Неточные совпадения
Константин Левин заглянул в дверь и
увидел, что говорит с огромной
шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
Возвратясь, я нашел у себя доктора. На нем были серые рейтузы, архалук и черкесская
шапка. Я расхохотался,
увидев эту маленькую фигурку под огромной косматой
шапкой: у него лицо вовсе не воинственное, а в этот раз оно было еще длиннее обыкновенного.
В это время подъехал кошевой и похвалил Остапа, сказавши: «Вот и новый атаман, и ведет войско так, как бы и старый!» Оглянулся старый Бульба поглядеть, какой там новый атаман, и
увидел, что впереди всех уманцев сидел на коне Остап, и
шапка заломлена набекрень, и атаманская палица в руке.
И козаки, принагнувшись к коням, пропали в траве. Уже и черных
шапок нельзя было
видеть; одна только струя сжимаемой травы показывала след их быстрого бега.
Открыв глаза, Самгин
видел сквозь туман, что к тумбе прислонился, прячась, как зверушка, серый ботик Любаши, а опираясь спиной о тумбу, сидит, держась за живот руками, прижимая к нему
шапку, двигая черной валяной ногой, коротенький человек, в мохнатом пальто; лицо у него тряслось, вертелось кругами, он четко и грустно говорил...
Он не заметил, откуда выскочила и, с разгона, остановилась на углу черная, тонконогая лошадь, — остановил ее Судаков, запрокинувшись с козел назад, туго вытянув руки; из-за угла выскочил человек в сером пальто, прыгнул в сани, — лошадь помчалась мимо Самгина, и он
видел, как серый человек накинул на плечи шубу, надел мохнатую
шапку.
Локомотив снова свистнул, дернул вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но грохот поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели на него через спинки диванов, стояли в коридоре, дымя папиросами. Самгин
видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его
шапкой и говорил, говорил.
В быстрой смене шумных дней явился на два-три часа Кутузов. Самгин столкнулся с ним на улице, но не узнал его в человеке, похожем на деревенского лавочника. Лицо Кутузова было стиснуто меховой
шапкой с наушниками, полушубок на груди покрыт мучной и масляной коркой грязи, на ногах — серые валяные сапоги, обшитые кожей. По этим сапогам Клим и вспомнил, войдя вечером к Спивак, что уже
видел Кутузова у ворот земской управы.
Самгин
видел, как лошади казаков, нестройно, взмахивая головами, двинулись на толпу, казаки подняли нагайки, но в те же секунды его приподняло с земли и в свисте, вое, реве закружило, бросило вперед, он ткнулся лицом в бок лошади, на голову его упала чья-то
шапка, кто-то крякнул в ухо ему, его снова завертело, затолкало, и наконец, оглушенный, он очутился у памятника Скобелеву; рядом с ним стоял седой человек, похожий на шкаф, пальто на хорьковом мехе было распахнуто, именно как дверцы шкафа, показывая выпуклый, полосатый живот; сдвинув
шапку на затылок, человек ревел басом...
Самгин вздрогнул, — между сосен стоял очень высокий, широкоплечий парень без
шапки, с длинными волосами дьякона, — его круглое безбородое лицо Самгин
видел ночью. Теперь это лицо широко улыбалось, добродушно блестели красивые, темные глаза, вздрагивали ноздри крупного носа, дрожали пухлые губы: сейчас вот засмеется.
С приближением старости Клим Иванович Самгин утрачивал близорукость, зрение становилось почти нормальным, он уже носил очки не столько из нужды, как по привычке; всматриваясь сверху в лицо толпы, он достаточно хорошо
видел над темно-серой массой под измятыми картузами и
шапками костлявые, чумазые, закоптевшие, мохнатые лица и пытался вылепить из них одно лицо.
Красавина. Ну вот когда такой закон от тебя выдет, тогда мы и будем жить по-твоему; а до тех пор, уж ты не взыщи, все будет по старому русскому заведению: «По Сеньке
шапка, по Еремке кафтан». А то вот тебе еще другая пословица: «
Видит собака молоко, да рыло коротко».
На юге, в Китае, я
видел, носят еще зимние маленькие шапочки, а летом немногие ходят в остроконечных малайских соломенных
шапках, похожих на крышку от суповой миски, а здесь ни одного японца не видно с покрытой головой.
— «Что-о? почему это уши? — думал я, глядя на группу совершенно голых, темных каменьев, — да еще и ослиные?» Но, должно быть, я подумал это вслух, потому что кто-то подле меня сказал: «Оттого что они торчмя высовываются из воды — вон
видите?»
Вижу, да только это похоже и на
шапку, и на ворота, и ни на что не похоже, всего менее на уши.
В толпе я
видел одного корейца с четками в руках: кажется, буддийский бонз. На голове у него мочальная
шапка.
Одного только шатающегося длинного старика в ножных кандалах офицер пустил на подводу, и Нехлюдов
видел, как этот старик, сняв свою блинообразную
шапку, крестился, направляясь к подводам, и кок потом долго не мог влезть от кандалов, мешавших поднять слабую старческую закованную ногу, и как сидевшая уже на телеге баба помогла ему, втащив его за руку.
Несколько арестантов, сняв
шапки, подошли к конвойному офицеру, о чем-то прося его. Как потом узнал Нехлюдов, они просились на подводы. Нехлюдов
видел, как конвойный офицер молча, не глядя на просителя, затягивался папиросой, и как потом вдруг замахнулся своей короткой рукой на арестанта, и как тот, втянув бритую голову в плечи, ожидая удара, отскочил от него.
На подъезде Веревкина обступили те самые мужики, которых
видел давеча Привалов. Они были по-прежнему без
шапок, а кривой мужик прямо бухнулся Веревкину в ноги, умоляя «ослобонить».
Половодов открыл форточку, и со двора донеслись те же крикливые звуки, как давеча. В окно Привалов
видел, как Ляховский с петушиным задором наскакивал на массивную фигуру кучера Ильи, который стоял перед барином без
шапки. На земле валялась совсем новенькая метла, которую Ляховский толкал несколько раз ногой.
На обратном пути я спросил Дерсу, почему он не стрелял в диких свиней. Гольд ответил, что не
видел их, а только слышал шум в чаще, когда они побежали. Дерсу был недоволен: он ругался вслух и потом вдруг снял
шапку и стал бить себя кулаком по голове. Я засмеялся и сказал, что он лучше
видит носом, чем глазами. Тогда я не знал, что это маленькое происшествие было повесткой к трагическим событиям, разыгравшимся впоследствии.
Когда я подошел к нему, то
увидел, что
шапка его валялась на земле, ружье тоже; растерянный взгляд его широко раскрытых глаз был направлен куда-то в пространство.
— А вот мой личный враг идет, — промолвил он, вдруг вернувшись ко мне, —
видите этого толстого человека с бурым лицом и щетиной на голове, вон что
шапку сгреб в руку да по стенке пробирается и на все стороны озирается, как волк?
— Убить зверя нетрудно, ничего хитрого тут нет, хитро его только
увидеть, — сказал он, затем надел свою
шапку и вышел на улицу.
Может быть, эти самые хитрости и сметливость ее были виною, что кое-где начали поговаривать старухи, особливо когда выпивали где-нибудь на веселой сходке лишнее, что Солоха точно ведьма; что парубок Кизяколупенко
видел у нее сзади хвост величиною не более бабьего веретена; что она еще в позапрошлый четверг черною кошкою перебежала дорогу; что к попадье раз прибежала свинья, закричала петухом, надела на голову
шапку отца Кондрата и убежала назад.
А Черевик, как будто облитый горячим кипятком, схвативши на голову горшок вместо
шапки, бросился к дверям и как полоумный бежал по улицам, не
видя земли под собою; одна усталость только заставила его уменьшить немного скорость бега.
Господ в крытых сукном шубах он
увидел так много, что не знал, кому
шапку снимать.
— Слушай же! — залаяла ведьма в другой раз, — если хоть раз выиграешь — твоя
шапка; когда же все три раза останешься дурнем, то не прогневайся — не только
шапки, может, и света более не
увидишь!
Попадавшиеся на дороге мужики,
видя такой богатый экипаж (тетушка очень редко выезжала в нем), почтительно останавливались, снимали
шапки и кланялись в пояс.
Оглянувшись,
увидела она толпу стоявших на мосту парубков, из которых один, одетый пощеголеватее прочих, в белой свитке и в серой
шапке решетиловских смушек, подпершись в бока, молодецки поглядывал на проезжающих.
Только верный Стецько
видел, как мелькнула красная одежда и чудная
шапка.
Сначала страшно показалось Вакуле, когда поднялся он от земли на такую высоту, что ничего уже не мог
видеть внизу, и пролетел как муха под самым месяцем так, что если бы не наклонился немного, то зацепил бы его
шапкою.
Когда я
увидел его впервые, мне вдруг вспомнилось, как однажды, давно, еще во время жизни на Новой улице, за воротами гулко и тревожно били барабаны, по улице, от острога на площадь, ехала, окруженная солдатами и народом, черная высокая телега, и на ней — на скамье — сидел небольшой человек в суконной круглой
шапке, в цепях; на грудь ему повешена черная доска с крупной надписью белыми словами, — человек свесил голову, словно читая надпись, и качался весь, позванивая цепями.
В шесть часов были в самом узком месте пролива, между мысами Погоби и Лазарева, и очень близко
видели оба берега, в восемь проходили мимо
Шапки Невельского — так называется гора с бугром на вершине, похожим на
шапку.
На улице
видел я воина в гранодерской
шапке, гордо расхаживающего и, держа поднятую плеть, кричащего: — Лошадей скорее; где староста? его превосходительство будет здесь чрез минуту; подай мне старосту…
Как сейчас
вижу маленькую юрточку на берегу запорошенной снегом протоки. Около юрточки стоят две туземные женщины — старушки с длинными трубками. Они вышли нас провожать. Отойдя немного, я оглянулся. Старушки стояли на том же месте. Я помахал им
шапкой, они ответили руками. На повороте протоки я повернулся и послал им последнее прости.
Один момент — и детская душа улетела бы из маленького тельца, как легкий вздох, но в эту самую минуту за избушкой раздался отчаянный, нечеловеческий крик. Макар бросился из избушки, как был без
шапки. Саженях в двадцати от избушки, в мелкой березовой поросли копошились в снегу три человеческих фигуры. Подбежав к ним, Макар
увидел, как солдат Артем одною рукой старался оттащить голосившую Аграфену с лежавшего ничком в снегу Кирилла, а другою рукой ощупывал убитого, отыскивая что-то еще на теплом трупе.
«
Видишь, Сережа, как высоко стояла полая вода, — говорил мне отец, — смотри-ка, вон этот вяз точно в
шапке от разного наноса; видно, он почти весь стоял под водою».
Не далее как четверть часа тому назад я ехал по деревенской улице,
видел пламя топящихся печей,
видел мужиков, обряжающих дровни (некоторые даже
шапки сняли, завидев меня), баб, спешащих к колодцу, и был уверен, что все это означает «согласны».
Артисты поплелись вдоль морского берега, опять вверх, по той же дороге. Оглянувшись случайно назад, Сергей
увидел, что дворник следит за ними. Вид у него был задумчивый и угрюмый. Он сосредоточенно чесал всей пятерней под съехавшей на глаза
шапкой свой лохматый рыжий затылок.
Он вышел из дому. Теплый весенний воздух с нежной лаской гладил его щеки. Земля, недавно обсохшая после дождя, подавалась под ногами с приятной упругостью. Из-за заборов густо и низко свешивались на улицу белые
шапки черемухи и лиловые — сирени. Что-то вдруг с необыкновенной силой расширилось в груди Ромашова, как будто бы он собирался летать. Оглянувшись кругом и
видя, что на улице никого нет, он вынул из кармана Шурочкино письмо, перечитал его и крепко прижался губами к ее подписи.
Раз весною он всю ночь не спал, тосковал, хотелось ему выпить. Дома нечего захватить было. Надел
шапку и вышел. Прошел по улице, дошел до попов. У дьячка борона наружу стоит прислонена к плетню. Прокофий подошел, вскинул борону на спину и понес к Петровне в корчму, «Авось, даст бутылочку». Не успел он отойти, как дьячок вышел на крыльцо. Уж совсем светло, —
видит, Прокофий несет его борону.
Весь он будто святой, и всяк, кто его
видит, поневоле перед ним
шапку снимет и поклонится…
При входе в спальный вагон меня принял молодой малый в ловко сшитом казакине и в барашковой
шапке с бляхой во лбу, на которой было вырезано: Артельщик.В суматохе я не успел вглядеться в его лицо, однако ж оно с первого же взгляда показалось мне ужасно знакомым. Наконец, когда вес понемногу угомонилось, всматриваюсь вновь и кого же узнаю? — того самого «мальчика без штанов», которого я, четыре месяца тому назад,
видел во сне, едучи в Берлин!
Между тем в воротах показался ямщик с тройкой лошадей. Через шею коренной переброшена была дуга. Колокольчик, привязанный к седелке, глухо и несвободно ворочал языком, как пьяный, связанный и брошенный в караульню. Ямщик привязал лошадей под навесом сарая, снял
шапку, достал оттуда грязное полотенце и отер пот с лица. Анна Павловна,
увидев его из окна, побледнела. У ней подкосились ноги и опустились руки, хотя она ожидала этого. Оправившись, она позвала Аграфену.
Александров пробуравливается сквозь плотные, сбившиеся тела и вдруг, как пробка из бутылки, вылетает на простор. Он
видит, что впереди мелким, но быстрым шагом катится вниз коротконогий Жданов. За ним, как будто не торопясь, но явно приближаясь к нему, сигает зараз через три ступеньки длинный, ногастый «зверь», у которого медный орел барашковой
шапки отъехал впопыхах на затылок. Все трое в таком порядке сближаются на равные расстояния.
Этот странный Дрозд, то мгновенно вспыльчивый, то вдруг умно и великодушно заботливый, однажды чрезвычайно удивил и умилил Александрова. Проходя вдоль лагеря, он
увидел его лежащим, распластав широко ноги и руки, в тени большой березы и остановился над ним. Александров с привычной ловкостью и быстротой вскочил, встряхнул
шапку и сделал под козырек.
— Так ты так и говори! — гремел он. — Так напрямик и объясняй: австрияк так австрияк, пруссак так пруссак, а мадьяр мне не сочиняй, редактора зря не подводи. Вот что! Нешто с вас спросится? Вы намадьярите, а редактору по
шапке накладут!.. — И,
видя «глубокое» впечатление, произведенное его словами и его строгим окриком, он уже смирившимся и умилостивленным тоном прибавил, укоризненно качая головой...
— Может быть, — не отвергнула того и Сусанна Николаевна и,
видя, что Егор Егорыч вышел из гостиной с
шапкой в руке, она присовокупила...
Таким образом, собственно из господ только Мартын Степаныч и Аггей Никитич дослушали обедню, по окончании которой они пошли вдвоем довольно медленной походкой, направляясь к дому, причем
увидели, что отец Василий, в своей лисьей шубе и бобровой
шапке, обогнал их быстрой походкой и даже едва ответил на поклон Мартына Степаныча, видимо, куда-то спеша.
Ратники и холопи были все в приказе у Михеича; они спешились и стали развязывать вьюки. Сам князь слез с коня и снял служилую бронь.
Видя в нем человека роду честного, молодые прервали хороводы, старики сняли
шапки, и все стояли, переглядываясь в недоумении, продолжать или нет веселие.