Неточные совпадения
Наконец мне стало легче, и я поехал в Сингапур с несколькими спутниками. Здесь есть громкое коммерческое имя Вампоа. В Кантоне так называется
бухта или верфь; оттуда ли родом сингапурский купец — не знаю, только и его зовут Вампоа. Он
уж лет двадцать как выехал из Китая и поселился здесь. Он не может воротиться домой, не заплатив… взятки. Да едва ли теперь есть у него и охота к тому. У него богатые магазины, домы и великолепная вилла; у него наши запасались всем; к нему же в лавку отправились и мы.
Что за заливцы, уголки, приюты прохлады и лени, образуют узор берегов в проливе! Вон там идет глубоко в холм ущелье, темное, как коридор, лесистое и такое
узкое, что, кажется, ежеминутно грозит раздавить далеко запрятавшуюся туда деревеньку. Тут маленькая, обстановленная деревьями
бухта, сонное затишье, где всегда темно и прохладно, где самый сильный ветер чуть-чуть рябит волны; там беспечно отдыхает вытащенная на берег лодка, уткнувшись одним концом в воду, другим в песок.
Утром
уже на другой день, 11-го марта, мы вошли в
бухту Пио-Квинто северным входом и стали за островком того же имени, защищающим рейд.
Голландцы, на пути в Индию и оттуда, начали заходить на мыс и выменивали у жителей провизию. Потом
уже голландская Ост-Индская компания, по предложению врача фон Рибека, заняла Столовую
бухту.
А
бухта отличная: на берегу видна деревня и ряд террас, обработанных до последней крайности, до самых вершин утесов и вплоть до крутых обрывов к морю, где
уже одни каменья стоймя опускаются в океан и где никакая дикая коза не влезет туда.
Мы быстро двигались вперед мимо знакомых
уже прекрасных
бухт, холмов, скал, лесков. Я занялся тем же, чем и в первый раз, то есть мысленно уставлял все эти пригорки и рощи храмами, дачами, беседками и статуями, а воды залива — пароходами и чащей мачт; берега населял европейцами: мне
уж виделись дорожки парка, скачущие амазонки; а ближе к городу снились фактории, русская, американская, английская…
Погуляв по северной стороне островка, где есть две красивые, как два озера,
бухты, обсаженные деревьями, мы воротились в село. Охотники наши застрелили дорогой три или четыре птицы. В селе на берегу разостланы были циновки; на них сидели два старика, бывшие
уже у нас, и пригласили сесть и нас. Почти все жители села сбежались смотреть на редких гостей.
Но зато мелькают между ними — очень редко, конечно, — и другие — с натяжкой, с насилием языка. Например, моряки пишут: «Такой-то фрегат где-нибудь в
бухте стоял «мористо»: это
уже не хорошо, но еще хуже выходит «мористее», в сравнительной степени. Не морскому читателю, конечно, в голову не придет, что «мористо» значит близко, а «мористее» — ближе к открытому морю, нежели к берегу.
Решились искать помощи в самих себе — и для этого, ни больше ни меньше, положил адмирал построить судно собственными руками с помощью, конечно, японских услуг, особенно по снабжению всем необходимым материалом: деревом, железом и проч. Плотники, столяры, кузнецы были свои: в команду всегда выбираются люди, знающие все необходимые в корабельном деле мастерства. Так и сделали. Через четыре месяца
уже готова была шкуна, названная в память
бухты, приютившей разбившихся плавателей, «Хеда».
В маленькой
бухте, куда мы шли, стояло
уже опередившее нас наше судно «Князь Меншиков», почти у самого берега.
Надо удивляться, как в темноте и в таком тумане моряки разыскали залив Преображения и через
узкий проход прошли в
бухту (45° 54' с. ш. и 151° 34' в. д.).
Видно, что нижняя часть долины Амагу, где поселились староверы, раньше была морским заливом. Реки Кудя-хе и Квандагоу некогда впадали в море самостоятельно. Затем произошел обычный процесс заполнения
бухты наносами реки и отступления моря. С левой стороны еще и теперь сохранилось длинное торфяное болото, но и оно
уже находится в периоде усыхания. Ныне река Амагу впадает в море близ мыса Белкина и около устья образует небольшую заводь, которая сообщается с морем
узкой протокой.
Мои спутники знали, что если нет проливного дождя, то назначенное выступление обыкновенно не отменяется. Только что-нибудь особенное могло задержать нас на биваке. В 8 часов утра, расплатившись с китайцами, мы выступили в путь по
уже знакомой нам тропе, проложенной местными жителями по долине реки Дунгоу к
бухте Терней.
Залив Ольги закрыт с трех сторон; он имеет 3 км в длину, столько же в ширину и в глубину около 25 м. Зимой он замерзает на 3 месяца только с северной стороны. Северо-восточная часть залива образует еще особую
бухту, называемую местными жителями Тихою пристанью. Эта
бухта соединяется с большим заливом
узким проходом и замерзает на более продолжительное время. Тихая пристань (глубиною посредине 10–12 м, длиною с километр и шириною 500 м) постепенно заполняется наносами речки Ольги.
Несколько южнее в береговых обрывах можно наблюдать выходы вулканического туфа с прослойками горючей серы. Горы с северной стороны
бухты оканчиваются обрывами высотой 75–98 м с
узкой намывной полосой прибоя, на которую море выбросило множество морской травы.
Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; темно-синяя поверхность моря
уже сбросила с себя сумрак ночи и ждет первого луча, чтобы заиграть веселым блеском; с
бухты несет холодом и туманом; снега нет — всё черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далекий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра. На кораблях глухо бьет 8-я стклянка.
— Неужели это
уж Севастополь? — спросил меньшой брат, когда они поднялись на гору, и перед ними открылись
бухта с мачтами кораблей, море с неприятельским далеким флотом, белые приморские батареи, казармы, водопроводы, доки и строения города, и белые, лиловатые облака дыма, беспрестанно поднимавшиеся по желтым горам, окружающим город, и стоявшие в синем небе, при розоватых лучах солнца,
уже с блеском отражавшегося и спускавшегося к горизонту темного моря.
— Неизвестно… должно, на Сиверную, вашбородие! Нынче, вашбородие, — прибавил он протяжным голосом и надевая шапку, —
уже скрость палить стал, всё больше с бомбов, ажно в
бухту доносить; нынче так бьеть, что бяда, ажно…
Володя не то, чтоб был не в духе, когда
уже почти ночью подъезжал к большому мосту чрез
бухту, но он ощущал какую-то тяжесть на сердце.
Этот сырой мрак, все звуки эти, особенно ворчливый плеск волн, казалось, всё говорило ему, чтоб он не шел дальше, что не ждет его здесь ничего доброго, что нога его
уж никогда больше не ступит на русскую землю по эту сторону
бухты, чтобы сейчас же он вернулся и бежал куда-нибудь, как можно дальше от этого страшного места смерти.
Кроме Юры Паратино, никто не разглядел бы лодки в этой черно-синей морской дали, которая колыхалась тяжело и еще злобно, медленно утихая от недавнего гнева. Но прошло пять, десять минут, и
уже любой мальчишка мог удостовериться в том, что «Георгий Победоносец» идет, лавируя под парусом, к
бухте. Была большая радость, соединившая сотню людей в одно тело и в одну Душу!
Она вся разбилась об утесы и вместе с великолепным кораблем «Black Prince» и с английским золотом пошла ко дну около Белых камней, которые и теперь еще внушительно торчат из воды там, где
узкое горло
бухты расширяется к морю, с правой стороны, если выходишь из Балаклавы.
Поднял парус, — а ветер
уже и в то время был очень свежий, — и только его и видели! Со скоростью хорошего призового рысака вынеслась лодка из
бухты, помаячила минут пять своим белым парусом в морской синеве, и сейчас же нельзя было разобрать, что там вдали белеет: парус или белые барашки, скакавшие с волны на волну?
А в это время из-за горла
бухты показывается еще один баркас, другой, третий, еще два сразу. Они стараются перегнать друг друга, потому что цены на рыбу все падают и падают. Через полчаса за тысячу
уже платят пятнадцать рублей, через час — десять и, наконец, пять и даже три рубля.
И когда на другой день маленький жалкий катер повел паром к выходу из
бухты, то у Белых камней
уже дожидались почти все рыбачьи баркасы, стоявшие в
бухте.
И вот однажды, совсем неожиданно, в
бухту вошел огромный, старинной конструкции, необыкновенно грязный итальянский пароход «Genova». [«Генуя» (итал.).] Случилось это поздним вечером, в ту пору осени, когда почти все курортные жильцы
уже разъехались на север, но море еще настолько тепло, что настоящая рыбная ловля пока не начиналась, когда рыбаки не торопясь чинят сети и заготовляют крючки, играют в домино по кофейням, пьют молодое вино и вообще предаются временному легкому кейфу.
Эскадра не сумела найти
узкого входа в
бухту или, может быть, найдя, не смогла войти в него.
Нет ничего удивительного, что среди портовых и морских людей Сашка пользовался большим почетом и известностью, чем, например, местный архиерей или губернатор. И, без сомнения, если не его имя, то его живое обезьянье лицо и его скрипка вспоминались изредка в Сиднее и в Плимуте, так же как в Нью-Йорке, во Владивостоке, в Константинополе и на Цейлоне, не считая
уже всех заливов и
бухт Черного моря, где водилось множество почитателей его таланта из числа отважных рыбаков.
Солнце село. Облака над морем потемнели, море тоже стало темным, повеяло прохладой. Кое-где
уж вспыхивали звезды, гул работы в
бухте прекратился, лишь порой оттуда тихие, как вздохи, доносились возгласы людей. И когда на нас дул ветер, он приносил с собой меланхоличный звук шороха волн о берег.
Скоро «Коршун»
уже входил в
бухту С.-Винцента, в глубине которой, на покатости, белел маленький невзрачный Порто-Гранде, весь обнаженный под палящим солнцем, почти без зелени, среди песка, под громадами обветрившихся скал. Совсем неприветный городок, не то что симпатичный Фунчаль. Но зато
бухта в Порто-Гранде представляет собой отличную стоянку для судов и защищена от ветров.
Все большие притоки Анюя находятся в верхнем его течении. Если итти вверх по течению, то первой рекой, впадающей в него с левой стороны, как мы
уже знаем, будет река Тормасунь, потом в двух днях пути от нее — река Гобилли. Затем в половине дня расстояния с левой же стороны две реки — Малая и Большая Поди, а за ними в четырех километрах — река Дынми. По ней я и наметил путь на реку Допи, впадающую в
бухту Андреева.
— Ну, это другое дело. Только не задержитесь. Деникинцы высадились в Трехъякорной
бухте и идут наперерез железной дороги. Может быть,
уже отрезали нас.