Неточные совпадения
Чтоб избавиться от этого тяжелого чувства, он, не дождавшись конца прений,
ушел в залу, где никого не было, кроме лакеев около
буфета.
На руке своей Клим ощутил слезы. Глаза Варвары неестественно дрожали, казалось — они выпрыгнут из глазниц. Лучше бы она закрыла их. Самгин вышел
в темную столовую, взял с
буфета еще не совсем остывший самовар, поставил его у кровати Варвары и, не взглянув на нее, снова
ушел в столовую, сел у двери.
Доктор продолжал сидеть
в столовой, пил мадеру рюмку за рюмкой и совсем забыл, что ему здесь больше нечего делать и что пора
уходить домой. Его удивляло, что столовая делалась то меньше, то больше, что
буфет делал напрасные попытки твердо стоять на месте, что потолок то
уходил кверху, то спускался к самой его голове. Он очнулся, только когда к нему на плечо легла чья-то тяжелая рука и сердитый женский голос проговорил...
Свечи догорали
в люстрах и канделябрах, на полу валялись смятые бумажки от конфет и апельсинные корки, музыканты нагружались
в буфете, братаясь с запоздалыми подкутившими субъектами, ни за что не хотевшими
уходить домой.
Проходило восемь минут. Звенел звонок, свистел паровоз, и сияющий поезд отходил от станции. Торопливо тушились огни на перроне и
в буфете. Сразу наступали темные будни. И Ромашов всегда подолгу с тихой, мечтательной грустью следил за красным фонариком, который плавно раскачивался, сзади последнего вагона,
уходя во мрак ночи и становясь едва заметной искоркой.
Вот
в буфете зазвенели стаканами, ложками, накрывают стол, а граф не
уходит. Исчезла всякая надежда. Он даже согласился на приглашение Любецкой остаться и поужинать простокваши.
…28 июня мы небольшой компанией ужинали у Лентовского
в его большом садовом кабинете. На турецком диване мертвецки спал трагик Анатолий Любский, напившийся с горя.
В три часа с почтовым поездом он должен был уехать
в Курск на гастроли, взял билет, да засиделся
в буфете, и поезд
ушел без него. Он прямо с вокзала приехал к Лентовскому, напился вдребезги и уснул на диване.
И свои кое-какие стишинки мерцали
в голове… Я пошел
в буфет, добыл карандаш, бумаги и, сидя на якорном канате, — отец и Егоров после завтрака
ушли по каютам спать, — переживал недавнее и писал строку за строкой мои первые стихи, если не считать гимназических шуток и эпиграмм на учителей… А
в промежутки между написанным неотступно врывалось...
Астров. Я сегодня ничего не ел, только пил. У вашего отца тяжелый характер. (Достает из
буфета бутылку.) Можно? (Выпивает рюмку.) Здесь никого нет, и можно говорить прямо. Знаете, мне кажется, что
в вашем доме я не выжил бы одного месяца, задохнулся бы
в этом воздухе… Ваш отец, который весь
ушел в свою подагру и
в книги, дядя Ваня со своею хандрой, ваша бабушка, наконец, ваша мачеха…
Дудукин. Что касается вчерашней истории, так это дело обыкновенное; такие истории у нас часто случаются. Вчера один из наших почтенных обывателей, Мухобоев, так увлекся вашей игрой, что запил с первого акта. Стал шуметь
в буфете, приставать ко всем, потчевать всех, целовать. Тут случился и Незнамов, он и к нему стал приставать. Незнамов, чтоб отвязаться, хотел
уйти из
буфета: тогда Мухобоев стал ругаться и оскорбил Незнамова самым чувствительным образом.
Прочие гости тоже все
ушли в сад гулять, и
в зале остался только Елпидифор Мартыныч, который, впрочем, нашел чем себя занять: он подошел к официанту, стоявшему за
буфетом, и стал с ним о том, о сем толковать, а сам
в это время таскал с ваз фрукты и конфеты и клал их
в шляпу свою.
Иногородный. Все-таки с вами опасно. (Москвичу) Побежимте поскорей от греха
в буфет-с. (Москвич с Иногородным
уходят в клуб.)
Вавилов ничего не понял, но ротмистр говорил так внушительно, с таким серьезным видом, что глаза унтера загорелись любопытством, и, сказав, что посмотрит, нет ли этих бумаг у него
в вкладке, он
ушел в дверь за
буфетом. Через две минуты он возвратился с бумагами
в руках и с выражением крайнего изумления на роже.
Когда у нас
в гостинице кончались ужины, то у
буфета оставался только один дежурный лакей, на случай если из номеров что потребуют. А мы, большею частью, фраки
в узелки и
уходили в ресторанчик «Венецию» посидеть час-другой, поиграть
в карты и на бильярде.
(Выскочил Мокроусов. Из двери
буфета выглядывают люди, из зала вышел какой-то человек и строго: «Господа, тише!» Троеруков, сидя у стола, самозабвенно любуется портретом. Нестрашный хотел
уйти в зал, — Губин схватил его за ворот.)