Неточные совпадения
Тогда Циммер взмахнул смычком — и та же мелодия грянула по нервам толпы, но
на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения облаков и волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или
лодка — все двигалось, кружилось и
опадало.
Только индиец, растянувшись в
лодке,
спит, подставляя под лучи то один, то другой бок; закаленная кожа у него ярко лоснится, лучи скользят по ней, не проникая внутрь, да китайцы, с полуобритой головой, машут веслом или ворочают рулем, едучи
на барке по рейду, а не то так работают около европейских кораблей, постукивая молотком или таская кладь.
«
На берег кому угодно! — говорят часу во втором, — сейчас шлюпка идет». Нас несколько человек село в катер, все в белом, — иначе под этим солнцем показаться нельзя — и поехали, прикрывшись холстинным тентом; но и то жарко: выставишь нечаянно руку, ногу, плечо — жжет. Голубая вода не струится нисколько; суда, мимо которых мы ехали, будто
спят: ни малейшего движения
на них;
на палубе ни души. По огромному заливу кое-где ползают
лодки, как сонные мухи.
Одну большую
лодку тащили
на буксире двадцать небольших с фонарями; шествие сопровождалось неистовыми криками;
лодки шли с островов к городу; наши, К. Н. Посьет и Н. Назимов (бывший у нас), поехали
на двух шлюпках к корвету, в проход; в шлюпку Посьета пустили поленом, а в Назимова хотели плеснуть водой, да не
попали — грубая выходка простого народа!
Шоомийцы погнались за ними
на лодках. Когда они достигли мыса Сангасу, то не помолились, а, наоборот, с криками и руганью вошли под свод береговых ворот. Здесь, наверху, они увидели гагару, но птица эта была не простая, а Тэму (Касатка — властительница морей). Один удэгеец выстрелил в нее и не
попал. Тогда каменный свод обрушился и потопил обе
лодки с 22 человеками.
Наконец стало светать. Вспыхнувшую было
на востоке зарю тотчас опять заволокло тучами. Теперь уже все было видно: тропу, кусты, камни, берег залива, чью-то опрокинутую вверх дном
лодку. Под нею
спал китаец. Я разбудил его и попросил подвезти нас к миноносцу.
На судах еще кое-где горели огни. У трапа меня встретил вахтенный начальник. Я извинился за беспокойство, затем пошел к себе в каюту, разделся и лег в постель.
В полдень гуси также
спят, сидя
на берегу, и менее наблюдают осторожности; притом дневной шум, происходящий от всей живущей твари, мешает сторожевому гусю услышать шорох приближающегося охотника: всего лучше подъезжать
на лодке, если это удобно.
Старшина рассказал мне, что однажды, в бытность его еще молодым человеком, он в
лодке с тремя другими орочами
попал в такой смерч. Он подхватил
лодку, завертел ее, поднял
на воздух и затем снова бросил
на воду.
Лодка раскололась, но люди не погибли. Помощь оказали другие
лодки, находившиеся поблизости.
Время было весеннее.
Лодка шла вдоль берега и
попадала то в полосы прохладного морского воздуха, то в струи теплого, слегка сыроватого ветерка, дующего с материка. Яркое июньское солнце обильно изливало
на землю теплые и живительные лучи свои, но по примятой прошлогодней траве, по сырости и полному отсутствию листвы
на деревьях видно было, что земля только что освободилась от белоснежного покрова и еще не успела просохнуть как следует.
Отверстие было довольно высоко над водою, и в тихую погоду можно было плавать
на лодке безопасно, но гребни высоких валов
попадали в дыру.
— Это действительно довольно приятная охота, — принялся объяснять ей Вихров. — Едут по озеру в
лодке, у которой
на носу горит смола и освещает таким образом внутренность воды, в которой и видно, где стоит рыба в ней и
спит; ее и бьют острогой.
— Это он с новой батареи нынче
палит, — прибавит старик, равнодушно поплевывая
на руку. — Ну, навались, Мишка, баркас перегоним. — И ваш ялик быстрее подвигается вперед по широкой зыби бухты, действительно перегоняет тяжелый баркас,
на котором навалены какие-то кули, и неровно гребут неловкие солдаты, и пристает между множеством причаленных всякого рода
лодок к Графской пристани.
Пришла осень. Желтые листья
падали с деревьев и усеяли берега; зелень полиняла; река приняла свинцовый цвет; небо было постоянно серо; дул холодный ветер с мелким дождем. Берега реки опустели: не слышно было ни веселых песен, ни смеху, ни звонких голосов по берегам;
лодки и барки перестали сновать взад и вперед. Ни одно насекомое не прожужжит в траве, ни одна птичка не защебечет
на дереве; только галки и вороны криком наводили уныние
на душу; и рыба перестала клевать.
Если бы де Лонг проплыл
на лодке несколько верст западнее и
попал в северный рукав, он был бы спасен, так как, поднимаясь вверх, достиг бы тунгусских деревень.
По нескольку суток, днем и ночью, он ездил в
лодке по реке, тут же
спал на берегу около костра, несмотря ни
на какую погоду. Даже по зимам уезжал ловить и в двадцатиградусные морозы просиживал часами у проруби
на речке.
— Мне, во времена моей еще ранней юности, — продолжал владыко, — мы ведь, поповичи, ближе живем к народу, чем вы, дворяне; я же был бедненький сельский семинарист, и нас, по обычаю, целой ватагой возили с нашей вакации в училище в город
на лодке, и раз наш кормчий вечером пристал к одной деревне и всех нас свел в эту деревню ночевать к его знакомому крестьянину, и когда мы поели наших дорожных колобков, то были уложены
спать в небольшой избенке вповалку
на полу.
Потом одежду, а кто запасливей, так и рогожку,
на которой
спал, валили в
лодку, и приказчик увозил бурлацкое имущество к посудине.
Тишина не прерывалась ни одним из тех звуков, какими приветствуется обыкновенно восход солнца: куры и голуби не думали подавать голоса; приютившись
на окраине старой дырявой
лодки, помещенной
на верхних перекладинах навеса, подвернув голову под тепленькое, пушистое крыло, они
спали крепчайшим сном.
— Бросают зеленые волны нашу маленькую
лодку, как дети мяч, заглядывают к нам через борта, поднимаются над головами, ревут, трясут, мы
падаем в глубокие ямы, поднимаемся
на белые хребты — а берег убегает от нас всё дальше и тоже пляшет, как наша барка. Тогда отец говорит мне...
— Это мой фант, твой в
лодке, — говорит чудовище. Рассеялись брызги, лодочка снова чуть качается
на одном месте, и в ней сидит Дора. Покрывало
спало с ее золотистой головки, лицо ее бледно, очи замкнуты: она мертвая.
Ничего ей прямо не говорили, а так всё за нею ухаживали, то
на перелет, то
на рыбную ловлю ее брали, и тут она у меня один раз с
лодки в озеро
упала…
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их
лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их
лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; —
на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась
на синем своде, и свежая роса уж
падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться
лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
Воды становилось всё меньше… по колено… по щиколотки… Мы всё тащили казённую
лодку; но тут у нас не стало сил, и мы бросили её.
На пути у нас лежала какая-то чёрная коряга. Мы перепрыгнули через неё — и оба босыми ногами
попали в какую-то колючую траву. Это было больно и со стороны земли — негостеприимно, но мы не обращали
на это внимания и побежали
на огонь. Он был в версте от нас и, весело пылая, казалось, смеялся навстречу нам.
Туда Аксинья подавала им есть и пить, там они
спали, невидимые никому, кроме меня и кухарки, по-собачьи преданной Ромасю, почти молившейся
на него. По ночам Изот и Панков отвозили этих гостей в
лодке на мимо идущий пароход или
на пристань в Лобышки. Я смотрел с горы, как
на черной — или посеребренной луною — реке мелькает чечевица
лодки, летает над нею огонек фонаря, привлекая внимание капитана парохода, — смотрел и чувствовал себя участником великого, тайного дела.
Лодка теперь кралась по воде почти совершенно беззвучно. Только с весел капали голубые капли, и когда они
падали в море,
на месте их падения вспыхивало ненадолго тоже голубое пятнышко. Ночь становилась все темнее и молчаливей. Теперь небо уже не походило
на взволнованное море — тучи расплылись по нем и покрыли его ровным тяжелым пологом, низко опустившимся над водой и неподвижным. А море стало еще спокойней, черней, сильнее пахло теплым, соленым запахом и уж не казалось таким широким, как раньше.
Со стены спускалось что-то кубическое и тяжелое. Гаврила принял это в
лодку. Спустилось еще одно такое же. Затем поперек стены вытянулась длинная фигура Челкаша, откуда-то явились весла, к ногам Гаврилы
упала его котомка, и тяжело дышавший Челкаш уселся
на корме.
— Да разве можно тут
упасть? И к тому же тут неглубоко, — оправдывалась она, подводя
лодку к берегу. А он, сидя
на корме, думал, что это нужно бы сделать ему.
— А это, — говорит, — ваше благородие, «снасть». Как ваше благородие скомандуете ружья зарядить
на берегу, так сейчас добавьте им команду: «налево кругом», и чтобы фаршированным маршем
на кладку, а мне впереди; а как жиды за мною взойдут, так — «оборот лицом к реке», а сами сядьте в
лодку, посередь реки к нам визавидом станьте и дайте команду: «пли». Они выстрелят и ни за что не
упадут.
Но его тотчас же сбило со скамейки. Он
упал грудью
на уключину и судорожно вцепился обеими руками в борт. Огромная тяжелая волна обдала его с ног до головы. Почему-то ему послышался в реве водопада густой, частый звон колокола. Какая-то чудовищная сила оторвала его от
лодки, подняла высоко и швырнула в бездну головой вниз. «А Друг-то, пожалуй, один не найдет дорогу домой», — мелькнуло вдруг в голове фельдшера. И потом ничего не стало.
Астреин выбивался из сил, стараясь направить
лодку к левому берегу, но она неслась неведомо куда. И в это время фельдшер и учитель яростно ругали друг друга всеми бранными словами, какие им
попадали на язык.
Ну, однако, милостью божиею мы доставились; соскочили оба с
лодки и бегом побежали. Изограф уже готов: действует хладнокровно, но твердо: взял прежде икону в руки, и как народ пред нею
упал и поклонился, то он подпустил всех познаменоваться с запечатленным ликом, а сам смотрит и
на нее и
на свою подделку, и говорит...
Кои не все в
лодку попали и не
на чем им до бережка достигнуть, во всем платье, как стояли
на работе, прямо с мосту в воду побросались и друг за дружкой в холодной воде плывут…
— Ночь теперь если тихая… — начал он с заметным удовольствием, — вода не колыхнется, как зеркало… Смола
на носу
лодки горит… огромным таким кажется пламенем… Воду всю освещает до самого дна: как
на тарелке все рассмотреть можно, каждый камышек… и рыба теперь попадется…
спит… щука всегда против воды… ударишь ее острогой… встрепенется… кровь из нее брызнет в воду — розовая такая…
Не взглянув
на берег, не отвечая, он глубоко вогнал
лодку в заросль камыша, выпрыгнул
на берег и,
попав ногами в грязь, сердито заворчал...
Кроме чаек, в море никого не было. Там, где оно отделялось от неба тонкой полоской песчаного берега, иногда появлялись
на этой полоске маленькие черные точки, двигались по ней и исчезали. А
лодки всё не было, хотя уже лучи солнца
падают в море почти отвесно. В это время Мальва бывала уже давно здесь.
Мы приехали поздно ночью, Левка отправился с
лодкой назад, а я домой. Только что я лег
спать, слышу — подъезжает телега к нашему дому. Матушка — она не ездила
на праздник, ей что-то нездоровилось, — матушка послушала да говорит...
Спать еще рано. Жанна встает, накидывает
на голову толстый платок, зажигает фонарь и выходит
на улицу посмотреть, не тише ли стало море, не светает ли, и горит ли лампа
на маяке, в не видать ли
лодки мужа. Но
на море ничего не видно. Ветер рвет с нее платок и чем-то оторванным стучит в дверь соседней избушки, и Жанна вспоминает о том, что она еще с вечера хотела зайти проведать больную соседку. «Некому и приглядеть за ней», — подумала Жанна и постучала в дверь. Прислушалась… Никто не отвечает.
В рыбачьей хижине сидит у огня Жанна, жена рыбака, и чинит старый парус.
На дворе свистит и воет ветер и, плескаясь и разбиваясь о берег, гудят волны…
На дворе темно и холодно,
на море буря, но в рыбачьей хижине тепло и уютно. Земляной пол чисто выметен; в печи не потух еще огонь;
на полке блестит посуда.
На кровати с опущенным белым пологом
спят пятеро детей под завывание бурного моря. Муж-рыбак с утра вышел
на своей
лодке в море и не возвращался еще. Слышит рыбачка гул волн и рев ветра. Жутко Жанне.
Если лошадь
пала,
на ямщика навалят ее работу: он будет грести летом или таскать
лодки лямкой…
Плес был прямой, и долго я видел впереди эту точку, пока бессонная ночь и утомление не взяли свое и я заснул под мерное взвизгивание уключин. Оба мои спутника тоже давно
спали на дне широкой
лодки.
Получив пять рублей, Лычковы, отец и сын, староста и Володька переплыли
на лодке реку и отправились
на ту сторону в село Кряково, где был кабак, и долго там гуляли. Было слышно, как они пели и как кричал молодой Лычков. В деревне бабы не
спали всю ночь и беспокоились. Родион тоже не
спал.
— Известно что, — отвечал Артемий. — Зачал из золотой пушки
палить да вещбу говорить — бусурманское царство ему и покорилось. Молодцы-есаулы крещеный полон
на Русь вывезли, а всякого добра бусурманского столько набрали, что в
лодках и положить было некуда: много в воду его пометали. Самого царя бусурманского Стенька Разин
на кол посадил, а дочь его, царевну, в полюбовницы взял. Дошлый казак был, до девок охоч.
— В гостях был
на той стороне, засиделся, мост развели, я нанял
лодку.
На перевозе темно, грязно, скользко, поскользнулся,
упал, выпачкался… Вот и вся недолга, — сказал Дмитрий Петрович.
По другим версиям, люди эти были
на лодке, но во время тумана заблудились в море и
попали на остров Сахалин, где остались навсегда.
Наутро я проснулся раньше других. Костер погас. Казаки
спали вповалку, прикрывшись одним полотнищем палатки. Удэхейцы устроились
на ночь под
лодками.
Ночью старая — «натулившаяся» ель
упала в воду и вершиной застряла
на камнях у левого берега, а мы, ничего не подозревая, сели в
лодку и поплыли вниз по течению реки, стараясь держаться правого берега.
Люди бегут,
падают, опять бегут и стараются собрать веревки. Наконец
лодки привязаны, палатка поймана. В это время с моря нашла только одна большая волна. С ревом она рванулась
на берег, загроможденный камнями. Вода прорвалась сквозь щели и большими фонтанами взвилась кверху. Одновременно сверху посыпались камни. Они прыгали, словно живые, перегоняли друг друга и, ударившись о гальку, рассыпались впрах.
На местах падения их, как от взрывов, образовывались облачка пыли, относимые ветром в сторону.
Я снова сел за весла.
Лодка пошла быстрее. Наташа лихорадочно оживилась; она вдруг охватила обеими руками Веру и, хохоча, стала душить ее поцелуями. Вера крикнула,
лодка накренилась и чуть не зачерпнула воды. Все сердито
напали на Наташу; она, смеясь, села
на корму и взялась за руль.
Нет, это летит, надувшись, парус — все ближе и ближе;
упал, и перед вами является бедный остов рыбачьей
лодки;
на кривой мачте ее мотается кусок полотна с заплатами.
Газеты передавали, что в ночь
на 15 мая 188* года, князь Виктор Васильевич Гарин, отставной поручик Александр Алексеевич Князев и частный поверенный Иван Флегонтович Сироткин, возвращаясь с рыбной ловли и находясь в сильно нетрезвом виде, выехав
на середину реки, по неосторожности опрокинули
лодку и
упали в воду.