Неточные совпадения
— Она?.. — отвечал он, подняв глаза к
небу и самодовольно
улыбнувшись, — мне жаль тебя, Печорин!..
— А вы и не знали! — подмигнул ему Митя, насмешливо и злобно
улыбнувшись. — А что, коль не скажу? От кого тогда узнать? Знали ведь о знаках-то покойник, я да Смердяков, вот и все, да еще
небо знало, да оно ведь вам не скажет. А фактик-то любопытный, черт знает что на нем можно соорудить, ха-ха! Утешьтесь, господа, открою, глупости у вас на уме. Не знаете вы, с кем имеете дело! Вы имеете дело с таким подсудимым, который сам на себя показывает, во вред себе показывает! Да-с, ибо я рыцарь чести, а вы — нет!
Опять повеяло с
неба сияющим счастьем весны; опять
улыбнулась она земле и людям; опять под ее лаской все зацвело, полюбило и запело.
«Поди, думает леший, что я его испугалась, — подумала она и
улыбнулась. — Ах, дурак, дурак… Нет, я еще ему покажу, как мужнюю жену своими граблями царапать!..
Небо с овчинку покажется… Не на таковскую напал. Испугал… ха-ха!..»
С удивлением глядел студент на деревья, такие чистые, невинные и тихие, как будто бы бог, незаметно для людей, рассадил их здесь ночью, и деревья сами с удивлением оглядываются вокруг на спокойную голубую воду, как будто еще дремлющую в лужах и канавах и под деревянным мостом, перекинутым через мелкую речку, оглядываются на высокое, точно вновь вымытое
небо, которое только что проснулось и в заре, спросонок,
улыбается розовой, ленивой, счастливой улыбкой навстречу разгоравшемуся солнцу.
Иногда Софья негромко, но красиво пела какие-то новые песни о
небе, о любви или вдруг начинала рассказывать стихи о поле и лесах, о Волге, а мать,
улыбаясь, слушала и невольно покачивала головой в ритм стиха, поддаваясь музыке его.
Снова вспыхнул огонь, но уже сильнее, ярче, вновь метнулись тени к лесу, снова отхлынули к огню и задрожали вокруг костра, в безмолвной, враждебной пляске. В огне трещали и ныли сырые сучья. Шепталась, шелестела листва деревьев, встревоженная волной нагретого воздуха. Веселые, живые языки пламени играли, обнимаясь, желтые и красные, вздымались кверху, сея искры, летел горящий лист, а звезды в
небе улыбались искрам, маня к себе.
Они по-прежнему молча смотрели и на воду, и на
небо, и на даль, будто между ними ничего не было. Только боялись взглянуть друг на друга; наконец взглянули,
улыбнулись и тотчас отвернулись опять.
Запад потухал. Тучка бродила по
небу, блуждала, подкрадывалась, — мягкая обувь у туч, — подсматривала. На ее темных краях загадочно
улыбался темный отблеск. Над речкою, что текла меж садом и городом, тени домов да кустов колебались, шептались, искали кого-то.
Тёплым, ослепительно ярким полуднем, когда даже в Окурове кажется, что солнце растаяло в
небе и всё
небо стало как одно голубое солнце, — похудевшая, бледная женщина, в красной кофте и чёрной юбке, сошла в сад, долго, без слов напевая, точно молясь, ходила по дорожкам, радостно
улыбалась, благодарно поглаживала атласные стволы берёз и ставила ноги на тёплую, потную землю так осторожно, точно не хотела и боялась помять острые стебли трав и молодые розетки подорожника.
Лодки были уже спущены накануне; невод, приподнятый кольями, изгибался чуть не во всю ширину площадки. Величественно восходило солнце над бескрайным водяным простором, озолоченным косыми, играющими лучами; чистое, безоблачное
небо раскидывалось розовым шатром над головами наших рыбаков. Все
улыбалось вокруг и предвещало удачу. Не медля ни минуты, рыбаки подобрали невод, бросились в челноки и принялись за промысел. Любо было им погулять на раздолье после пятимесячного заточения в душных, закоптелых избах.
Заря между тем, чуть-чуть занимавшаяся на горизонте, не предвещала ничего особенно печального: напротив того,
небо, в котором начинали тухнуть звезды, было чистоты и ясности необыкновенной; слегка зарумяненное восходом, оно приветливо
улыбалось и спешило, казалось, освободиться от туч, которые, как последние морщинки на повеселевшем челе, убегали к востоку длинными, постепенно бледнеющими полосками.
Сначала, далеко впереди, где
небо сходится с землею, около курганчиков и ветряной мельницы, которая издали похожа на маленького человечка, размахивающего руками, поползла по земле широкая ярко-желтая полоса; через минуту такая же полоса засветилась несколько ближе, поползла вправо и охватила холмы; что-то теплое коснулось Егорушкиной спины, полоса света, подкравшись сзади, шмыгнула через бричку и лошадей, понеслась навстречу другим полосам, и вдруг вся широкая степь сбросила с себя утреннюю полутень,
улыбнулась и засверкала росой.
Наконец он
улыбнулся, поглядел ввepx на
небо и, кладя псалтирь в карман, сказал...
Мечтательно лучатся темные глаза женщин, следя за детьми; всё ярче веселье и веселее взгляды; празднично одетые девушки лукаво
улыбаются парням; а в
небе тают звезды. И откуда-то сверху — с крыши или из окна — звонко льется невидимый тенор...
А по праздникам, рано, когда солнце едва поднималось из-за гор над Сорренто, а
небо было розовое, точно соткано из цветов абрикоса, — Туба, лохматый, как овчарка, катился под гору, с удочками на плече, прыгая с камня на камень, точно ком упругих мускулов совсем без костей, — бежал к морю,
улыбаясь ему широким, рыжим от веснушек лицом, а встречу, в свежем воздухе утра, заглушая сладкое дыхание проснувшихся цветов, плыл острый аромат, тихий говор волн, — они цеплялись о камни там, внизу, и манили к себе, точно девушки, — волны…
Изрезанный уступами каменистый берег спускается к морю, весь он кудрявый и пышный в темной листве винограда, апельсиновых деревьев, лимонов и фиг, весь в тусклом серебре листвы олив. Сквозь поток зелени, круто падающий в море, приветливо
улыбаются золотые, красные и белые цветы, а желтые и оранжевые плоды напоминают о звездах в безлунную жаркую ночь, когда
небо темно, воздух влажен.
День был серый; сплошь покрытое осенними тучами
небо отразилось в воде реки, придав ей холодный свинцовый отблеск. Блистая свежестью окраски, пароход плыл по одноцветному фону реки огромным, ярким пятном, и черный дым его дыхания тяжелой тучей стоял в воздухе. Белый, с розоватыми кожухами, ярко-красными колесами, он легко резал носом холодную воду и разгонял ее к берегам, а стекла в круглых окнах бортов и в окнах рубки ярко блестели, точно
улыбаясь самодовольной, торжествующей улыбкой.
И еще раз взглянул на желтое
небо, горевшее между неподвижными теперь и молчаливыми деревьями, и, подумав про сад,
улыбнулся тихо: «Да, для вас он молчит!»
И, только метнув в сторону точно случайный взгляд и поймав на лету горящий лукавством и весельем глаз,
улыбнется коротко, отрывисто и с пониманием, и к
небу поднимет сверхравнодушное лицо: а луна-то и пляшет! — стыдно смотреть на ее отдаленное веселье.
Молодая женщина, скинув обувь, измокшую от росы, обтирала концом большого платка розовую, маленькую ножку, едва разрисованную лиловыми тонкими жилками, украшенную нежными прозрачными ноготками; она по временам поднимала голову, отряхнув волосы, ниспадающие на лицо, и
улыбалась своему спутнику, который, облокотясь на руку, кидал рассеянные взгляды, то на нее, то на
небо, то в чащу леса; по временам он наморщивал брови, когда мрачная мысль прокрадывалась в уме его, по временам неожиданная влажность покрывала его голубые глаза, и если в это время они встречали радужную улыбку подруги, то быстро опускались, как будто бы пораженные ярким лучом солнца.
Постепенно гасло перед глазами Муси и Сергея Головина синеющее
небо, но не порозовело оно, не
улыбнулось тихо, как в летние вечера, а замутилось, посерело, вдруг стало холодным и зимним.
Снова
небо с высот
улыбается нам,
И, головки подняв понемногу,
Воссылаем из наших мы чаш фимиам,
Как моление господу богу!
Он проснулся первым, тревожно оглянулся вокруг, сразу успокоился и посмотрел на Гаврилу, еще спавшего. Тот сладко всхрапывал и во сне
улыбался чему-то всем своим детским, здоровым, загорелым лицом. Челкаш вздохнул и полез вверх по узкой веревочной лестнице. В отверстие трюма смотрел свинцовый кусок
неба. Было светло, но по-осеннему скучно и серо.
Он, врач-то, все слушает и все поддакивает: «Да, да, говорит, хорошо, очень хорошо, очень хорошо», как малым ребятам, а врачиха-то не вытерпела, вздернула своей мордочкой да как отрежет нам с Гаврилой: «Все это паллиативы…» И он тоже: «Это, говорит, действительно паллиативы», а врачиха и давай нас обстригать с Гаврилой, так отделала, что
небу жарко, а в заключение
улыбнулась и прибавила: «Большие вы идеалисты, господа!» Я и рот растворил, а Гаврила мой справился и говорит: «Ничего, мы останемся идеалистами…» Так мы и остались с Гаврилой и совсем разошлись с современным поколением: они сами по себе, а мы сами по себе.
Цветаева(
улыбаясь Поле). Запела коноплянка… Ты знаешь, Таня, я не сантиментальна… но когда подумаю о будущем… о людях в будущем, о жизни — мне делается как-то сладко-грустно… Как будто в сердце у меня сияет осенний, бодрый день… Знаешь — бывают такие дни осенью: в ясном
небе — спокойное солнце, воздух — глубокий, прозрачный, вдали всё так отчетливо… свежо, но не холодно, тепло, а не жарко…
Тогда? Зачем
Об этом думать? что за разговор?
Иль у тебя всегда такие мысли?
Приди — открой балкон. Как
небо тихо;
Недвижим теплый воздух, ночь лимоном
И лавром пахнет, яркая луна
Блестит на синеве густой и темной,
И сторожа кричат протяжно: «Ясно!..»
А далеко, на севере — в Париже —
Быть может,
небо тучами покрыто,
Холодный дождь идет и ветер дует.
А нам какое дело? слушай, Карлос,
Я требую, чтоб
улыбнулся ты…
— Ну то-то ж!
Порою в этом адском шуме и возне машин вдруг победительно и беззаботно вспыхнет весёлая песня, —
улыбаюсь я в душе, вспоминая Иванушку-дурачка на ките по дороге в
небеса за чудесной жар-птицей.
Владимир. Вам нечего бояться: моя мать нынче же умрет. Она желает с вами примириться, не для того, чтобы жить вашим именем; она не хочет сойти в могилу, пока имеет врага на земле. Вот вся ее просьба, вся ее молитва к богу. Вы не хотели. Есть на
небе судия. Ваш подвиг прекрасен; он показывает твердость характера; поверьте, люди будут вас за это хвалить, и что за важность, если посреди тысячи похвал раздастся один обвинительный голос. (Горько
улыбается.)
Петруха в шубе стоял с своею лошадью посередине двора и говорил,
улыбаясь, стихи из Паульсона. Он говорил: «Буря с мглою
небо скроить, вихри снежные крутять, аж как зверь, она завоить, аж заплачеть как дитё».
Под легким дуновением знойного ветра оно вздрагивало и, покрываясь мелкой рябью, ослепительно ярко отражавшей солнце,
улыбалось голубому
небу тысячами серебряных улыбок.
Упал! (прости невинность!). Как змея,
Маврушу крепко обнял он руками,
То холодея, то как жар горя,
Неистово впился в нее устами
И — обезумел…
Небо и земля
Слились в туман. Мавруша простонала
И
улыбнулась; как волна, вставала
И упадала грудь, и томный взор,
Как над рекой безлучный метеор,
Блуждал вокруг без цели, без предмета,
Боясь всего: людей, дерев и света…
Она промолчала. Голубые глаза Якова
улыбались, блуждая в дали моря. Долго все трое задумчиво смотрели туда, где гасли последние минуты дня. Пред ними тлели уголья костра. Сзади ночь развертывала по
небу свои тени. Желтый песок темнел, чайки исчезли, — всё вокруг становилось тихим, мечтательно-ласковым… И даже неугомонные волны, взбегая на песок косы, звучали не так весело и шумно, как днем.
Вдруг вершины деревьев, и всё кругом, и само
небо точно дрогнуло и
улыбнулось свежей, румяной улыбкой — это первый солнечный луч глянул на землю. И, как бы приветствуя его, раздался ласковый шум пробужденья сонного сада, дунул ветерок, свежий, бодрящий, полный разнообразных запахов.
Река торопливо катилась вдаль, звучно плескалась о берег, точно желая заглушить этим плеском рыдания старика. Ярко
улыбалось безоблачное
небо, изливая жгучий зной, спокойно слушая мятежный шум мутных волн.
Французские глаголы неправильного спряжения, когда жгучая радость охватывает вас!!! Когда карий глаз Алмаза косит на вас в ожидании скорой прогулки!!! Когда
небо Гори
улыбается так пламенно и ясно!!!
— И то рай! — соглашалась и тетя Леля, подставляя свою горбатую спину калеки горячему июньскому солнцу и
улыбаясь счастливой улыбкой и
небу, и заливу, и вечно зеленым соснам, и самой даче, казавшейся дворцом.
Еще и не начинало светать. Высоко на
небе почти в самом зените стояла луна, обращенная последнею четвертью к востоку. Она была такая посеребренная и имела такой ликующий вид, словно
улыбалась солнцу, которое ей было видно с небесной высоты и которое для обитателей земли еще скрывалось за горизонтом.
Бугров широко
улыбнулся. Он вдруг почувствовал себя на седьмом
небе.
И Глафире представилось ликование, какое будет в известных ей чопорных кружках, которые, несмотря на ее официальное положение, оставались для нее до сих пор закрытым
небом, и она уснула,
улыбаясь тому, как она вступит в это
небо возвратившейся заблуждавшеюся овцой, и как потом… дойдет по этому же
небу до своих земных целей.
Я только слышу, как шумит сонное море и как бьется от сантуринского мое сердце. Поднимаю глаза к
небу — там ни одной звезды. Темно и пасмурно. Очевидно,
небо покрыто облаками. Я для чего-то пожимаю плечами, глупо
улыбаюсь и еще раз, уж не так решительно, зову извозчика.
Глафира пожала плечами, взвела глаза к
небу и,
улыбнувшись, произнесла...
Милице, стоявшей y окна, была хорошо видна вся эта картина. Стоял ясный, безоблачный, июльский полдень. Солнце
улыбалось светлой, радостной улыбкой. Празднично-нарядное
небо ласково голубело с далеких высот. Тети Родайки не было дома. Она ушла за покупками на рынок и никто не мешал Милице делать свои наблюдения из окна.
Минута, другая, взмах кнута — и родимый хутор, тонувший в целой роще фруктовых деревьев, исчез из виду. Потянулись поля, поля бесконечные, милые, родные поля близкой моему сердцу Украины. А день, сухой, солнечный,
улыбался мне голубым
небом, как бы прощаясь со мною…
Я ехал в вагоне, высунувшись из окна, смотрел, как по ночному
небу тянулись тучи, как на горизонте вспыхивали зарницы, и
улыбался в темноту.
Золотое солнце по-прежнему ласково
улыбалось с
неба, заливая классную своими яркими лучами; по-прежнему розовый шиповник назойливо тянулся в окно и точно нашептывал что-то Тасе легким, чуть уловимым шелестом своих колючих ветвей.
У кофейни стояло несколько мажар. Старуха жена и дочь поддерживали под руки тяжело хрипящего о. Воздвиженского, сидевшего на ступеньке крыльца. Маленький и толстый Бубликов, с узелком в руке, блуждал глазами и откровенно дрожал. С бледною ласковостью
улыбался Агапов рядом с хорошенькими своими дочерьми. Болгары сумрачно толпились вокруг и молчали. Яркие звезды сверкали в
небе. Вдали своим отдельным, чуждо ласковым шумом шумело в темноте море.
Гнилая петербургская осень по-прежнему висела над столицей, по-прежнему серело
небо без малейшей солнечной улыбки, по-прежнему кончались одни уроки и начинались другие, по-прежнему фея Ирэн, всегда спокойная, ровная,
улыбалась мне при встречах, а между тем точно новая песенка звенела в воздухе, веселая весенняя песенка, и песенка эта начиналась и кончалась одною и тою же фразой...
— Много на
небе Аллаха восходящих вечерних звезд, но они не сравнятся с золотым солнцем. Много в Дагестанских аулах чернооких дочерей, но красота их потускнеет при появлении грузинской девушки. Немного лет осталось им красоваться! Она придет и —
улыбнется восточное
небо. Черные звезды — глаза ее. Пышные розы — ее щечки. Темная ночь — кудри ее. Хвала дочери храброго князя! Хвала маленькой княжне Нине Джаваха-оглы-Джамата, моей внучке!
В четверг служил он обедню в соборе, было омовение ног. Когда в церкви кончилась служба и народ расходился по домам, то было солнечно, тепло, весело, шумела в канавах вода, а за городом доносилось с полей непрерывное пение жаворонков, нежное, призывающее к покою. Деревья уже проснулись и
улыбались приветливо, и над ними, бог знает куда, уходило бездонное, необъятное голубое
небо.