинария (с 1827). Учеба прервалась из-за серьезного физического недостатка (сильная хромота). В 1829 году Беляев поступил на нравственнополитическое отделение Московского университета. Сильный интерес к истории (всеобщей и русской) вызван был в студенческие годы личностью преподавателя М. П. Погодина. Последний стал покровителем бедного студента. Служба протоколистом в Синоде, а затем (с 1841) — советником архива при Московском департаменте Сената. Влюбленный в историю и свое дело архивист стал собирателем документов. Влияние Погодина продолжалось и в выборе научных тем. Вскоре Беляев оперился. Десятки научных статей и материалов в научной периодике эпохи его работы секретарем Московского общества истории и древностей российских в 1848–1857 годах. 25 книжек «Временника» МОИДР в основном подготовлены им.
С 1852 года до смерти Беляев — профессор Московского университета по кафедре истории русского права. От статей он перешел к монографиям, полностью раскрылся как историк. Им заново был создан курс истории российского законодательства. В методологии профессор очень старомоден, он перешел из эпохи «скептиков»; но зато изучение жизни простого русского народа, и прежде всего крестьянства, — замечательная заслуга И. Д. Его главная книга — «Крестьяне на Руси» — очень злободневна и стала его докторской диссертацией (1860). Данное исследование является первым в науке обобщающим трудом по истории русского крестьянства. Считал, что закрепощение крестьян являлось следствием фискальных интересов государства, подчеркивал необходимость отмены крепостного права. По многим своим воззрениям Беляев близок славянофилам. Мало кого из профессоров студенты так любили за доброту и теплую человечную душу, как Беляева. Академик И. И. Янжул писал о нем так: «Обладая крайне невзрачной наружностью и как бы изломанным телом, он не ходил, а ковылял из стороны в сторону… (“побывал под двумя жерновами” — острили студенты). Иван Дмитриевич обладал такой теплой душой и искренней любовью к своей науке, что невольно… привлекал симпатии почти всех слушателей… Иван Дмитриевич был всегда дома для студентов и готов помогать им чем может». Своей семьи у него не было.
Впрочем, Б. Н. Чичерин гораздо более критичен к нему как преподавателю: «Как неизмеримо высоко стояло умное, живое, ярко даровитое преподавание Кавелина от следовавшего за ним… курса Беляева, который при полном невежестве и при полной бездарности не умел даже понимать изучаемые им грамоты, а постоянно восполнял и извращал их собственными дикими измышлениями!»
Богатая коллекция древнерусских актов и рукописей И. Д. Беляева и по сей день хранится в отделе рукописей РГБ. Живо и с интересом читаются даже сейчас его «Рассказы по русской истории» (Кн. 1–4. М., 1861–1872).
(14.05.1829–02.01.1897) — известный историк.
Родился в родовом имении сельца Кудряшки Горбатовского уезда Нижегородской губернии в старинной дворянской семье. Его отец, потомок историка М. М. Щербатова, мечтал увидеть сына профессором русской истории. Он знакомил ребенка с трудами Плутарха, Тацита, Карамзина… Редкий пример столь ранней и удачной профориентации. Позднее отцовская библиотека станет частью ценной библиотеки К. Н. В 1840–1847 годах (с годовым перерывом) будущий историк учился в Нижегородской гимназии, много занимаясь чтением исторической литературы. Учителем истории здесь был П. И. Мельников (известный затем писатель), влияние которого на Бестужева-Рюмина довольно существенно; ближайшим другом и соратником по интересам был С. В. Ешевский, впоследствии известный историк. Сестра последнего стала затем женой К. Н. В местной газете в 1847 году появилась первая печатная статья юноши. Газету редактировал П. И. Мельников.
В 1847–1851 годах К. Н. учился на юридическом факультете Московского университета, несмотря на ярко выраженный вкус к русской истории (перевелся с историко-филологического после поступления). Здесь сказался восторг от первых лекций К. Д. Кавелина. Но Кавелин вскоре уехал. К. Н. писал позднее: «Редко ходя на лекции и не занимаясь совсем юридическими науками… я много читал… Тогда прочел Гизо, Тьерри, Леру, после прочел Мишле… Маколея (по-немецки)… Сверх того неуклонно следил за журналами… Читал также диссертации». Впрочем, своим учителем он впоследствии считал С. М. Соловьёва.
По рекомендации П. И. Мельникова К. Н. стал посещать М. П. Погодина и немало вынес из общения со старым ученым. С интересом слушал он курсы С. М. Соловьёва, Т. Н. Грановского… Соловьёв в начале своей лекционной карьеры не произвел впечатления на Бестужева-Рюмина. После смерти отца (1848) материальное положение студента резко ухудшилось, временами он бедствовал. По окончании университета (1851) К. Н. уехал на три года домашним учителем в семью Чичериных (имение в Тамбовской губернии).
Но его влекла историческая наука и журналистика. Вернувшись в Москву, он учительствовал, был помощником редактора «Московских ведомостей». Живой, импульсивный, хрупкого сложения, с 28 лет К. Н. почти постоянно болел чем-то в легкой или довольно тяжелой форме.
В 1859 году вышла его блестящая историографическая статья в «Московском обозрении» (без подписи), полная свежих мыслей, — «своеобразный опыт русской историографии в ее главных чертах». Думается, что едва ли не лучшая журнальная историографическая статья в России середины XIX века. Повод для статьи — обзор первых 8 томов «Истории» С. М. Соловьёва (в «Отечественных записках»). В 1859 году К. Н. переехал в Петербург. Рецензии, обзоры, школа мысли. Научные связи его крепли. В 1864 году он преподает русскую историю наследнику престола, другим царским детям. В 1865 году определен на должность доцента Петербургского университета по кафедре русской истории, о чем давно мечтал. За свою диссертацию «О составе русских летописей до конца XIV века» получил сразу докторскую степень (1868).
И тогда это было редкостью. В 1869 году стал ординарным профессором. Началась эра его преподавания — время расцвета. Всего через три года вышел в свет и первый, очень оригинальный по структуре и содержанию, том его «Русской истории», выросший из университетских лекций (1872).
В науке К. Н. самостоятелен и независим, хотя влияние М. П. Погодина, с одной стороны, а С. М. Соловьёва с К. Д. Кавелиным, с другой, в период его формирования очевидно. В чем-то он все же ближе к поздним славянофилам (Н. Я. Данилевскому с его теорией культурно-исторических типов). Но пристальное внимание к источниковедению, четкая независимая научная позиция позволили Бестужеву-Рюмину влиять на формирование Петербургской школы русской историографии (в противовес «московской» С. М. Соловьёва). Установка К. Н. на исследование исторических источников, а не исторических явлений определила лицо («изюминку») Петербургской школы. Впрочем, любое деление на научные школы в России довольно условно ввиду отсутствия строгих границ между течениями в науке. По мнению С. Ф. Платонова, его наследника в университете, К. Н. не оставил школы, зато оставил много учеников — археологов и историков самых различных оттенков. Исследование источников, по мнению историка, — лучшая тема для магистерских и докторских диссертаций. Впрочем, он не стеснял личных симпатий и способностей в науке своих питомцев, а считал своим долгом направить их работу в нужное русло и создать рабочую обстановку.
Как лектор Бестужев-Рюмин был увлекателен и любим студентами. «Перед нами был не лектор, а собеседник — простой, изящный, остроумный и серьезный; он не читал, а просто разговаривал о своем деле, как говорят с равными и близкими людьми. Чтобы понимать его быструю и живую речь с отступлениями от главной темы, с личными воспоминаниями, с живыми характеристиками кружков и лиц, с меткими оценками трудов… надобно было некоторое напряжение и некоторая подготовленность…» — писал С. Ф. Платонов (студент 1878–1882 годов).
В аристократичности мысли крылся секрет обаяния болезненного человека со слабым голосом и худым смуглым лицом. Это был старый русский барин во фраке и светский человек, а не казенный чиновник в мундире. Историографичность — яркая черта в целом научного таланта К. Н. и стиля его исследовательской и лекторской работы.
Убежденный сторонник женского образования, К. Н. отдался всей душой Высшим женским курсам, открытым в 1878 году на его имя и получившими название «Бестужевских». Но перенапряжение (университет, курсы, научные работы, климат города) сломили слабое здоровье профессора. В 1882 году он после тяжелой болезни (сложное воспаление легких) уехал на два года в Италию лечиться. Полностью он так и не поправился. В 1884 году он оставил университет и курсы. Жил К. Н. в тесном кругу своих близких знакомых и учеников, собирал их на «вторники». Рецензировал много книг.
В 1885 году он вновь ездил на лечение в Италию, в 1888 году болел брюшным тифом, в 1890 году перенес инсульт. Научные работы его после 1882 года в основном остановились. В 1890 году К. Н. был избран академиком АН, что явилось для него большим нравственным утешением. Погребен (1897) в Новодевичьем монастыре в Петербурге.
Из 364 учтенных газетных, журнальных заметок, научных статей и трудов К. Н. наибольшее значение имеют диссертация о русских летописях и два тома «Русской истории» (1872, 1885). В первом (наиболее интересном) томе К. Н. дает тщательный критический анализ источников самого разного характера: летописей, «записок», актов, археологических, устных преданий, а также обзор историографии. Автор считал своей задачей дать материал и разные объяснения в руки читателю, который сам сделает выбор и станет историком. Своих оценок он, по сути, не давал. Предисловие к 1-му тому «Русской истории» К. Н. закончил ключевыми словами: «…еще не описаны все библиотеки и все архивы, еще многие вопросы только затронуты. Зная это, мы должны стараться быть как можно более осторожными в своих общих выводах». Взгляд Бестужева-Рюмина на русскую историю как на развитие народного самосознания объективно противоречил теории и трудам С. М. Соловьёва, оживил течение нашей историографии. Его стремление к конкретному в истории, установка на знание источника, пересмотр всех теорий через призму конкретности драгоценны для нас.
(29.08.1777–11.05.1853) — синолог, востоковед.
Родился в селе Акулево Цивильского уезда Казанской губернии в семье дьякона Якова Данилова, предположительно чуваша. Учеба в Казанской духовной семинарии, затем Казанской академии (окончил в 1799), где и получил фамилию. Учитель духовной академии. В 1802 году принял монашество и назначен архимандритом в иркутский Вознесенский монастырь, затем переведен учителем в Тобольскую семинарию.
В 1807 году отправлен начальником духовной миссии в Китай, где жил 14 лет, до 1822 года, и основательно изучил китайский язык. Перевел ряд ценных трудов по истории и географии Китая. Первый настоящий русский ученый-синолог. По возвращении в Петербург предан суду за расстройство миссии и миссионерскую нерадивость. В 1823 году лишен сана архимандрита и сослан пожизненно в Валаамский монастырь. Подготовил важные переводы для Азиатского департамента МИДа. По ходатайству последнего возвращен в столицу с проживанием в Александро-Невской лавре. В 1828–1830 годах опубликовал шесть книг, в том числе «Записки о Монголии», «Описание Тибета в нынешнем его состоянии»… В 1828 году избран членом-корреспондентом ИАН. В 1831 году ездил в Забайкалье, где собрал замечательные монгольские и тибетские книги. Дружил с декабристами, А. С. Пушкиным, другими писателями. В 1831 году подал прошение о снятии духовного сана (признавал себя бессильным соблюдать обеты), отклоненное царем.
В 1834 году получил Демидовскую премию за «Историческое обозрение ойратов или калмыков». В 1835–1837 годах создал в Кяхте училище китайского языка. Широкий и масштабный ученый, вся жизнь которого — «восточный роман». Очень активен в 1830–1840-е годы. В 1849 году пожертвовал свою ценнейшую библиотеку и рукописи Казанской духовной академии. В 1851 году опубликовал свое «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древнейшие времена» (Ч. 1–3), за что получил уже третью Демидовскую премию. История, культура, философия Китая, народов Центральной и Средней Азии — предмет упорных и талантливых исследований о. Иакинфа. Был влюблен в предмет своих исследований, отличался широкими исследовательскими интересами. Труды — собрание ценнейших сведений и фактов, важных и по сей день.
Слабости автора: дилетантизм, малое знакомство с европейской литературой, не всегда точные переводы, скудный комментарий, недостаточно критичное отношение к свидетельствам китайских историков и писателей (идеализация прошлого). Пионер китаистики в России.
(19.05.1852–02.09.1927) — археолог.
Родился в знатной богатой семье, близкой к царской. Граф, потомок Екатерины II, крестник Николая I. Мать из рода Шуваловых. Получил прекрасное домашнее образование под руководством известного педагога В. Я. Стоюнина. В 1870 году поступил на юридический факультет Петербургского университета, но из-за болезни курс не окончил (учился лишь два года). С 1878 года — губернский предводитель петербургского дворянства. С 1886 и до 1918 года — председатель Императорской археологической комиссии.
Замечательный руководитель ведущего археологического учреждения дореволюционной России. Археолог-любитель. Обер-гофмейстер. Сенатор. Председатель «Совета объединенного дворянства» с 1906 года. Монархист и консерватор. Кавалер многих орденов. Основа его состояния — огромное и высокодоходное имение Смела в Киевской губернии. С ранних лет интересовался археологией и раскапывал степные курганы в своем имении. Известна его книга об этих раскопках. Участник археологических съездов. Оппонент П. С. Уваровой (председатель Московского археологического общества).
Благодаря А. А. с 1889 года на Археологическую комиссию возлагается надзор за охраной и реставрацией памятников в империи. Выдача открытых листов стала формой контроля за раскопками. Масштабные раскопки на юге России, увеличение штата комиссии и жалованья его членов — заслуга графа. Активно боролся он и за сохранение памятников старины, их реставрацию. Раскопки в Херсонесе, Ольвии, знаменитого кургана Солоха шли при его участии. В последнем сын А. А. нашел известный сейчас на весь мир золотой гребень со скифами. Раскопал более 500 курганов. Педантичен в зарисовках и дневниках раскопок. В статьях описателен. В борьбе за лидерство в русской археологии с Московским археологическим обществом одержал победу. Известна его книга «Херсонес Таврический», ряд статей. Неутомимый и страстный коллекционер. В 1918 году дворец его и все коллекции национализированы. А. А. выехал в Одессу из Петербурга и в 1919 году прибыл в Константинополь без больших средств. Здесь в 1920 году он заключил второй брак (первая жена — Н. А. Половцева, от нее четыре дочери и сын), через год у него родился сын Николай (графу 69 лет). В 1921 году переехал в Ниццу, долго тяжело болел. Его руководство Археологической комиссией — яркая страница русской археологии.
(26.08.1805–25.07.1882) — военный историк.
Из харьковских дворян. Учился в Дворянском полку. С 1823 года служил офицером. В 1836 году окончил Военную академию. С 1838 года адъюнкт-профессор по кафедре военной истории и стратегии, которую занимал почти до смерти. С 1863 года состоял в распоряжении военного министра, реально являлся официальным военным историографом. Генерал-лейтенант с 1863 года. Автор капитальных трудов по истории войн России в XVIII — первой половине XIX века (о походах П. Румянцева, Г. Потёмкина, А. Суворова, Наполеона), а также истории военного управления в России, редактор второго издания «Военно-энциклопедического лексикона» (Т. 1–14. 1852–1858). Обширный документальный материал систематизирован и позволяет сегодня отнестись к книгам М. И. как к источникам. Описательность, официозность, монархизм и апологетика личностей царей, отсутствие серьезного анализа источников — отличительные черты трудов Богдановича и ряда других военных историков России.
(13.03.1867–20.04.1929) — историк.
Родился в Москве в семье чиновника — выходца из духовенства. Семья была очень религиозна и патриархальна. В 1886 году с золотой медалью окончил гимназию. Ранний интерес к истории. Спокойный, доброжелательный юноша; в 1886–1890 годах — студент-историк Московского университета. Школой научной работы для него стали семинары П. Г. Виноградова. Его дипломная работа по писцовым книгам XV–XVII веков очень понравилась В. О. Ключевскому и получила золотую медаль. Оставлен для приготовления к профессорскому званию. Долго колебался в выборе исследовательской темы. Служил управляющим домами (вместо отца). Упорно и трудолюбиво занимался в Московском архиве Министерства юстиции (МАМЮ). С 1898 года — приват-доцент Московского университета. Работа над диссертацией заняла четыре года. В 1902 году защитил ее по теме «Областная реформа Петра Великого. Провинция 1719–1727 гг.».
Книга содержательная и талантливая, написана по архивным источникам. Она посвящена проблеме соотношения замыслов и реальному функционированию новых административных и финансовых институтов. С точки зрения историка, русское общество проявило полнейшее равнодушие к местному самоуправлению. Дворянству оно не давало дополнительных привилегий, а простому люду не сулило никаких улучшений в социальном положении. Оппоненты — М. К. Любавский и А. А. Кизеветтер. Еще более широка и интересна его докторская диссертация «Земское самоуправление на русском севере в XVII в.» (Т. 1–2. М., 1909–1912), защищенная с теми же оппонентами. Первый том (собственно докторская) посвящен анатомии земских учреждений на основе писцовых книг и дел Новгородской и Устюжской четвертей. Автор показал двойственный характер собственности на черные земли (государства и крестьян), нарисовал облик поморской деревни, отношения государства и земства. Исследовательский талант М. М. очевиден. «Из огромной глыбы архивных документов он сумел изваять стройное скульптурное изображение северного русского поморья…» — писал Г. Вернадский.
В 1907 году историк женился, через год у него родился сын Михаил. Ведет много занятий: понедельник и вторник — лекция и семинар в духовной академии (Сергиев Посад), среда — Высшие женские курсы, четверг и суббота — Московский университет. С 1910 года — профессор, с 1911 года — преемник В. Ключевского на кафедре в университете. Желал сберечь традиции последнего в университете. Человек консервативный, он считал противление власти ненужным. А. А. Кизеветтер так нарисовал облик М. М.: «Богословский говорил басом, имел вид степенного и положительного человека, ступал твердо, его телодвижения были медленны, но вески. На первый взгляд его можно было принять за человека тяжелого во всех отношениях. Но достаточно было сойтись с ним поближе… как вы с удовольствием находили в нем человека изящного и острого ума, ярко выраженной талантливости. К либеральным идеям он относился с немалым скептицизмом и был упорен в отстаивании своих мнений». 1910-е годы — расцвет научной и педагогической деятельности ученого. Он много пишет об эпохе Петра I, чья биография стала делом жизни историка. М. М. считал себя продолжателем М. П. Погодина, желавшего описать жизнь Петра I день за днем. Работа над «Петридой» (так называл он свой труд) его очень увлекала. Он с головой погружался в Петровскую эпоху. «До пяти часов за работой над страницами о Кожуховском походе. Радостное чувство, что можно заняться своим делом. <…> Утром я опять осаждал Азов, следил за осадой день за днем и как бы переживал ее», — писал он в дневнике. После Октябрьской революции вынужден был пойти на сотрудничество с новой властью. Служение науке для него — служение Отечеству. Профессор Московского университета до 1924 года. С 1920 года — член-корреспондент, а с 1921 года — академик РАН.
По-прежнему изо дня в день он добросовестно работает над «Петридой», собирая, анализируя, хронологически располагая события из жизни Петра I. Надежды на издание труда тогда было мало. Основным местом его работы стал Исторический музей. Человек обязательный, ответственный, не любивший многословия и суеты, он был полезен и в Музее, и в Институте истории РАНИОН. Интересовался краеведением. Жизнь его, как и всех ученых старой школы, в 1920-е годы была нелегка. Но смысл жизни он видел в научной работе. Интересен и остр цикл его историографических очерков. Скончался ученый на 63-м году жизни после тяжелой болезни сердца.
Возможно, за тему Петра I он взялся, предчувствуя еще до революции гибель петровской империи. Труд его построен очень своеобразно. Личность Петра стоит в центре, но вокруг нее рисуется облик всех, с кем царь вступал в контакт. Читая книгу, проживаешь жизнь Петра. Пять томов биографии, глубоко научной и фактически достоверной, доведены до 1700 года. Последняя строчка написана автором 6 апреля 1929 года. Через две недели историк умер. Политически отношение к Петру I изменилось в 1940-е годы (идеализация Сталиным Петра и Ивана Грозного). Тогда и был издан (с купюрами) замечательный пятитомник Богословского (М., 1940–1948).
(07.10.1738-04.10.1833) — выдающийся русский просветитель и ученый.
Родился в семье полковника, командира полка. Превосходно знал немецкий язык. Участник Семилетней войны. Самообразование — главная школа его жизни. Он прожил очень длинную жизнь и очень достойно. Значительную часть своей жизни зафиксировал письменно в своих черновых дневниках и обработанной автобиографии «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков». История русской частной жизни XVIII — начала XIX века дана на примере всех событий его жизни Андреем Тимофеевичем настолько глубоко, детально, скрупулезно, ярко и таким хорошим слогом, что и по сей день мемуары Болотова — одни из самых интересных русских мемуаров XVIII–XX веков. Впрочем, в значительной мере это вовсе не мемуары, а сознательно написанная на основании черновых дневниковых записей многотомная история жизни одного человека.
Историзуя собственную жизнь и все ее события, Болотов создавал замечательную эпопею (историко-назидательного характера в духе эпохи своей молодости) и стал первым историком и певцом приватной (частной) жизни человека. Впрочем, этим значение его личности не ограничивается. Оригинальный просветитель и садовод, интересный естествоиспытатель, трудолюбивейший автор примерно 350 томиков сочинений обычного формата (в значительной части оставшихся в рукописях) по экономическим, нравственным, историко-политическим и прочим темам.
Большой удачей для Андрея Болотова стало определение на службу в занятый русскими войсками Кёнигсберг (1758). Любовь его к наукам и страсть к книгам здесь расцвели. Слушал лекции в университете. Универсальный любитель наук, он легко и быстро учился практическим прикладным вещам: физике, оптике, геометрии, географии, агрономии… В нем жила петровская страсть к рукоделию, изобретательству, хитроумным выдумкам и творчеству.
Стремление принадлежать самому себе и делать свою жизнь по собственному усмотрению принуждают его накануне переворота 1762 года (за шесть дней) получить отставку на основании нового указа о вольностях дворянства. В сатирической повести В. Шкловского начала 1930-х годов Болотов выведен в виде труса и «премудрого пескаря». Это вовсе не справедливо. Осознанное стремление не служить государству, в армии, обществу по дворянским выборам, крестьянству как жертве помещиков — все это ничуть не умаляет Болотова. Став свободным русским человеком, он всю жизнь положил на то, чтобы жить в гармонии с самим собой, и этим сделал для России невероятно много. Культ частной жизни независимого человека продвинул русскую культуру далеко вперед.
Наследниками архива просветителя стали его внуки. Андрей Тимофеевич Болотов — отец помологии (яблоневедения) в России. Но самый замечательный агроном и садовод страны известен потомству не этим. Слава его в конце XIX–XX веке зиждется на его многолетних автобиографических записках «Жизнь и приключения Андрея Болотова», которые он писал с 1789 по 1816 год (27 лет!), обрабатывая черновые дневники. 29 рукописных томиков его «Записок» — драгоценнейшее наследие исторической жизни Андрея Болотова. Они ярко изображают быт русского общества XVIII века в его мельчайших деталях и нюансах. Это — воистину хрестоматия и энциклопедия русской жизни. К счастью, у Болотова не было таланта стихотворца или беллетриста. Поэтому он скрупулезно воссоздает максимально точно дела, факты, поступки, чувства своей жизни. Ничего подобного этой историзации частной жизни Россия не знала ни до, ни после. Врожденный талант историка быта дополняется неутомимым письменным трудом. Живой, гибкий и сочный язык «Записок» Болотова ничем не хуже языка «Истории» Карамзина, а в чем-то и лучше его. Это разговорный (диалогичный) стиль речи во всех своих особенностях — тип современной русской речи, вот почему будущее этих трудов Андрея Болотова столь лучезарно. Ни профессионалы, ни любители-историки XVIII–XX веков не владели так искусством живого письма, как этот любитель наук. Это — история России глазами провинциала. Структурная основа текста записок — форма «письма к другу» определенного объема, объединенного единством места, времени и действия.
Огромное наследие А. Т. Болотова дошло до нас не полностью. Его внук, Н. Киселёв, продал часть архива деда в разные руки. Часть записок Болотова пострадала от его невестки. Она вырезала из рукописных томиков листы с критикой в свой адрес.
Шире всего «Записки» Болотова напечатаны в 1870 году, в первый год издания «Русской старины», в виде четырехтомного приложения к ней. Они охватывают период с 1738 по 1795 год. Между тем значительная часть «Записок» не издана по сей день. Драгоценны для исторической науки его «Дневные записки» и «Домашний исторический журнал», «Отечественник, содержащий в себе современные записки и замечания о происшествиях в России…» (1814–1826) (не издавались), «Памятник протекших времен, или Краткие исторические записки о бывших происшествиях и о носившихся в народе слухах» и ряд других сочинений.
(01.01.1735-06.101792) историк и генерал-майор.
Родился в богатой дворянской семье. Мать его, несмотря на три своих брака, все же закрепила за сыном основную часть состояния отца — 900 душ крестьян. Умный, практичный, осмотрительный и хозяйственный, он сохранил и приумножал свое состояние в течение жизни.
Служба с 16 лет в лейб-гвардии конном полку требовала больших расходов, но предоставляла близость ко двору и хорошие связи. Именно в полку Болтин подружился с Григорием Потёмкиным (служили вместе в 1761–1765 годах), впоследствии своим сильным покровителем.
В 1769 году он стал директором пограничной таможни в Василькове. Служба его здесь была вполне успешна, но лишь через десять лет только по просьбе Г. Потёмкина он получил повышение (1779) и был назначен в главную таможенную канцелярию в Петербург, а по закрытии оной назначен прокурором Военной коллегии (1781), где и служил до своей смерти членом коллегии в чине (с 1786) генерал-майора.
Добросовестный, тщательный, скрупулезный, Иван Никитич родился с такими чертами характера. Образ Стародума писан с него. Но это — черты настоящего историка, который и проявился в нем, пускай на склоне дней. После приезда из Крыма Болтин активно принялся за научные труды. Привычка с юности, читая книги, делать выписки очень пригодилась историку. С 1783 года он становится членом Академии наук и принимает участие в некоторых ее работах, например участвует в составлении академического словаря. Эпоха любила словари, лексиконы и энциклопедии.
Труды и познания Болтина в академии вознаграждены золотой медалью 1786 года (по предложению Е. Дашковой). Тогда же, вероятно, он сошелся с графом А. И. Мусиным-Пушкиным. Можно предположить, что в конце 1770-х — начале 1880-х годов Болтин активно занимался составлением терминологического и историко-географического словаря для древнего периода русской истории. Он тщательно штудирует «Историю» Татищева, ставшего для него главным наставником в исторической науке. Болтинский «Словарь географический всем городам, рекам и урочищам, кои вспоминаются в летописи Несторовой» вводит нас в подготовительный этап работы Болтина. Словарь составлен исключительно по Татищеву и представляет собой нечто среднее между конспектом и указателем к татищевской «Истории» с точными ссылками на источник. Болтин не просто тщательно изучает труд В. Н. Татищева, он его детально усваивает.
Очевидно, в 1784–1786 годах И. Н. Болтин и написал свой капитальный двухтомный труд «Примечания на историю древния и нынешния России г. Леклерка, сочиненные генерал-майором Иваном Болтиным». Задетый за живое в своем патриотизме, возмущенный множеством нелепиц и ошибок «наглого и лживого ея сочинителя», Иван Болтин принялся «по мере чтения» делать письменные замечания на «Историю» Леклерка. Он и не думал предпринимать специальных штудий, он просто мобилизовал накопленный запас сведений и знаний. Случай открыл возможность сформировавшемуся историку явить свету свои дарования и таланты. Он не просто опроверг ошибки и грубые искажения фактов Леклерком (критическая часть), но решил задачу положительную: попутно создал цельную систему взглядов на русскую историю, что сразу поставило его на первое место среди современных историков с заслуженной репутацией умнейшего и талантливейшего русского историка XVIII века. Через два года после написания два толстых тома — при содействии Г. А. Потёмкина и на собственные средства Екатерины II — были изданы. В «Примечаниях» Болтина императрица хотела дать публике своеобразный «антидот» против сочинения француза.
Порой на несколько строк текста Леклерка Болтин пишет несколько страниц примечаний. Конечно, труд Болтина от начала до конца проникнут полемическими приемами, которые, собственно, и придают ему живость изложения и легкость слога. Вспомним, что этот двухтомник Болтина был излюбленным чтением Василия Ключевского. У Болтина было не менее сильное, чем у Татищева, врожденное чувство исторического процесса, неразрывной связи настоящего с прошлым, невозможности осмыслить одно без другого.
Обращение к этнографии, географии, социальной истории России, постоянные переходы в своих этюдах и экскурсах от современности в прошлое, использование живой исторической традиции (изустных слухов и рассказов стариков, а не только сугубо научных работ) — все это сделало труд Болтина оригинальным, интересным и общественно значимым. Он имел успех, и его читали. «Не писавши истории, — подметил П. Н. Милюков, — Болтин сразу стал первым русским историком и занял место никогда никому не принадлежавшее, — не то что философа русской истории, но, во всяком случае, — человека, впервые думавшего над русской историей и впервые понявшего ее как живой и цельный органический процесс».
Идейный философский противник Леклерка (а за ним и Щербатова) с их теорией господства нравов и разума в обществе, Болтин считал основой исторического развития действие исторических законов, единых для всех народов. Пороки нашего народа «не больше как и другие народы». «Правила природы повсюду суть единообразны».
Менталитет XVIII века оказался зафиксирован им очень ярко, сочно и образно, что сегодня только повысило ценность трудов Болтина. Найденная им живая связь прошлого и настоящего вскоре была вновь утрачена. Критикуя Леклерка, Иван Никитич бил и по Щербатову, философскому единомышленнику француза и источнику некоторой части его фактажа.
Ни Щербатов, ни Болтин не увидели уже появления в свет нового двухтомного труда последнего «Критические примечания генерал-майора Болтина на первый и второй том Истории князя Щербатова», изданных в 1793 и 1794 годах усилиями А. И. Мусина-Пушкина, через которого они еще в рукописи попали и к Екатерине II. Последняя высоко ценила труды генерала, а его словари служили для нее настольными книгами.
И. Н. Болтин умер в Петербурге 6 октября 1792 года, по одним сведениям, от каменной болезни, а по данным метрических книг, — от чахотки, в возрасте 57 лет (как и Щербатов) и похоронен в Александро-Невской лавре на Лазаревском кладбище.
Блестящее знание жизни и России Болтина не может не восхищать нас сегодня. Строгостью и самостоятельностью мысли, русским взглядом на предметы своего изучения он на голову превосходил современников — М. Щербатова, А. Радищева, Н. Новикова… Но невозможно не видеть при этом, что от Болтина нельзя вести никакой исторической школы, никакого научного направления. Критика им Щербатова разрушала «Историю» последнего, но не вела исследования дальше. Она возвращала нас на рубежи В. Н. Татищева. Его деятельность не создала переворот в науке. Самые замечательные черты научного подхода Ивана Никитича: глубокое понимание русской реальности, живая связь общества и исторической традиции, внесение опыта масштабной государственной деятельности в изучение прошлого — все эти замечательные черты ряда русских историков XVIII века (начиная с В. Н. Татищева) напрочь исчезли в XIX веке из оборота в нашей историографии. Блестящий и показательный тупик Болтина в науке — это, в конечном счете, тупик всего хода русской жизни XVIII века. Но и сейчас симпатия к живым страницам томов Болтина современного историка-читателя намного сильнее, чем к покрывшимся пылью трудам множества наших историков XIX–XX веков.
(24.02.1858–01.06.1931) — историк-античник.
Окончил Харьковский университет. С 1885 года — приват-доцент, с 1890 года — профессор этого университета. Один из лучших античников России. Магистерская диссертация «Перикл» дает детальный пересмотр источников и литературы по теме (1889). Докторская — «Афинская полития Аристотеля как источник для истории государственного строя Афин до конца V в.» (1895). Это первый всесторонний анализ вновь открытого труда Аристотеля. Работа «Введение в историю Греции» (1903, 1915) содержит критический обзор основных источников и историографии по истории Древней Греции. Полезна она и сейчас. Ученый тонко понимал источники и глубоко знал литературу предмета. Историографический труд Бузескула «Всеобщая история и ее представители в России в XIX и в начале ХХ века» (Ч. 1–2. 1929–1931) — единственный в своем роде. В. П. дает обстоятельный, но несколько эклектичный обзор значительной части всеобщих историков России со своими живыми оценками их трудов и личностей. Такое цельное восприятие мира русских историков (кроме исследователей России) совершенно замечательно. Острота исторической критики и литературное дарование автора очевидны. Если первая часть труда вышла в авторской редакции, то вторая — со значительными цензурными купюрами; третья при жизни ученого не вышла вообще (опубликована только в 2008 г.). С 1922 года — академик РАН. Умер после тяжелой болезни.
(13.04.1818–31.06.1897) — языковед, историк литературы.
Родился в г. Керенске Пензенской губернии в семье судебного чиновника. Рано потерял отца, учился в Пензенской гимназии (одно время его учитель — В. Г. Белинский), на словесном отделении философского факультета Московского университета (1834–1838). Учитель гимназии, воспитатель детей графа С. Г. Строганова (два года в Италии). В 1846 году защитил магистерскую диссертацию «О влиянии христианства на славянский язык», а в 1861 году — докторскую (обе в Московском университете). Преподавал русскую литературу наследнику престола. С 1846 года 35 лет преподавал в Московском университете. С 1852 года — член-корреспондент ИАН, а с 1860 года — ординарный академик по отделению русского языка и словесности с проживанием в Москве.
Кроме исследований истории русского языка, много работ посвятил древнерусскому искусству и древнерусской письменности. В заграничных командировках (1864, 1870, 1874, 1880) занимался изучением иконографии и орнаментики византийского, романского и готического стилей. В последние годы жизни потерял зрение, а затем заболел раком. Умер на своей подмосковной даче в селе Люблино, погребен у Новодевичьего монастыря.
Научные работы Буслаева впервые ознакомили русское общество с новым историческим методом Я. Гримм. Уже в магистерской диссертации ученый исследовал влияние христианства на древних славян, их семейный и общественный быт в период язычества. С помощью сравнительного и исторического методов (влияние «мифологической» немецкой школы) Ф. И. изучал народный эпос («Исторические очерки русской народной словесности и искусства». М., 1861). Любопытна для историков и его книга по истории искусства «Мои досуги» (М., 1861), где «с поразительным знанием и любовью к делу повторена попытка Гримма (в его “Мифологии”): путем исторического изучения языка восстановлены мифические представления славян, давно исчезнувшие из народного сознания…».
Но общий взгляд Буслаева на народное творчество не как плод суеверий и невежества, а отражение глубокого и нравственно-исторического строя мысли не устарел и сейчас. Без всякой идеализации прошлого он предлагал ученым не снисходить до народной поэзии, а подниматься до нее.
Оригинальна «Историческая грамматика русского языка» Ф. И. (1858). Интересны его работы по истории искусства: «Общие понятия о русской иконописи» (1886) и «Русский Лицевой Апокалипсис» (1884), а также его «Воспоминания» (Вестник Европы. 1890–1892). Целостное отношение к прошлому как духовной сокровищнице нашего народа — явление редкое среди ученых. Около 200 научных работ языковеда и историка русского языка глубоко самостоятельны. Буслаев был идеальным представителем чистой науки. Для него наука и преподавание были единственным достойным в жизни делом. Он желал быть только ученым и профессором и никем другим. Никакой публицистики и беллетристики. Сам себя он считал энциклопедистом. Он не западник и не славянофил. Язык для него стал историческим источником, а слово — отражением менталитета нашего народа, плодом народного творчества.
(15.12.1818–02.04.1899) — археограф и историк.
Родился в г. Фридрихсгаме (Финляндия), где служил офицером его отец (из ярославских дворян). Матери лишился в семь лет. С 1832 года жил у деда. Ярославская гимназия, Московский университет (до 1840). М. П. Погодин желал видеть его своим преемником. Затем сразу — служба в Археографической комиссии, где он с 1854 года — главный редактор по изданию летописей. С 1844 года — хранитель отдела рукописей и старопечатных церковнославянских книг в Публичной библиотеке (СПб.), которой он посвятил более полувека своих трудов. Преемник А. Х. Востокова, Бычков сделал для главной библиотеки страны (сейчас РНБ) чрезвычайно много: разбор и описание рукописей, составление каталогов, пополнение «Россики» недостающими книгами, розыск и покупка редких книг и рукописей — все это входило в деятельность Бычкова 1840–1850-х годов. Стоит сказать о приеме в 1852 году в библиотеку Древлехранилища М. П. Погодина (более 2 тысяч названий) и библиотеки Эрмитажа. В ежегодных отчетах библиотеки А. Ф. помещал описания новых приобретений рукописей, каталоги редких книг, а затем описания собраний рукописей Н. М. Карамзина, Ф. И. Прянишникова и многих других.
Очень тщательно и скрупулезно трудился Бычков как главный редактор Полного собрания русских летописей (ПСРЛ). Под его редакцией вышли 7–10-й и 15–16-й тома, Лаврентьевская летопись. А. Ф. издал также «Дворцовые разряды» в 4 томах (1850–1855), Юрналы и походные журналы Петра Великого с 1695 по 1725 годы, Камер-фурьерские журналы за 1726–1772 годы (1853–1857), «Письма и бумаги Петра Великого» в 4 томах (из русских и иностранных архивов) (1887–1900) и множество других материалов по русской истории, а также несколько работ о русских писателях XIX века. Замечательны и работы А. Ф. по книговедению (например, каталог по изданиям гражданской печати эпохи Петра I).
В эпоху расцвета научных обществ он был деятельным членом Русского археологического общества и Русского исторического общества в Петербурге. Член всевозможных комиссий, комитетов, обществ, университетов… Но если главные труды его были отданы Публичной библиотеке, директором коей он состоял в 1882–1899 годах, то важнейшим хобби, любимым научным занятием Бычкова стала с 1872 года десятилетняя работа по собиранию писем и бумаг Петра Великого. Не только главные архивы России (Государственный, Сената, Военного министерства, Главного штаба) были лично им обследованы на этот счет, но и архивы Берлина, Вены и Дрездена.
С 1855 года — член-корреспондент, а с 1869 года — ординарный академик ИАН (в 1859 году не прошел баллотировку в Общем собрании АН). В. О. Ключевский считал важнейшей научной заслугой Бычкова «описание и критическую обработку источников». Действительный тайный советник с 1887 года, кавалер многих орденов империи (даже ордена Св. Владимира I степени).
В списке научных работ и изданий А. Ф. Бычкова — более 210 названий. Интерес к нумизматике, лексикографии, истории русской литературы также отразился в его деятельности.
(20. 02. 1818–27.04. 1900) — известный русский синолог, академик с 1886 года.
Родился в Нижнем Новгороде в семье мелкого чиновника. Грамоте учился у своего дяди — дьячка. Окончил уездное училище и гимназию (1832). Отец умер. До 16 лет, когда можно стало поступать в университет, давал частные уроки (имел заработок до 800 рублей в год). В 1834–1837 годах — студент Казанского университета (историко-филологический факультет по разряду восточных языков).
Успехи Васильева в татарском и монгольском языках обратили внимание попечителя округа М. Н. Мусина-Пушкина, который рекомендовал выпускника в Пекинскую духовную миссию. В 1839 году Васильев защитил магистерскую диссертацию о буддийской философии. Будучи зачислен в Пекинскую духовную миссию, 5 января 1840 года выехал из Казани. В Пекине прожил безвыездно десять лет, всесторонне исследуя Китай в его прошлом и настоящем. Упорно изучал он восточные языки: санскрит, маньчжурский, монгольский, тибетский и китайский.
Позднее в старости Васильев писал в автобиографии: «Отец мой был строг, учителя — жестоки; начальник миссии — притеснитель… Думаете, я хочу предать их осуждению? Время надобно осуждать… <…> И вся беда в том, что я был ориенталист. Мог ли я что-нибудь придумать для руководства западников? У них такие светлые головы, что и лбы медные! Да, я каюсь, мои мысли, мои взгляды родились в Китае. <…> Я видел пред собой страну богатую, с многочисленным трудолюбивым населением, а между тем погруженную в классическую дребедень… Меня спасла любовь к России».
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Биографический словарь русских историков предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других