Неточные совпадения
Такого чтения после П. А. Никитина я не слыхал никогда, и, слушая ее тогда и после, я будто вижу перед собой П.А. Никитина,
слышу его голос, тон, переливы, и вижу перед собой меняющее выражение лицо и глаза Ермоловой, Ермоловой того дня, того незабвенного вечера, когда вскоре после бенефиса прочла она «Песню
о рубашке» Томаса Гуда, затем некрасовское «Внимая ужасам
войны».
— Ну, вот, сударь! Я провалялся без ноги близко месяца; вы изволили уехать; заговорили
о французах,
о войне; вдруг
слышу, что какого-то заполоненного француза привезли в деревню к Прасковье Степановне. Болен, дискать, нельзя гнать с другими пленными! Как будто бы у нас в городе и острога нет.
Лористон, воротясь в Москву, донес своему императору, что северные варвары не хотят
слышать о мире и уверяют, будто бы
война не кончилась, а только еще начинается.
— Не бойся смерти, Суламифь! Так же сильна, как и смерть, любовь… Отгони грустные мысли… Хочешь, я расскажу тебе
о войнах Давида,
о пирах и охотах фараона Суссакима? Хочешь ты
услышать одну из тех сказок, которые складываются в стране Офир?.. Хочешь, я расскажу тебе
о чудесах Вакрамадитья?
Ашанин передал письмо и уселся, разглядывая губернатора-адмирала, про которого еще на пароходе
слышал, как
о человеке, суровые меры которого против анамитов и жесткие репрессалии во время
войны, вроде сжигания целых деревень, были одной из причин вспыхнувшего восстания.
Он пел
о недавнем прошлом,
о могучем черном орле, побежденном белыми соколами,
о кровавых
войнах и грозных подвигах лихих джигитов… Мне казалось, что я
слышала и вой пушек и ружейные выстрелы в сильных звуках чиунгури… Потом эти звуки заговорили иное… Струны запели
о белом пленнике и любви к нему джигитской девушки. Тут была целая поэма с соловьиными трелями и розовым ароматом…
От бывших на
войне с самого ее начала я не раз впоследствии
слышал, что наибольшей высоты всеобщее настроение достигло во время Ляоянского боя. Тогда у всех была вера в победу, и все верили, не обманывая себя; тогда «рвались в бой» даже те офицеры, которые через несколько месяцев толпами устремлялись в госпитали при первых слухах
о бое. Я этого подъема уже не застал. При мне все время, из месяца в месяц, настроение медленно и непрерывно падало. Люди хватались за первый намек, чтобы удержать остаток веры.
Было немало офицеров, которые
о мире не хотели и
слышать. У них была своеобразная военная «честь», требовавшая продолжения
войны.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер
слышал толки
о том, где стоять предводителям, в то время как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всею губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось
войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Вы
слышали верно
о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!» И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем: но на
войне, как на
войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, не достает…» и т. д.
Утром на репетиции он
слышал от Максимова
о бывшем на Валааме «чуде
о сеножатех», которому будто Муравьев желает составить описание, как предвещательному к
войне событию, — ибо были будто те сеножати не люди, но духи, а между тем…