Обо всем этом сметливый парень догадался при первом же взгляде на собравшихся в людской дворовых, и стал с напускной развязанностью и деланным хладнокровием разговаривать с окружающими и даже вместе с ними соболезновать о смерти «бедного барина». Беседа, впрочем, не особенно клеилась, и Кузьма Терентьев, чувствуя, что более не выдержит принятой на себя роли, вовремя
удалился в свой угол.
Неточные совпадения
Однажды ему
удалось подсмотреть, как Борис, стоя
в углу, за сараем, безмолвно плакал, закрыв лицо руками, плакал так, что его шатало из стороны
в сторону, а плечи его дрожали, точно у слезоточивой Вари Сомовой, которая жила безмолвно и как тень
своей бойкой сестры. Клим хотел подойти к Варавке, но не решился, да и приятно было видеть, что Борис плачет, полезно узнать, что роль обиженного не так уж завидна, как это казалось.
Гости будут самые близкие люди; но давно ему не
удается собрать тех, кого бы хотелось зазвать и без больших затей угостить
в своем углу.
О раннем детстве его не сохранилось преданий: я слыхал только, что он был дитя ласковое, спокойное и веселое: очень любил мать, няньку, брата с сестрою и имел смешную для ранних лет манеру задумываться,
удаляясь в угол и держа у
своего детского лба
свой маленький указательный палец, — что, говорят, было очень смешно, и я этому верю, потому что князь Яков и
в позднейшее время бывал иногда
в серьезные минуты довольно наивен.
Я перестал зажмуривать глаза
в классах, но стал чаще под известными предлогами уходить из них, разумеется, сказавши прежде
свой урок, и мне иногда
удавалось спокойно простоять с четверть часа где-нибудь
в углу коридора и помечтать с закрытыми глазами.
Илья был непреклонен
в достижении
своих целей, но всё-таки ему не
удалось устроить пароход из корыта и двух колёс тачки. Тогда он нарисовал колёса
углём на боках корыта, стащил его к реке, спустил
в воду и погряз
в тине. Однако не испугался, а тотчас же закричал бабам, полоскавшим бельё...
Было
в нем что-то густо-темное, отшельничье: говорил он вообще мало, не ругался по-матерному, но и не молился, ложась спать или вставая, а только, садясь за стол обедать или ужинать, молча осенял крестом широкую грудь.
В свободные минуты он незаметно
удалялся куда-нибудь
в угол, где потемнее, и там или чинил
свою одежду или, сняв рубаху, бил — на ощупь — паразитов
в ней. И всегда тихонько мурлыкал низким басом, почти октавой, какие-то странные, неслыханные мною песни...
Порой наставала
в квартире долгая, тоскливая тишина, — знак, что все жильцы
удалялись по должности, и просыпавшийся Семен Иванович мог сколько угодно развлекать тоску
свою, прислушиваясь к близкому шороху
в кухне, где хлопотала хозяйка, или к мерному отшлепыванию стоптанных башмаков Авдотьи-работницы по всем комнатам, когда она, охая и кряхтя, прибирала, притирала и приглаживала во всех
углах для порядка.
Придя домой, Маруся легла
в постель и спрятала голову под подушку, что она делала всегда, когда была возбуждена. Но не
удалось ей успокоиться.
В ее комнату вошел Егорушка и начал шагать из
угла в угол, стуча и скрипя
своими сапогами.