Неточные совпадения
Весь длинный трудовой день не оставил в них другого следа, кроме веселости. Перед
утреннею зарей всё затихло. Слышались только ночные звуки неумолкаемых в болоте лягушек и лошадей, фыркавших по лугу в поднявшемся пред утром
тумане. Очнувшись, Левин встал с копны и, оглядев звезды, понял, что прошла ночь.
Вот она как-то пошевелила прозрачною головою своею: тихо светятся ее бледно-голубые очи; волосы вьются и падают по плечам ее, будто светло-серый
туман; губы бледно алеют, будто сквозь бело-прозрачное
утреннее небо льется едва приметный алый свет зари; брови слабо темнеют…
Исполнялось это редко, и главная прелесть незаконного
утреннего она состояла именно в сознании, что где-то, в
тумане, пробираясь по деревянным кладочкам и проваливаясь с калошами в грязь, крадется ищейка Дидонус и, быть может, в эту самую минуту уже заглядывает с улицы в окно…
Этот нежный и страстный романс, исполненный великой артисткой, вдруг напомнил всем этим женщинам о первой любви, о первом падении, о позднем прощании на весенней заре, на
утреннем холодке, когда трава седа от росы, а красное небо красит в розовый цвет верхушки берез, о последних объятиях, так тесно сплетенных, и о том, как не ошибающееся чуткое сердце скорбно шепчет: «Нет, это не повторится, не повторится!» И губы тогда были холодны и сухи, а на волосах лежал
утренний влажный
туман.
Утренний звонок — встаю — и совсем другое: сквозь стекла потолка, стен, всюду, везде, насквозь —
туман.
Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; темно-синяя поверхность моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждет первого луча, чтобы заиграть веселым блеском; с бухты несет холодом и
туманом; снега нет — всё черно, но
утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далекий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра. На кораблях глухо бьет 8-я стклянка.
А как счастлив бывал он в этой комнате некогда! он был не один: около него присутствовал тогда прекрасный призрак и осенял его днем за заботливым трудом, ночью бодрствовал над его изголовьем. Там жили с ним тогда мечты, будущее было одето
туманом, но не тяжелым, предвещающим ненастье, а
утренним, скрывающим светлую зарю. За тем
туманом таилось что-то, вероятно — счастье… А теперь? не только его комната, для него опустел целый мир, и в нем самом холод, тоска…
Вдруг ветерок, слабый
утренний ветерок смахнул
туман и открыл синее небо. Я сразу ожил, почувствовал свою силу, но что я мог сделать, впаянный в толпу мертвых и полуживых? Сзади себя я услышал ржание лошадей, ругань. Толпа двигалась и сжимала еще больше. А сзади чувствовалась жизнь, по крайней мере ругань и крики. Я напрягал силы, пробирался назад, толпа редела, меня ругали, толкали.
Было раннее утро; заря едва занялась; город спал; пустынные улицы смотрели мертво. Ни единого звука, кроме нерешительного чириканья кое-где просыпающихся воробьев; ни единого живого существа, кроме боязливо озирающихся котов, возвращающихся по домам после ночных похождений (как он завидовал им!). Даже собаки — и те спали у ворот, свернувшись калачиком и вздрагивая под влиянием
утреннего холода. Над городом вился
туман; тротуары были влажны; деревья в садах заснули, словно повитые волшебной дремой.
Долго длится ночь. Но засветился
Утренними зорями восток.
Уж
туман над полем заклубился,
Говор галок в роще пробудился,
Соловьиный щекот приумолк.
Русичи, сомкнув щиты рядами,
К славной изготовились борьбе,
Добывая острыми мечами
Князю — славы, почестей — себе.
Кто поднимает с теплого ночлега этого хворого старика и заставляет его на
утренней заре, в
тумане и сырости, сидеть на мокром берегу реки, чтоб поймать какого-нибудь язя или головля?
Светает. Горы снеговые
На небосклоне голубом
Зубцы подъемлют золотые;
Слилися с
утренним лучом
Края волнистого
тумана,
И на верху горы Шайтана
Огонь, стыдясь перед зарей,
Бледнеет — тихо приподнялся,
Как перед смертию больной,
Угрюмый князь с земли сырой.
Казалось, вспомнить он старался
Рассказ ужасный и желал
Себя уверить он, что спал;
Желал бы счесть он всё мечтою…
И по челу провел рукою;
Но грусть жестокий властелин!
С чела не сгладил он морщин.
На камень панелей тяжко падают с крыш капли воды, звонко бьет подкова о булыжник мостовой, и где-то высоко в
тумане плачет, заунывно зовет к
утренней молитве невидимый муэдзин. [Муэдзин — служитель мечети, созывающий с минарета верующих на молитву.]
Поэтому, не отвечая ни слова на саркастические замечания товарища, в другое время относившегося к людям с большим добродушием и снисходительностью, я сошел с сеновала и направился к лошадям. Они ходили в загородке и то и дело поворачивались к воде, над которой, выжатая
утренним холодком, висела тонкая пленка
тумана. Утки опять сидели кучками на середине озера. По временам они прилетали парами с дальней реки и, шлепнувшись у противоположного берега, продолжали здесь свои ночные мистерии…
Бывало, только
утренней зарей
Осветятся церквей главы златые,
И сквозь
туман заблещут над горой
Дворец царей и стены вековые,
Отражены зеркальною волной;
Бывало, только прачка молодая
С бельем господским из ворот, зевая,
Выходит, и сквозь
утренний мороз
Раздастся первый стук колес, —
А графский дом уж полон суетою
И пестрых слуг заботливой толпою.
Вблизи слышался равномерный спокойный храп, вдали движение, говор и бряцанье ружей пехоты, готовившейся к выступлению; пахло дымом, навозом, фитилем и
туманом; по спине пробегала
утренняя дрожь, и зубы против воли ощупывали друг друга.
Туман уже совершенно поднялся и, принимая формы облаков, постепенно исчезал в темно-голубой синеве неба; открывшееся солнце ярко светило и бросало веселые отблески на сталь штыков, медь орудий, оттаивающую землю и блестки инея. В воздухе слышалась свежесть
утреннего мороза вместе с теплом весеннего солнца; тысячи различных теней и цветов мешались в сухих листьях леса, и на торной глянцевитой дороге отчетливо виднелись следы шин и подковных шипов.
По ночам воздух наполнялся непроницаемым
туманом, от которого
утренняя роса была причиною большого падежа скота.
К этому
туману присоединялся дым выстрелов, и по этому
туману и дыму везде блестели молнии
утреннего света, то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине.