Неточные совпадения
— Вы, Николай Парфеныч, искуснейший, как я
вижу,
следователь, — весело рассмеялся вдруг Митя, — но я вам теперь сам помогу.
Митя вот только фамилию его позабыл, но он знает и его,
видел: это
следователь, судебный
следователь, «из Правоведения», недавно приехал.
Из дела
следователь видел, что Зыков — главный свидетель, и налег на него с особенным усердием, выжимая одно слово за другим.
Из-за этих денег чуть не вышел целый скандал. Приходил звать к
следователю Петр Васильич и
видел, как Карачунский сунул Фене ассигнацию. Когда дверь затворилась, Петр Васильич орлом налетел на Феню.
Когда приехал
следователь по особо важным делам и как свидетельницу допрашивал ее, она
видела тут же, в квартире
следователя, двух закованных крестьян, признанных главными виновниками.
С другой стороны, случалось мне нередко достигать и таких результатов, что, разговаривая и убеждая, зарапортуешься до того, что начнешь уверять обвиненного, что я тут ничего, что я тут так, что я совсем не виноват в том, что мне, а не другому поручили следствие, что я, собственно говоря, его друг, а не гонитель, что если… и остановишься только в то время, когда
увидишь вытаращенные на тебя глаза преступника, нисколько не сомневающегося, что
следователь или хитрейшая бестия в подлунной, или окончательно спятил с ума.
Все это я счел долгом доложить вам, благосклонный читатель, затем, чтобы показать, как трудно и щекотливо бывает положение
следователя, а отчасти и затем, чтобы вы могли
видеть, какой я милый молодой человек. А затем приступаю к самому рассказу.
И вместе с тем тот же самый человек, который
видит всю гнусность этих поступков, сам, никем не принуждаемый, даже иногда и без денежной выгоды жалованья, сам, произвольно, из-за детского тщеславия, из-за фарфоровой побрякушки, ленточки, галунчика, которые ему позволят надеть, сам произвольно идет в военную службу, в
следователи, мировые судьи, министры, урядники, архиереи, дьячки, в должности, в которых ему необходимо делать все эти дела, постыдность и гнусность которых он не может не знать.
— Ну, зачем! У
следователя. Я,
видишь, как насмотрелся на это, то ослаб умом, что ли, испугался очень! Ты подумай, ведь женщин перебить — всё кончено, уж тогда всё прекращается! А они их — без пощады, так и рвут!
Это молчание не понравилось Илье, и он, отвернувшись от
следователя, стал осматривать комнату, первый раз
видя такое хорошее убранство и чистоту.
— Да-с, она жила у него на содержании, — повторил
следователь раздражающим голосом. — По-моему, это — нехорошо! — добавил он,
видя, что Илья не собирается ответить ему.
Наступает молчание. Денис переминается с ноги на ногу, глядит на стол с зеленым сукном и усиленно мигает глазами, словно
видит перед собой не сукно, а солнце.
Следователь быстро пишет.
Прасковья Федоровна вошла довольная собою, но как будто виноватая. Она присела, спросила о здоровье, как он
видел, для того только, чтоб спросить, но не для того, чтобы узнать, зная, что и узнавать нечего, и начала говорить то, что ей нужно было: что она ни за что не поехала бы, но ложа взята, и едут Элен и дочь, и Петрищев (судебный
следователь, жених дочери), и что невозможно их пустить одних. А что ей так бы приятнее было посидеть с ним. Только бы он делал без нее по предписанию доктора.
На террасе мужчины пили ликер и закусывали ягодами; один из них, судебный
следователь, толстый пожилой человек, балагур и остряк, должно быть, рассказывал какой-нибудь нецензурный анекдот, потому что,
увидев хозяйку, он вдруг схватил себя за жирные губы, выпучил глаза и присел.
Всего одну минуту
видел я ее, случайно столкнувшись с нею у
следователя, и был поражен переменой.
Узкие лбы, не видящие ничего дальше своего носа, любят утверждать, что знатный граф
видел в «бедном и незнатном» судебном
следователе хорошего прихвостня-собутыльника.
— Сюжет… Как бы вам сказать? Сюжет не новый… Любовь, убийство… Да вы прочтете,
увидите… «Из записок судебного
следователя»…
— Ах, голубчик! — продолжал встревоженный и обрадованный граф. — Если бы ты знал, как мне приятно
видеть твою серьезную физиономию! Ты незнаком? Позволь тебе представить: мой хороший друг Каэтан Казимирович Пшехоцкий. А это вот, — продолжал он, указав толстяку на меня, — мой хороший, давнишний друг Сергей Петрович Зиновьев! Здешний
следователь…
— Дело не в правде… Не нужно непременно
видеть, чтоб описать… Это не важно. Дело в том, что наша бедная публика давно уже набила оскомину на Габорио ц Шкляревском. Ей надоели все эти таинственные убийства, хитросплетения сыщиков и необыкновенная находчивость допрашивающих
следователей. Публика, конечно, разная бывает, но я говорю о той публике, которая читает мою газету. Как называется ваша повесть?
— Как же ты не хочешь понять, Сима (Теркин начал краснеть)! Я довел Перновского до зеленого змея — это первым делом; а вторым — я
видел, как он полез на капитана с кулаками, и мое показание было очень важно… Мне сам
следователь сказал, что теперь дело кончится пустяками.
А вот для примера и еще случай приобретения крестьян и земли, доказывающий полнейшее всемогущество Богачева. У одного из соседних помещиков Богачев оттягал деревню Роксаново, причем прежний ее владелец исчез неизвестно куда; наследники помещика начали дело, приехали
следователи, которые осмотрели издали и самую деревню и, переночевав у Богачева, утром собрались ехать в Роксаново; вьштли на крыльцо, и что же?..
Видят, что деревни как не бывало!
Промелькнул какой-то человек; он стоял по колена в снегу, сойдя с дороги, и смотрел на тройку;
следователь видел палку крючком и бороду и на боку сумку, и ему показалось, что это Лошадин, и даже показалось, что он улыбается. Мелькнул и исчез.
Дорога шла сначала по краю леса, потом по широкой лесной просеке; мелькали и старые сосны, и молодой березняк, и высокие молодые, корявые дубы, одиноко стоявшие на полянах, где недавно срубили лес, но скоро всё смешалось в воздухе, в облаках снега; кучер говорил, что он
видит лес,
следователю же не было видно ничего, кроме пристяжной. Ветер дул в спину.
— Вы
видите, он упорно не сознается, господа, — обратился судебный
следователь к обоим потерпевшим.
Мы знаем, что обстоятельства его дела сложились так, что из них не было выхода. Мы
видели, что Сиротинин понимал это сам, понимал, конечно, и судебный
следователь.
Всякий юрист, а тем более
следователь, — человек ремесла, и его взгляды бывают всегда односторонни, он
видит все в черном цвете и всякий обвиняемый ему кажется преступником.
Судебный
следователь же
видел, что имеет в лице Гиршфельда опасного противника, опытного дельца и юриста, а потому и готовился сделать на него нападение во всеоружии обвинительных данных, обеспечивая тем себе заранее победу.