Неточные совпадения
То вдруг случайно воображение
унесет его
в другую
сторону, с каким-нибудь Оссианом: там другая жизнь, другие картины, еще величавее, хотя и суровее тех, и еще необыкновеннее.
От тяжести акулы и от усилий ее освободиться железный крюк начал понемногу разгибаться, веревка затрещала. Еще одно усилие со
стороны акулы — веревка не выдержала бы, и акула
унесла бы
в море крюк, часть веревки и растерзанную челюсть. «Держи! держи! ташши скорее!» — раздавалось между тем у нас над головой. «Нет, постой ташшить! — кричали другие, — оборвется; давай конец!» (Конец — веревка, которую бросают с судна шлюпкам, когда пристают и
в других подобных случаях.)
Мы
в самой середине двух, мешающих друг другу, потоков; нас бросает и будет еще долго бросать то
в ту, то
в другую
сторону до тех пор, пока тот или другой окончательно не сломит, и поток, еще беспокойный и бурный, но уже текущий
в одну
сторону, не облегчит пловца, то есть не
унесет его с собой.
Тюрьма стояла на самом перевале, и от нее уже был виден город, крыши домов, улицы, сады и широкие сверкающие пятна прудов… Грузная коляска покатилась быстрее и остановилась у полосатой заставы шлагбаума. Инвалидный солдат подошел к дверцам, взял у матери подорожную и
унес ее
в маленький домик, стоявший на левой
стороне у самой дороги. Оттуда вышел тотчас же высокий господин, «команду на заставе имеющий»,
в путейском мундире и с длинными офицерскими усами. Вежливо поклонившись матери, он сказал...
Все были уверены вперед, что круг
унесет Матюшка Гущин, который будет бороться последним. Он уже раза два
уносил круг, и обе
стороны оставались довольны, потому что каждая считала Матюшку своим: ключевляне — потому, что Матюшка родился и вырос
в Ключевском, а самосадские — потому, что он жил сейчас на Самосадке.
Нередко благодаря своему развязно привешенному языку и давно угасшему самолюбию втирался
в чужую компанию и увеличивал ее расходы, а деньги, взятые при этом взаймы, он не
уносил на
сторону, а тут же тратил на женщин разве-разве оставлял себе мелочь на папиросы.
Князь хотел сжать ее
в кровавых объятиях, но силы ему изменили, поводья выпали из рук, он зашатался и свалился на землю. Елена удержалась за конскую гриву. Не чуя седока, конь пустился вскачь. Елена хотела остановить его, конь бросился
в сторону, помчался лесом и
унес с собою боярыню.
— Слушаю, — сказал Полторацкий, приложив руку к папахе, и поехал к своей роте. Сам он свел цепь на правую
сторону, с левой же
стороны велел это сделать фельдфебелю. Раненого между тем четыре солдата
унесли в крепость.
— Батюшка, — сказал он торопливо, — дай-ка я съезжу
в челноке на ту
сторону — на верши погляжу: должно быть, и там много рыбы. Я заприметил
в обед еще, веревки так вот под кустами-то и дергает. Не
унесло бы наши верши. Ванюшка один справится с веслами.
Прислуга хлопотала,
унося столы. Из гостиной слышно пение. Мы вошли туда
в то время, когда дружными аплодисментами награждали артистку Большого театра М. Н. Климентову, М. Н. Ермолову сейчас же окружили… Я отошел
в сторону, но все-таки раза три урывками мне удалось поговорить с ней еще. Она восторгалась Воронежем.
Кочкарев. Рад, рад! Теперь я пойду посмотрю только, как убрали стол;
в минуту ворочусь. (
В сторону.)А шляпу все лучше на всякий случай припрятать. (Берет и
уносит шляпу с собою.)
Пятый день — осмотр домика Петра Великого; заседание и обед
в Малоярославском трактире (menu: суточные щи и к ним няня, свиные котлеты, жаркое — теленок, поенный одними сливками, вместо пирожного — калужское тесто). После обеда каждый удаляется восвояси ии ложится спать. Я нарочно настоял, чтоб
в ordre du jour [порядок дня.] было включено спанье, потому что опасался новых признаний со
стороны Левассера. Шут его разберет, врет он или не врет! А вдруг спьяна ляпнет, что из Тьерова дома табакерку
унес!
Его и детей точно вихрем крутило, с утра до вечера они мелькали у всех на глазах, быстро шагая по всем улицам, торопливо крестясь на церкви; отец был шумен и неистов, старший сын угрюм, молчалив и, видимо, робок или застенчив, красавец Олёшка — задорен с парнями и дерзко подмигивал девицам, а Никита с восходом солнца
уносил острый горб свой за реку, на «Коровий язык», куда грачами слетелись плотники, каменщики, возводя там длинную кирпичную казарму и
в стороне от неё, под Окою, двухэтажный большой дом из двенадцативершковых брёвен, — дом, похожий на тюрьму.
Отбрасывают
в сторону окровавленные простыни и торопливо закрывают мать чистой, и фельдшер с Аксиньей
уносят ее
в палату. Спеленутый младенец уезжает на подушке. Сморщенное коричневое личико глядит из белого ободка, и не прерывается тоненький, плаксивый писк.
Со
стороны маменькиной подобные проводы были нам сначала ежедневно, потом все слабее, слабее: конечно, они уже попривыкли разлучаться с нами, а наконец, и до того доходило, что когда старшие братья надоедали им своими шалостями, так они, бывало, прикрикнут:"Когда б вас чорт
унес в эту анафемскую школу!"Батенька же были к нам ни се, ни то. Я же, бывши дома, от маменьки не отходил.
Наконец уехал последний гость. Красный круг на дороге закачался, поплыл
в сторону, сузился и погас — это Василий
унес с крыльца лампу.
В прошлые разы обыкновенно, проводив гостей, Петр Дмитрич и Ольга Михайловна начинали прыгать
в зале друг перед другом, хлопать
в ладоши и петь: «Уехали! уехали! уехали!» Теперь же Ольге Михайловне было не до того. Она пошла
в спальню, разделась и легла
в постель.
Поели татары блины, пришла татарка
в рубахе такой же, как и девка, и
в штанах; голова платком покрыта.
Унесла масло, блины, подала лоханку хорошую и кувшин с узким носком. Стали мыть руки татары, потом сложили руки, сели на коленки, подули на все
стороны и молитвы прочли. Поговорили по-своему. Потом один из гостей-татар повернулся к Жилину, стал говорить по-русски.
Почти каждый из ссыльных, прихватя
в заплечный мешок кое-что из одежины да из домашней рухляди, завертывал
в особую тряпицу горсть своей исконной, родной земли, с которою отныне расставался навеки, и благоговейно
уносил с собою эту горсть
в неведомую, далекую
сторону.
Посмотришь вниз — тот же сыпучий снег разрывают полозья, и ветер упорно поднимает и
уносит все
в одну
сторону.
— Не беспокойтесь о нем. Я его беру себе… Буду холить и баловать его… Увезу к себе домой сейчас же… — говорила она приюткам. — А вы, m-lle, — обратилась она к Павле Артемьевне, остолбеневшей от неожиданности, — распорядитесь отправить меня домой с кем-нибудь, я раздумала оставаться здесь до вечера, — и, кивнув головкой всем теснившимся
в стороне и пораженным изумлением приюткам, удалилась своей спокойной походкой взрослой маленькой девушки,
унося высовывающего из муфты мордочку Мурку с собой.
Мы вступаем
в период исторического странствования, про которое можно сказать: «мы плывем, пылающею бездной со всех
сторон окружены»; «прилив растет и быстро нас
уносит в неизмеримость темных волн».
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами.
Настанет ночь, и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ее: он будит нас и просит.
Уж
в пристани волшебной ожил чёлн…
Прилив растет и быстро нас
уноситВ неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины.
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех
сторон окружены.
Прилив растет и быстро нас
уноситВ неизмеримость темных волн…
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех
сторон окружены…