Неточные совпадения
На этот раз ветер дунул с другой стороны, и все слова были услышаны козаками. Но за такой совет достался ему тут же
удар обухом
по голове, который переворотил все в глазах его.
Бешенство одолело его: изо всей силы начал он бить старуху
по голове, но с каждым
ударом топора смех и шепот из спальни раздавались все сильнее и слышнее, а старушонка так вся и колыхалась от хохота.
Он бьет ее ногами, колотит ее
головою о ступени, — это ясно, это слышно
по звукам,
по воплям,
по ударам!
— Лягте, — сказал Туробоев и
ударом ноги подшиб ноги Самгину, он упал под забор, и тотчас, почти над
головой его, взметнулись рыжие ноги лошади, на ней сидел, качаясь, голубоглазый драгун со светлыми усиками; оскалив зубы, он взвизгивал, как мальчишка, и рубил саблей воздух, забор, стараясь достать Туробоева, а тот увертывался, двигая спиной
по забору, и орал...
«Какой отвратительный, фельетонный умишко», — подумал Самгин. Шагая
по комнате, он поскользнулся, наступив на квашеное яблоко, и вдруг обессилел, точно получив
удар тяжелым, но мягким
по голове. Стоя среди комнаты, брезгливо сморщив лицо, он смотрел из-под очков на раздавленное яблоко, испачканный ботинок, а память механически, безжалостно подсказывала ему различные афоризмы.
Она задохнулась, замолчала, двигая стул, постукивая ножками его
по полу, глаза ее фосфорически блестели, раза два она открывала рот, но, видимо, не в силах сказать слова, дергала
головою, закидывая ее так высоко, точно невидимая рука наносила
удары в подбородок ей. Потом, оправясь, она продолжала осипшим голосом, со свистом, точно сквозь зубы...
По улице Самгин шел согнув шею, оглядываясь, как человек, которого ударили
по голове и он ждет еще
удара. Было жарко, горячий ветер плутал
по городу, играя пылью, это напомнило Самгину дворника, который нарочно сметал пыль под ноги партии арестантов. Прозвучало в памяти восклицание каторжника...
Но взмахи хвоста были так порывисты, что попасть в
голову было трудно и
удары все приходились
по спине, а это ей, по-видимому, нипочем.
Солдаты все тагалы. Их, кто говорит, до шести, кто — до девяти тысяч. Офицеры и унтер-офицеры — испанцы.
По всему плацу босые индийские рекруты маршировали повзводно; их вел унтер-офицер, а офицер, с бамбуковой палкой, как коршун, вился около. Палка действовала неутомимо,
удары сыпались то на
голые пятки, то на плечи, иногда на затылок провинившегося… Я поскорей уехал.
Караулить дом Коля не боялся, с ним к тому же был Перезвон, которому повелено было лежать ничком в передней под лавкой «без движений» и который именно поэтому каждый раз, как входил в переднюю расхаживавший
по комнатам Коля, вздрагивал
головой и давал два твердые и заискивающие
удара хвостом
по полу, но увы, призывного свиста не раздавалось.
Все мне вдруг снова представилось, точно вновь повторилось: стоит он предо мною, а я бью его с размаху прямо в лицо, а он держит руки
по швам,
голову прямо, глаза выпучил как во фронте, вздрагивает с каждым
ударом и даже руки поднять, чтобы заслониться, не смеет — и это человек до того доведен, и это человек бьет человека!
Мы пошли: Бирюк впереди, я за ним. Бог его знает, как он узнавал дорогу, но он останавливался только изредка, и то для того, чтобы прислушиваться к стуку топора. «Вишь, — бормотал он сквозь зубы, — слышите? слышите?» — «Да где?» Бирюк пожимал плечами. Мы спустились в овраг, ветер затих на мгновенье — мерные
удары ясно достигли до моего слуха. Бирюк глянул на меня и качнул
головой. Мы пошли далее
по мокрому папоротнику и крапиве. Глухой и продолжительный гул раздался…
В размышлении шли они все трое, потупив
головы, и вдруг, на повороте в темный переулок, разом вскрикнули от сильного
удара по лбам, и такой же крик отгрянул в ответ им.
Голова, прищуривши глаз свой, с изумлением увидел писаря с двумя десятскими.
По всей вероятности, пан Казимир уехал бы в Сибирь со своими широкими планами, если б его не выручила маленькая случайность. Еще после пожара, когда было уничтожено почти все Заполье, Стабровский начал испытывать какое-то смутное недомоганье. Какая-то тяжесть в
голове, бродячая боль в конечностях, ревматизм в левой руке. Все это перед рождеством разрешилось первым
ударом паралича, даже не
ударом, а ударцем, как вежливо выразился доктор Кацман.
Полежав немного, дядя приподнимается, весь оборванный, лохматый, берет булыжник и мечет его в ворота; раздается гулкий
удар, точно
по дну бочки. Из кабака лезут темные люди, орут, храпят, размахивают руками; из окон домов высовываются человечьи
головы, — улица оживает, смеется, кричит. Всё это тоже как сказка, любопытная, но неприятная, пугающая.
А когда пастух, старый бродяга, пригнал стадо больше чем в полтораста
голов и воздух наполнился летними звуками — мычанье, хлопанье бича, крик баб и детей, загоняющих телят, глухие
удары босых ног и копыт
по пыльной унавоженной дороге — и когда запахло молоком, то иллюзия получилась полная.
Петр поднял
голову, точно от
удара кнутом. Вынув из кармана свой кошелек, он пошел
по направлению к слепым. Нащупав палкою переднего, он разыскал рукою деревянную чашку с медью и бережно положил туда свои деньги. Несколько прохожих остановились и смотрели с удивлением на богато одетого и красивого панича, который ощупью подавал милостыню слепому, принимавшему ее также ощупью.
Тогда ястреб, я теперь мог его хорошо рассмотреть, подтянул зверька к ольховнику и нанес ему два сильных
удара клювом
по голове.
А тут какой-нибудь
удар копытом
по голове, и человека не стало на свете.
Легкие
удары тоненького женского пальца в дощатую дверь причиняли ей такое несносное мучение, которое можно сравнить только с тем, как если бы начали ее бить
по голове железными молотами.
Женщина с ребяческими мыслями в
голове и с пошло-старческими словами на языке; женщина, пораженная недугом институтской мечтательности и вместе с тем
по уши потонувшая в мелочах самой скаредной обыденной жизни; женщина, снедаемая неутолимою жаждой приобретения и, в то же время, считающая не иначе, как
по пальцам; женщина, у которой с первым
ударом колокола к «достойной» выступают на глазах слезки и кончик носа неизменно краснеет и которая, во время проскомидии, считает вполне дозволенным думать:"А что, кабы у крестьян пустошь Клинцы перебить, да потом им же перепродать?.
Жирные осенние вороны озабоченно шагали
по голым пашням, холодно посвистывая, налетал на них ветер. Вороны подставляли
ударам ветра свои бока, он раздувал им перья, сбивая с ног, тогда они, уступая силе, ленивыми взмахами крыльев перелетали на новое место.
Но как объяснить всего себя, всю свою болезнь, записанную на этих страницах. И я потухаю, покорно иду… Лист, сорванный с дерева неожиданным
ударом ветра, покорно падает вниз, но
по пути кружится, цепляется за каждую знакомую ветку, развилку, сучок: так я цеплялся за каждую из безмолвных шаров-голов, за прозрачный лед стен, за воткнутую в облако голубую иглу аккумуляторной башни.
Но он только сердито шлепнул губами, мотнул
головой и побежал дальше. И тут я — мне невероятно стыдно записывать это, но мне кажется: я все же должен, должен записать, чтобы вы, неведомые мои читатели, могли до конца изучить историю моей болезни — тут я с маху ударил его
по голове. Вы понимаете — ударил! Это я отчетливо помню. И еще помню: чувство какого-то освобождения, легкости во всем теле от этого
удара.
Вероятно, он хотел сказать, что этими криками у него истерзано сердце, но, по-видимому, это-то именно обстоятельство и способно было несколько развлечь досужего и скучающего обывателя. И бедный «профессор» торопливо удалялся, еще ниже опустив
голову, точно опасаясь
удара; а за ним гремели раскаты довольного смеха, и в воздухе, точно
удары кнута, хлестали все те же крики...
Мальчик в штанах (с участием).Не говорите этого, друг мой! Иногда мы и очень хорошо понимаем, что с нами поступают низко и бесчеловечно, но бываем вынуждены безмолвно склонять
голову под
ударами судьбы. Наш школьный учитель говорит, что это — наследие прошлого.
По моему мнению, тут один выход: чтоб начальники сами сделались настолько развитыми, чтоб устыдиться и сказать друг другу: отныне пусть постигнет кара закона того из нас, кто опозорит себя употреблением скверных слов! И тогда, конечно, будет лучше.
Удары смело переносит,
Растет и крепнет
по часам
И гордо
голову возносит
К своим заветным небесам.
Личнику Евгению Ситанову удалось ошеломить взбесившегося буяна
ударом табурета
по голове. Казак сел на пол, его тотчас опрокинули и связали полотенцами, он стал грызть и рвать их зубами зверя. Тогда взбесился Евгений — вскочил на стол и, прижав локти к бокам, приготовился прыгнуть на казака; высокий, жилистый, он неизбежно раздавил бы своим прыжком грудную клетку Капендюхина, но в эту минуту около него появился Ларионыч в пальто и шапке, погрозил пальцем Ситанову и сказал мастерам, тихо и деловито...
Снежные люди молча мелькают мимо двери магазина, — кажется, что они кого-то хоронят, провожают на кладбище, но опоздали к выносу и торопятся догнать гроб. Трясутся лошади, с трудом одолевая сугробы. На колокольне церкви за магазином каждый день уныло звонят — Великий пост;
удары колокола бьют
по голове, как подушкой: не больно, а глупеешь и глохнешь от этого.
Так этот воин еще приготовлялся к купанью, тогда как лекарь, сидя на камне и болтая в воде ногами, вертелся во все стороны и весело свистал и вдруг неожиданно так громко треснул подплывшего к нему Ахиллу ладонью
по голой спине, что тот даже вскрикнул, не от
удара, а от громогласного звука.
Над ним наклонилась Палага, но он не понимал её речи, с ужасом глядя, как бьют Савку: лёжа у забора вниз лицом, парень дёргал руками и ногами, точно плывя
по земле; весёлый, большой мужик Михайло, высоко поднимая ногу, тяжёлыми
ударами пятки, чёрной, точно лошадиное копыто, бухал в его спину, а коренастый, добродушный Иван, стоя на коленях, истово ударял
по шее Савки, точно стараясь отрубить
голову его тупым, красным кулаком.
Городские ведут бой с хитростями,
по примеру отцов: выдвинут из своей стенки против груди слобожан пяток хороших вояк, и, когда слобожане, напирая на них, невольно вытянутся клином, город дружно ударит с боков, пытаясь смять врага. Но слободские привыкли к этим ухваткам: живо отступив, они сами охватывают горожан полукольцом и гонят их до Торговой площади, сбрасывая на землю крепкими
ударами голых кулаков.
Елена протянула руки, как будто отклоняя
удар, и ничего не сказала, только губы ее задрожали и алая краска разлилась
по всему лицу. Берсенев заговорил с Анной Васильевной, а Елена ушла к себе, упала на колени и стала молиться, благодарить Бога… Легкие, светлые слезы полились у ней из глаз. Она вдруг почувствовала крайнюю усталость, положила
голову на подушку, шепнула: «Бедный Андрей Петрович!» — и тут же заснула, с мокрыми ресницами и щеками. Она давно уже не спала и не плакала.
Я боролся с Гезом. Видя, что я заступился, женщина вывернулась и отбежала за мою спину. Изогнувшись, Гез отчаянным усилием вырвал от меня свою руку. Он был в слепом бешенстве. Дрожали его плечи, руки; тряслось и кривилось лицо. Он размахнулся:
удар пришелся мне
по локтю левой руки, которой я прикрыл
голову. Тогда, с искренним сожалением о невозможности сохранять далее мирную позицию, я измерил расстояние и нанес ему прямой
удар в рот, после чего Гез грохнулся во весь рост, стукнув затылком.
Хмель совсем уже успел омрачить рассудок приемыша. Происшествие ночи живо еще представлялось его памяти. Мысль, что жена и тетка Анна побежали в Сосновку, смутно промелькнула в разгоряченной
голове его. Ступая нетвердою ногою
по полу, он подошел к двери и отворил ее одним
ударом. Он хотел уже броситься в сени, но голос старухи остановил его на пороге и рассеял подозрения. Тем не менее он топнул ногой и закричал во все горло...
Стучали над
головой Антипы топоры, трещали доски, падая на землю, гулкое эхо
ударов понеслось
по лесу, заметались вокруг кельи птицы, встревоженные шумом, задрожала листва на деревьях. Старец молился, как бы не видя и не слыша ничего… Начали раскатывать венцы кельи, а хозяин её всё стоял неподвижно на коленях. И лишь когда откатили в сторону последние брёвна и сам исправник, подойдя к старцу, взял его за волосы, Антипа, вскинув очи в небо, тихо сказал богу...
Он часто бил Климкова, и хотя не больно, но его
удары были особенно обидны, точно он бил не
по лицу, а
по душе. Особенно нравилось ему бить
по голове перстнем, — он сгибал палец и стукал тяжёлым перстнем так, что получался странный, сухо щёлкавший звук. И каждый раз, когда Евсей получал
удар, Раиса, двигая бровями, пренебрежительно говорила...
Мы миновали лампу. Вдали передо мной опять такой же точкой заалелся огонек. Это была другая лампа. Начали слышаться впереди нас глухие
удары, которые вдруг сменились страшным, раздавшимся над
головой грохотом, будто каменный свод готов был рухнуть: это над нами
по мостовой проехала пролетка.
Тот, в свою очередь, обезумел от гнева: с замечательною для семидесятилетнего почти старика силою он выхватил у близстоящего маркера тяжеловесный кий, ударил им Янсутского
по голове, сшиб его этим
ударом с ног, затем стал пихать его ногами, плевать ему в лицо.
Он вскочил на лошадь, и
ударами принудил измученного коня скакать
по дороге в селение… в его
голове уже развились новые планы, новые замыслы гибели и разрушения.
Князь взял себе лучшего и пустил его
по полю. Горячий конь был! Гости хвалят его стати и быстроту, князь снова скачет, но вдруг в поле выносится крестьянин на белой лошади и обгоняет коня князя, — обгоняет и… гордо смеётся. Стыдно князю перед гостями!.. Сдвинул он сурово брови, подозвал жестом крестьянина, и когда тот подъехал к нему, то
ударом шашки князь срубил ему
голову и выстрелом из револьвера в ухо убил коня, а потом объявил о своём поступке властям. И его осудили в каторгу…
Не думая о получаемых
ударах, я стал гвоздить своего противника кулаками без разбора сверху вниз; тогда и он, забыв о нападении, только широко раздвинув пальцы обеих рук, держал их как щиты перед своею
головой, а я продолжал изо всех сил бить, попадая кулаками между пальцами противника, при общих одобрительных криках товарищей: «Валяй, Шеншин, валяй!» Отступающий противник мой уперся наконец спиною в классный умывальник и, схватив на нем медный подсвечник, стал острием его бить меня
по голове.
Бабушку опять подняли, и все отправились гурьбой, вслед за креслами, вниз
по лестнице. Генерал шел как будто ошеломленный
ударом дубины
по голове. Де-Грие что-то соображал. M-lle Blanche хотела было остаться, но почему-то рассудила тоже пойти со всеми. За нею тотчас же отправился и князь, и наверху, в квартире генерала, остались только немец и madame veuve Cominges.
Спальня младшего возраста долго не могла угомониться. Старички в одних рубашках перебегали с кровати на кровать, слышался хохот, шум возни, звонкие
удары ладонью
по голому телу. Только через час стал затихать этот кавардак и умолк сердитый голос воспитателя, окликавшего шалунов
по фамилиям.
Все произошло быстро, как один миг. Сашкина скрипка высоко поднялась, быстро мелькнула в воздухе, и — трах! — высокий человек в папахе качнулся от звонкого
удара по виску. Скрипка разлетелась в куски. В руках у Сашки остался только гриф, который он победоносно подымал над
головами толпы.
Меркулов отшатывается назад от быстрого
удара по скуле, встряхивает
головой и хрипло бормочет...
Я быстро поднял на него глаза. Он вдруг понял все, побледнел так же, как и я, и быстро отступил на два шага. Но было уже поздно. Тяжелым свертком я больно и громко ударил его
по левой щеке, и
по правой, и потом опять
по левой, и опять
по правой, и еще, и еще. Он не сопротивлялся, даже не нагнулся, даже не пробовал бежать, а только при каждом
ударе дергал туда и сюда
головой, как клоун, разыгрывающий удивление. Затем я швырнул тетрадь ему в лицо и ушел со сцены в сад. Никто не остановил меня.
Василий зарычал и так быстро взмахнул рукой, что Яков не успел уклониться.
Удар попал ему
по голове; он пошатнулся и оскалил зубы в зверское лицо отца, уже снова поднявшего руку.
—
Удары судьбы один за другим падали на его
голову, и вот они, наконец, забили этого человека, посвятившего всего себя неблагодарной, чёрной подготовительной работе
по устройству на земле хорошей жизни для людей! Для всех людей, без разбора…
Нам показалось, что туча самой серединой прошла над нашими
головами; но, подвигаясь, уже рысью, вперед, мы увидели, что там и дождь и град были гораздо сильнее, а громовые
удары ближе и разрушительнее: лужи воды стояли на дороге, скошенные луговины были затоплены, как весною; крупный град еще не растаял и во многих местах, особенно
по долочкам, лежал белыми полосами.