Неточные совпадения
Шум, хохот, беготня, поклоны,
Галоп, мазурка, вальс… Меж тем
Между двух
теток, у колонны,
Не замечаема никем,
Татьяна смотрит и не
видит,
Волненье света ненавидит;
Ей душно здесь… Она мечтой
Стремится к жизни полевой,
В деревню, к бедным поселянам,
В уединенный уголок,
Где льется светлый ручеек,
К своим цветам, к своим романам
И в сумрак липовых аллей,
Туда, где он являлся ей.
Зато с первого раза,
видя их вместе, можно было решить, что они —
тетка и племянница, а не мать и дочь.
Они стали чутки и осторожны. Иногда Ольга не скажет
тетке, что
видела Обломова, и он дома объявит, что едет в город, а сам уйдет в парк.
— Понадобилось, так явились и мысли и язык, хоть напечатать в романе где-нибудь. А нет нужды, так и не умею, и глаза не
видят, и в руках слабость! Ты свое уменье затерял еще в детстве, в Обломовке, среди
теток, нянек и дядек. Началось с неуменья надевать чулки и кончилось неуменьем жить.
Ребенок
видит, что и отец, и мать, и старая
тетка, и свита — все разбрелись по своим углам; а у кого не было его, тот шел на сеновал, другой в сад, третий искал прохлады в сенях, а иной, прикрыв лицо платком от мух, засыпал там, где сморила его жара и повалил громоздкий обед. И садовник растянулся под кустом в саду, подле своей пешни, и кучер спал на конюшне.
— И
увидишь, — продолжал он, — что
тетке твоей сделается дурно, дамы бросятся вон, а мужчины лукаво и смело посмотрят на тебя…
— Да, да, — повторял он, — я тоже жду утра, и мне скучна ночь, и я завтра пошлю к вам не за делом, а чтоб только произнести лишний раз и услыхать, как раздастся ваше имя, узнать от людей какую-нибудь подробность о вас, позавидовать, что они уж вас
видели… Мы думаем, ждем, живем и надеемся одинаково. Простите, Ольга, мои сомнения: я убеждаюсь, что вы любите меня, как не любили ни отца, ни
тетку, ни…
«Еще к
тетке обратилась! — думал он, — этого недоставало!
Вижу, что ей жаль, что любит, пожалуй… да этой любви можно, как товару на бирже, купить во столько-то времени, на столько-то внимания, угодливости… Не ворочусь, — угрюмо думал он. — Прошу покорно, Ольга, девочка! по ниточке, бывало, ходила. Что с ней?»
Козлов
видел его и сказал Райскому, что теперь он едет на время в Новгородскую губернию, к старой
тетке, а потом намерен проситься опять в юнкера, с переводом на Кавказ.
Он
видел, что заронил в нее сомнения, что эти сомнения — гамлетовские. Он читал их у ней в сердце: «В самом ли деле я живу так, как нужно? Не жертвую ли я чем-нибудь живым, человеческим, этой мертвой гордости моего рода и круга, этим приличиям? Ведь надо сознаться, что мне иногда бывает скучно с
тетками, с папа и с Catherine… Один только cousin Райский…»
Но цветы стояли в тяжелых старинных вазах, точно надгробных урнах, горка массивного старого серебра придавала еще больше античности комнате. Да и
тетки не могли
видеть беспорядка: чуть цветы раскинутся в вазе прихотливо, входила Анна Васильевна, звонила девушку в чепце и приказывала собрать их в симметрию.
Зверева (ему тоже было лет девятнадцать) я застал на дворе дома его
тетки, у которой он временно проживал. Он только что пообедал и ходил по двору на ходулях; тотчас же сообщил мне, что Крафт приехал еще вчера и остановился на прежней квартире, тут же на Петербургской, и что он сам желает как можно скорее меня
видеть, чтобы немедленно сообщить нечто нужное.
— Я
видел там
тетку вашу, — сказал Нехлюдов.
Тетка,
видя на ней модное платье, накидку и шляпу, с уважением приняла ее и уже не смела предлагать ей поступить в прачки, считая, что она теперь стала на высшую ступень жизни.
— Да, кабы не вы, погибла бы совсем, — сказала
тетка. — Спасибо вам.
Видеть же вас я хотела затем, чтобы попросить вас передать письмо Вере Ефремовне, — сказала она, доставая письмо из кармана. — Письмо не запечатано, можете прочесть его и разорвать или передать, — что найдете более сообразным с вашими убеждениями, — сказала она. — В письме нет ничего компрометирующего.
— Уж позволь мне знать лучше тебя, — продолжала
тетка. —
Видите ли, — продолжала она, обращаясь к Нехлюдову, — всё вышло оттого, что одна личность просила меня приберечь на время его бумаги, а я, не имея квартиры, отнесла ей. А у ней в ту же ночь сделали обыск и взяли и бумаги и ее и вот держали до сих пор, требовали, чтоб она сказала, от кого получила.
Жены их еще более горюют и с стесненным сердцем возят в ломбард всякий год денежки класть, отправляясь в Москву под предлогом, что мать или
тетка больна и хочет в последний раз
видеть.
Тетка покойного деда немного изумилась,
увидевши Петруся в шинке, да еще в такую пору, когда добрый человек идет к заутрене, и выпучила на него глаза, как будто спросонья, когда потребовал он кухоль сивухи мало не с полведра.
Мы знали, что его тревожные взгляды относятся главным образом к нашему дому: он не хотел, чтобы его
видела в утреннем неглиже одна из моих
теток, которую он иной раз провожал в костел.
Это меня смущало: трудно было признать, что в доме всё хорошо; мне казалось, в нем живется хуже и хуже. Однажды, проходя мимо двери в комнату дяди Михаила, я
видел, как
тетка Наталья, вся в белом, прижав руки ко груди, металась по комнате, вскрикивая негромко, но страшно...
Меня учила тихонькая, пугливая
тетка Наталья, женщина с детским личиком и такими прозрачными глазами, что, мне казалось, сквозь них можно было
видеть всё сзади ее головы.
Не однажды я
видел под пустыми глазами
тетки Натальи синие опухоли, на желтом лице ее — вспухшие губы. Я спрашивал бабушку...
— Да вы его у нас, пожалуй, этак захвалите!
Видите, уж он и руку к сердцу, и рот в ижицу, тотчас разлакомился. Не бессердечный-то, пожалуй, да плут, вот беда; да к тому же еще и пьян, весь развинтился, как и всякий несколько лет пьяный человек, оттого у него всё и скрипит. Детей-то он любит, положим,
тетку покойницу уважал… Меня даже любит и ведь в завещании, ей-богу, мне часть оставил…
Наконец раздался крик: «Едут, едут!» Бабушку поспешно перевели под руки в гостиную, потому что она уже плохо ходила, отец, мать и
тетка также отправились туда, а мы с сестрицей и даже с братцем, разумеется, с дядькой, нянькой, кормилицей и со всею девичьей, заняли окна в тетушкиной и бабушкиной горницах, чтоб
видеть, как подъедут гости и как станут вылезать из повозок.
«Где же бы, однако, я эту поясницу
видел?» — говорит сам себе Альфред и, начиная всматриваться в перчаточницу, узнает в ней свою
тетку.
—
Видишь ли? сам во всем кругом виноват, — примолвил Петр Иваныч, выслушав и сморщившись, — сколько глупостей наделано! Эх, Александр, принесла тебя сюда нелегкая! стоило за этим ездить! Ты бы мог все это проделать там, у себя, на озере, с
теткой. Ну, как можно так ребячиться, делать сцены… беситься? фи! Кто нынче это делает? Что, если твоя… как ее? Юлия… расскажет все графу? Да нет, этого опасаться нечего, слава богу! Она, верно, так умна, что на вопрос его о ваших отношениях сказала…
Он взглянул на Петра Иваныча и вдруг остановился,
видя, что дядя глядит на него свирепо. Он с разинутым ртом, в недоумении, поглядел на
тетку, потом опять на дядю и замолчал. Лизавета Александровна задумчиво покачала головой.
В другой раз не пускала его в театр, а к знакомым решительно почти никогда. Когда Лизавета Александровна приехала к ней с визитом, Юлия долго не могла прийти в себя,
увидев, как молода и хороша
тетка Александра. Она воображала ее так себе
теткой: пожилой, нехорошей, как большая часть
теток, а тут, прошу покорнейше, женщина лет двадцати шести, семи, и красавица! Она сделала Александру сцену и стала реже пускать его к дяде.
—
Вижу, боярин,
тетка их подкурятина! Вишь, бражники, как расходились!
Чуть-чуть подождал,
вижу: бежит Луиза, так и бросилась мне на шею, сама плачет: «Всему я, говорит, виновата, что
тетки послушалась».
— Ну, знаю, — сказала Варвара, —
видела, как же, еще они с
теткой приходили, такой смазливенький, на девочку похож и все краснеет.
Сенька хворал тогда, Маша с отцом в Шабалдино к
тётке уехали, а я в углу дома из карт строю и
вижу: возлагает дьякон руку свою матери на грудь, рука — рыжая, и перстень серебряный на ней.
На эту тему с бесчисленными вариациями сводились все мечты, все помыслы ее, все сновидения, и бедная с ужасом просыпалась каждое утро,
видя, что никто ее не увозит, никто не говорит: «ты моя навеки», — и тяжело подымалась ее грудь, и слезы лились на ее подушки, и она с каким-то отчаянием пила, по приказу
тетки, сыворотку, и еще с большим — шнуровалась потом, зная, что некому любоваться на ее стан.
Если б не мать, они подошли бы, вероятно, к самым избам никем не замеченные: семейство сидело за обедом;
тетка Анна, несмотря на весь страх, чувствуемый ею в присутствии мужа, который со вчерашнего дня ни с кем не перемолвил слова, упорно молчал и сохранял на лице своем суровое выражение, не пропускала все-таки случая заглядывать украдкою в окна, выходившие, как известно, на Оку;
увидев сыновей, она забыла и самого Глеба — выпустила из рук кочергу, закричала пронзительным голосом: «Батюшки, идут!» — и сломя голову кинулась на двор.
На другой же день можно было
видеть, как
тетка Анна и молоденькая сноха ее перемывали горшки и корчаги и как после этого обе стучали вальками на берегу ручья. Глеб, который не без причины жаловался на потерянное время — время подходило к осени и пора стояла, следовательно, рабочая, — вышел к лодкам, когда на бледнеющем востоке не успели еще погаснуть звезды. За час до восхода он, Захар и Гришка были на Оке.
Увидев Кондратия, Петр подошел к нему так быстро и так близко, что
тетка Анна поспешила стать между ними.
Увидев приемыша,
тетка Анна забыла на минуту свое горе. Сердце ее задрожало от негодования.
В этот вечер много было смеху, к совершенному неудовольствию
тетки Анны, которая не переставала вздыхать и ухаживать за своим родственником. Но веселое расположение Глеба превратилось, однако ж, в беспокойство, когда
увидел он на другой день, что работник его не в шутку разнемогся.
Тетка Анна, несмотря на всегдашнюю хлопотливость свою и вечную возню с горшками, уже не в первый раз замечала, что хозяйка приемыша была невесела; разочка два приводилось даже
видеть ей, как сноха втихомолку плакала. «Знамо, не привыкла еще, по своей по девичьей волюшке жалится! Помнится, как меня замуж выдали, три неделюшки голосила… Вестимо, жутко; а все пора бы перестать. Не с злодеями какими свел господь; сама, чай,
видит… Что плакать-то?» — думала старушка.
Увидев штофы,
тетка Анна сделала несколько шагов вперед, всплеснула руками и мгновенно разразилась градом упреков и жалоб.
— Да бросьте его, бросьте его, Ростислав Ардалионыч, — вмешалась Суханчикова, — бросьте! Вы
видите, что он за человек; и весь его род такой.
Тетка у него есть; сначала мне показалась путною, а третьего дня еду я с ней сюда — она перед тем только что приехала в Баден, и глядь! уж назад летит, ну-с, еду я с ней, стала ее расспрашивать… Поверите ли, слова от гордячки не добилась. Аристократка противная!
— Не хо-ро-шо! — вздохнул Ефим. — Так что голод — сказано — не
тетка… У брюха,
видите, свои законы…
Жизнь мальчика катилась вперед, как шар под уклон. Будучи его учителем,
тетка была и товарищем его игр. Приходила Люба Маякина, и при них старуха весело превращалась в такое же дитя, как и они. Играли в прятки, в жмурки; детям было смешно и приятно
видеть, как Анфиса с завязанными платком глазами, разведя широко руки, осторожно выступала по комнате и все-таки натыкалась на стулья и столы, или как она, ища их, лазала по разным укромным уголкам, приговаривая...
Глумов. Да! Вот еще обстоятельство: я понравился
тетке, Клеопатре Львовне, она меня где-то
видела. Вы это на всякий случай запомните! Сблизиться с Мамаевым для меня первое дело — это первый шаг на моем поприще. Дядя познакомит меня с Крутицким, с Городулиным; во-первых, это люди с влиянием, во-вторых, близкие знакомые Турусиной. Мне бы только войти к ней в дом, а уж я женюсь непременно.
— Вот этого
видите, вон того, что салфеткой брюхо себе застелил, — он родной
тетке конфект из Москвы привез, а она, поевши их, через два часа богу душу отдала! — шепчет сосед с левой руки.
А
тетка сперва убежала из избы, а потом, как
увидела, что Федька насел совсем на стариков, как закричит: «Савоська, ты чего глядишь…
Видишь,
тетка его подбила удержать-то меня, потому у них свадьба затевалась, дочь выдавать хотели.
Но вот послышалось шарканье туфель, и в комнатку вошел хозяин в халате и со свечой. Мелькающий свет запрыгал по грязным обоям и по потолку и прогнал потемки.
Тетка увидела, что в комнатке нет никого постороннего. Иван Иваныч сидел на полу и не спал. Крылья у него были растопырены и клюв раскрыт, и вообще он имел такой вид, как будто очень утомился и хотел пить. Старый Федор Тимофеич тоже не спал. Должно быть, и он был разбужен криком.
Начиналось с того, что у собаки пропадала всякая охота лаять, есть, бегать по комнатам и даже глядеть, затем в воображении ее появлялись какие-то две неясные фигуры, не то собаки, не то люди, с физиономиями симпатичными, милыми, но непонятными; при появлении их
Тетка виляла хвостом, и ей казалось, что она их где-то когда-то
видела и любила…
Тетка не понимала, что говорит хозяин, но по его лицу
видела, что и он ждет чего-то ужасного. Она протянула морду к темному окну, в которое, как казалось ей, глядел кто-то чужой, и завыла.