Неточные совпадения
Но, вспомнив о безжалостном ученом, Самгин вдруг, и уже не умом, а всем существом своим, согласился, что вот эта плохо сшитая ситцевая кукла и
есть самая подлинная история правды
добра и правды зла, которая и должна и
умеет говорить о прошлом так, как сказывает олонецкая, кривобокая старуха, одинаково любовно и мудро о гневе и о нежности, о неутолимых печалях матерей и богатырских мечтах детей, обо всем, что
есть жизнь.
— Он
был добрый. Знал — все, только не
умеет знать себя. Он сидел здесь и там, — женщина указала рукою в углы комнаты, — но его никогда не
было дома. Это
есть такие люди, они никогда не
умеют быть дома, это
есть — русские, так я думаю. Вы — понимаете?
Иногда, в
добрую минуту, его даже забавляла эксцентрическая барыня, Полина Карповна. Она
умела заманить его к себе обедать и уверяла, что «он или неравнодушен к ней, но скрывает, или sur le point de l’être, [близок к тому (фр.).] но противится и немного остерегается, mais que tôt ou tard cela finira par là et comme elle sera contente, heureuse! etc.». [но что рано или поздно все этим кончится, и как она
будет тогда довольна, счастлива! и т. д. (фр.).]
Не
умею я это выразить; впоследствии разъясню яснее фактами, но, по-моему, он
был довольно грубо развит, а в иные
добрые, благородные чувства не то что не верил, но даже, может
быть, не имел о них и понятия.
Но, может
быть, это все равно для блага целого человечества: любить
добро за его безусловное изящество и
быть честным,
добрым и справедливым — даром, без всякой цели, и не
уметь нигде и никогда не
быть таким или
быть добродетельным по машине, по таблицам, по востребованию? Казалось бы, все равно, но отчего же это противно? Не все ли равно, что статую изваял Фидий, Канова или машина? — можно бы спросить…
Это
было существо
доброе, умное, молчаливое, с теплым сердцем; но, бог знает отчего, от долгого ли житья в деревне, от других ли каких причин, у ней на дне души (если только
есть дно у души) таилась рана, или, лучше сказать, сочилась ранка, которую ничем не можно
было излечить, да и назвать ее ни она не
умела, ни я не мог.
— Договаривайте, друг мой, эх, договаривайте, — подхватил Лупихин. — Ведь вас, чего
доброго, в судьи могут избрать, и изберут, посмотрите. Ну, за вас, конечно,
будут думать заседатели, положим; да ведь надобно ж на всякий случай хоть чужую-то мысль
уметь выговорить. Неравно заедет губернатор — спросит: отчего судья заикается? Ну, положим, скажут: паралич приключился; так бросьте ему, скажет, кровь. А оно в вашем положении, согласитесь сами, неприлично.
Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько
будет светла и
добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы
умеете перенести в нее из будущего.
— Что, моя милая, насмотрелась, какая ты у доброй-то матери
была? — говорит прежняя, настоящая Марья Алексевна. — Хорошо я колдовать
умею? Аль не угадала? Что молчишь? Язык-то
есть? Да я из тебя слова-то выжму: вишь ты, нейдут с языка-то! По магазинам ходила?
— К тебе пришел, Пацюк, дай Боже тебе всего,
добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции! — Кузнец иногда
умел ввернуть модное слово; в том он понаторел в бытность еще в Полтаве, когда размалевывал сотнику дощатый забор. — Пропадать приходится мне, грешному! ничто не помогает на свете! Что
будет, то
будет, приходится просить помощи у самого черта. Что ж, Пацюк? — произнес кузнец, видя неизменное его молчание, — как мне
быть?
Во-первых, он полагал, что если женщина
умеет записать белье и вести домашнюю расходную книгу, то этого совершенно достаточно; во-вторых, он
был добрый католик и считал, что Максиму не следовало воевать с австрийцами, вопреки ясно выраженной воле «отца папежа».
Давно должна
была дойти до вас моя искренняя признательность за ваше дружеское воспоминание.
Будьте вполне убеждены, что я
умею чувствовать вашу дружбу. Пожмите руку
доброй княгине. Распространяться нет времени — Ермаков, который везет эти строки к Михаиле, спешит.
Благодарю тебя, любезный друг Иван, за
добрые твои желания —
будь уверен, что всегда
буду уметь из всякого положения извлекать возможность сколько-нибудь
быть полезным. Ты воображаешь меня хозяином — напрасно. На это нет призвания, разве со временем разовьется способность; и к этому нужны способы, которых не предвидится. Как бы только прожить с маленьким огородом, а о пашне нечего и думать.
Я слышал, как ее нянька Параша, всегда очень ласковая и
добрая женщина, вытряхивая бурачок, говорила: «Ну, барышня, опять набрала зеленухи!» — и потом наполняла ее бурачок ягодами из своего кузова; у меня же оказалась претензия, что я
умею брать ягоды и что моя клубника лучше Евсеичевой: это, конечно,
было несправедливо.
Применяясь к моему ребячьему возрасту, мать объяснила мне, что государыня Екатерина Алексеевна
была умная и
добрая, царствовала долго, старалась, чтоб всем
было хорошо жить, чтоб все учились, что она
умела выбирать хороших людей, храбрых генералов, и что в ее царствование соседи нас не обижали, и что наши солдаты при ней побеждали всех и прославились.
Он вынул конфеты и просил, чтоб и я взяла; я не хотела; он стал меня уверять тогда, что он
добрый человек,
умеет петь песни и плясать; вскочил и начал плясать.
Купеческая дочка, доставшаяся князю, едва
умела писать, не могла склеить двух слов,
была дурна лицом и имела только одно важное достоинство:
была добра и безответна.
Митя пошел к матери. Это
была последняя надежда. Мать его
была добрая и не
умела отказывать, и она, может
быть, и помогла бы ему, но нынче она
была встревожена болезнью меньшого, двухлетнего Пети. Она рассердилась на Митю за то, что он пришел и зашумел, и сразу отказала ему.
Так и сделали. Она ушла в родильный дом; он исподволь подыскивал квартиру. Две комнаты; одна
будет служить общею спальней, в другой — его кабинет, приемная и столовая. И прислугу он нанял, пожилую женщину, не ветрогонку и
добрую;
сумеет и суп сварить, и кусок говядины изжарить, и за малюткой углядит, покуда матери дома не
будет.
Героиня моя
была не такова: очень умненькая,
добрая, отчасти сентиментальная и чувствительная, она в то же время сидела сгорбившись, не
умела танцевать вальс в два темпа, не играла совершенно на фортепьяно и по-французски произносила — же-не-ве-па, же-не-пе-па.
— Человече, — сказал ему царь, — так ли ты блюдешь честника? На что у тебе вабило, коли ты не
умеешь наманить честника? Слушай, Тришка, отдаю в твои руки долю твою: коли достанешь Адрагана, пожалую тебя так, что никому из вас такого времени не
будет; а коли пропадет честник, велю, не прогневайся, голову с тебя снять, — и то
будет всем за страх; а я давно замечаю, что нет меж сокольников
доброго строения и гибнет птичья потеха!
А как бросим мы его, да как поведут его казнить, — тьфу! скажет, — чтой-то за люди
были, воровать-разбойничать
умеют, а добра-то не помнят!
Максим досадовал на встречу с сокольником. Но Трифон
был добрый малый и при случае
умел молчать. Максим спросил его, давно ли он из Слободы?
Ему
было лет за сорок; маленький, кривоногий, с животом беременной женщины, он, усмехаясь, смотрел на меня лучистыми глазами, и
было до ужаса странно видеть, что глаза у него —
добрые, веселые. Драться он не
умел, да и руки у него
были короче моих, — после двух-трех схваток он уступал мне, прижимался спиною к воротам и говорил...
— Тело у нас — битое, а душа — крепка и не жила ещё, а всё пряталась в лесах, монастырях, в потёмках, в пьянстве, разгуле, бродяжестве да в самой себе. Духовно все мы ещё подростки, и жизни у нас впереди — непочат край. Не робь, ребята, выкарабкивайся! Встанет Русь, только верь в это, верою всё
доброе создано,
будем верить — и всё
сумеем сделать.
На такие справедливые замечания и советы, почерпнутые прямо из жизни, Софья Николавна
умела возражать с удивительной ловкостью и в то же время
умела так убедительно и живо представить хорошую сторону замужества с человеком, хотя не бойким и не образованным, но
добрым, честным, любящим и не глупым, что Николай Федорыч
был увлечен ее пленительными надеждами и дал полное согласие.
Сердце
доброе его готово
было к услугам и к помощи друзьям своим, даже и с пожертвованием собственных своих польз; твердый нрав, верою и благочестием подкрепленный, доставлял ему от всех доверенность, в которой он
был неколебим; любил словесность и сам весьма хорошо писал на природном языке; знал немецкий и французский язык и незадолго пред смертию выучил и английский;
умел выбирать людей,
был доступен и благоприветлив всякому; но знал, однако, важною своею поступью, соединенною с приятностию, держать подчиненных своих в должном подобострастии.
Очень замечательная вещь, что
есть добрые люди, считающие нас вообще и провинциалов в особенности патриархальными, по преимуществу семейными, а мы нашу семейную жизнь не
умеем перетащить через порог образования, и еще замечательнее, может
быть, что, остывая к семейной жизни, мы не пристаем ни к какой другой; у нас не личность, не общие интересы развиваются, а только семья глохнет.
Но я не
был один. Федосья зорко следила за мной и не оставляла своими заботами. Мне пришлось тяжелым личным опытом убедиться, сколько настоящей хорошей доброты заложила природа в это неуклюжее и ворчливое существо. Да, это
была добрая женщина, не головной добротой, а так, просто, потому что другой она не
умела и не могла
быть.
— Нет, уж это, брат, как хочешь, — сказал барин: — мальчик твой уж может понимать, ему учиться пора. Ведь я для твоего же
добра говорю. Ты сам посуди, как он у тебя подростет, хозяином станет, да
будет грамоте знать и читать
будет уметь, и в церкви читать — ведь всё у тебя дома с Божьей помощью лучше пойдет, — говорил Нехлюдов, стараясь выражаться как можно понятнее и вместе с тем почему-то краснея и заминаясь.
Она
умела одеться так, что ее красота выигрывала, как
доброе вино в стакане хорошего стекла: чем прозрачнее стекло — тем лучше оно показывает душу вина, цвет всегда дополняет запах и вкус, доигрывая до конца ту красную песню без слов, которую мы
пьем для того, чтоб дать душе немножко крови солнца.
— Значит — ты ее не имел! — сказала Катарина, — она
добрая старуха, но, когда нужно,
умеет быть строгой. Словом — они так запутали его в противоречиях, что малый, наконец, опустил дурную свою голову и сознался...
Мурзавецкая. Я ведь девица старая, я мужчин разбирать не
умею; может
быть, Аполлон и в самом деле плохой жених; да, понимаешь ты, что я этого и знать не хочу; я своему родному
добра желаю, а до нее мне и горя мало… так вот, если она заупрямится, надо нам с тобой, Вукол, придумать, чем пугнуть ее.
Оленька, с согласия своей матери, выйдет замуж, сделается
доброй, нежной матерью; но никогда не
будет уметь любить, как Полина!
— Ах какие все
добрые и хорошие! — восхищалась молодая Мушка, летая из окна в окно. — Может
быть, даже хорошо, что люди не
умеют летать. Тогда бы они превратились в мух, больших и прожорливых мух, и, наверное, съели бы все сами… Ах как хорошо жить на свете!
И ей
было смешно, что студенты дерутся и что я ставлю их на колени, и она смеялась. Это
был кроткий, терпеливый и
добрый ребенок. Нередко мне приходилось видеть, как у нее отнимали что-нибудь, наказывали понапрасну или не удовлетворяли ее любопытства; в это время к постоянному выражению доверчивости на ее лице примешивалась еще грусть — и только. Я не
умел заступаться за нее, а только когда видел грусть, у меня являлось желание привлечь ее к себе и пожалеть тоном старой няньки: «Сиротка моя милая!»
Теперь она
будет уметь отвечать Вадиму, теперь глаза ее вынесут его испытывающие взгляды, теперь горькая улыбка не уничтожит ее твердости; — эта улыбка имела в себе что-то неземное; она вырывала из души каждое благочестивое помышление, каждое желание, где таилась искра
добра, искра любви к человечеству; встретив ее, невозможно
было устоять в своем намереньи, какое бы оно не
было; в ней
было больше зла, чем люди понимать способны.
Если дружины русские, составлявшие нестройную громаду, во время похода
умели только грабить и опустошать свою землю наравне с чужой, то, по всей вероятности, не великое
добро для земли русской
было и от того, что «все части ее
были скреплены в одну стройную державу, готовую восстать на врагов по первому мановению», и пр.
Одно меня заботит в моем новом положении:
сумею ли я настолько совладать с собою и со своим прошлым, чтобы сделаться воистину порядочным пропащим человеком, то
есть человеком долга,
добра, чести и труда?
И при этом умиленным гласом вопрошает: «А говеть
будете?» Ах, батюшка, батюшка! да как же мне
быть, если я иначе жить не
умею, ежели с пеленок все говорило мне о ничегонеделании, ежели это единственный груз, которым я успел запастись в жизни и с которым
добрел до старости?
В это время я еще не
умел забывать то, что не нужно мне. Да, я видел, что в каждом из этих людей, взятом отдельно, не много злобы, а часто и совсем нет ее. Это, в сущности,
добрые звери, — любого из них нетрудно заставить улыбнуться детской улыбкой, любой
будет слушать с доверием ребенка рассказы о поисках разума и счастья, о подвигах великодушия. Странной душе этих людей дорого все, что возбуждает мечту о возможности легкой жизни по законам личной воли.
Он с трудом
умел читать, нигде не служил, но, несмотря на бедность, на отсутствие всякого образования, он
был в высшей степени честный,
добрый и умный малый.
Федя. Нет. Я уверен и знаю, что они оставались чисты. Он, религиозный человек, считал грехом брак без благословенья. Ну, стали требовать развод, чтоб я согласился. Надо
было взять на себя вину. Надо
было всю эту ложь… И я не мог. Поверите ли, мне легче
было покончить с собой, чем лгать. И я уже хотел покончить. А тут
добрый человек говорит: зачем? И все устроили. Прощальное письмо я послал, а на другой день нашли на берегу одежду и мой бумажник, письма. Плавать я не
умею.
Кроме того, надобно отдать ей честь, она
была самая расчетливая и неутомимая хозяйка и
добрая мать: при весьма ограниченных средствах, она
умела жить чистенько и одевала дочерей хотя не богато, но, право, весьма прилично.
Столярова жена только нынче утром имела с Акулиной жаркую неприятность за горшок щелока, который у ней розлили Поликеевы дети, и ей в первую минуту приятно
было слышать, что Поликея зовут к барыне: должно-быть, не за
добром. Притом она
была тонкая, политичная и язвительная дама. Никто лучше ее не
умел отбрить словом; так, по крайней мере, она сама про себя думала.
Цветов им теперь приносить уже некому, но в московских норах и трущобах
есть люди, которые помнят белоголового длинного старика, который словно чудом
умел узнавать, где
есть истинное горе, и
умел поспевать туда вовремя сам или посылал не с пустыми руками своего
доброго пучеглазого слугу.
Это новое обстоятельство, разумеется, тоже не могло прибавить ничего
доброго в его раздраженное и гневливое сердце. Притом
было дурно и то, что при появлении дяди мы все замолчали. Как большинство подозрительных людей, он терпеть не мог этого; и хорошо его знавший отец Алексей поторопился, как
умел, поправить дело, чтобы только нарушить эту зловещую тишину.
Белинской. Эх! полно, братец, говорить пустяки. Товарищи тебя все любят… а если
есть какие-нибудь другие неприятности, то надо
уметь переносить их с твердостью… всё проходит, зло, как
добро…
Стадников пользовался в городе хорошею репутациею и
добрым расположением; он
был отличный стрелок и, как настоящий охотник, сам не
ел дичи, а всегда ее раздаривал. Поэтому известная доля общества
была даже заинтересована в его охотничьих успехах. Кроме того, полковник
был, что называется, «приятный собеседник». Он уже довольно прожил на своем веку; честно служил и храбро сражался; много видел умного и глупого и при случае
умел рассказать занимательную историйку.
— Делают и успехи. Одна славная девочка
есть, мясника дочь.
Добрая, хорошая девочка. Вот если бы я
была порядочная женщина, то, разумеется, по папашиным связям, я бы могла найти место зятю. А то я ничего не
умела и вот довела их всех до этого.