Неточные совпадения
— Атаманы-молодцы! где же я вам его возьму, коли он на ключ заперт! — уговаривал
толпу объятый трепетом чиновник, вызванный событиями из административного оцепенения.
В то же время он секретно мигнул Байбакову, который,
увидев этот знак, немедленно скрылся.
Она молча села
в карету Алексея Александровича и молча выехала из
толпы экипажей. Несмотря на всё, что он
видел, Алексей Александрович всё-таки не позволял себе думать о настоящем положении своей жены. Он только
видел внешние признаки. Он
видел, что она вела себя неприлично, и считал своим долгом сказать ей это. Но ему очень трудно было не сказать более, а сказать только это. Он открыл рот, чтобы сказать ей, как она неприлично вела себя, но невольно сказал совершенно другое.
Каждый раз, как раздавался писк отворяемой двери, говор
в толпе затихал, и все оглядывались, ожидая
видеть входящих жениха и невесту.
— Что вам угодно? — произнесла она дрожащим голосом, бросая кругом умоляющий взгляд. Увы! ее мать была далеко, и возле никого из знакомых ей кавалеров не было; один адъютант, кажется, все это
видел, да спрятался за
толпой, чтоб не быть замешану
в историю.
И взошедший месяц долго еще
видел толпы музыкантов, проходивших по улицам с бандурами, турбанами, круглыми балалайками, и церковных песельников, которых держали на Сечи для пенья
в церкви и для восхваленья запорожских дел.
Что почувствовал старый Тарас, когда
увидел своего Остапа? Что было тогда
в его сердце? Он глядел на него из
толпы и не проронил ни одного движения его. Они приблизились уже к лобному месту. Остап остановился. Ему первому приходилось выпить эту тяжелую чашу. Он глянул на своих, поднял руку вверх и произнес громко...
Он как бы
видел свою оторопевшую дочку
в богатой
толпе у прилавка, заваленного ценным товаром.
Он думал, но без участия воли;
в этом состоянии мысль, рассеянно удерживая окружающее, смутно
видит его; она мчится, подобно коню
в тесной
толпе, давя, расталкивая и останавливая; пустота, смятение и задержка попеременно сопутствуют ей.
Проходя канцелярию, Раскольников заметил, что многие на него пристально посмотрели.
В прихожей,
в толпе, он успел разглядеть обоих дворников из того дома, которых он подзывал тогда ночью к квартальному. Они стояли и чего-то ждали. Но только что он вышел на лестницу, вдруг услышал за собой опять голос Порфирия Петровича. Обернувшись, он
увидел, что тот догонял его, весь запыхавшись.
В это время из
толпы народа,
вижу, выступил мой Савельич, подходит к Пугачеву и подает ему лист бумаги. Я не мог придумать, что из того выйдет. «Это что?» — спросил важно Пугачев. «Прочитай, так изволишь
увидеть», — отвечал Савельич. Пугачев принял бумагу и долго рассматривал с видом значительным. «Что ты так мудрено пишешь? — сказал он наконец. — Наши светлые очи не могут тут ничего разобрать. Где мой обер-секретарь?»
Приближаясь к Оренбургу,
увидели мы
толпу колодников [Колодник — арестант, узник
в колодках.] с обритыми головами, с лицами, обезображенными щипцами палача.
До деревни было сажен полтораста, она вытянулась по течению узенькой речки, с мохнатым кустарником на берегах; Самгин хорошо
видел все, что творится
в ней,
видел, но не понимал. Казалось ему, что
толпа идет торжественно, как за крестным ходом, она даже сбита
в пеструю кучу теснее, чем вокруг икон и хоругвей. Ветер лениво гнал шумок
в сторону Самгина, были слышны даже отдельные голоса, и особенно разрушал слитный гул чей-то пронзительный крик...
Лицо у нее было большое, кирпичного цвета и жутко неподвижно, она вращала шеей и, как многие
в толпе, осматривала площадь широко открытыми глазами, которые первый раз
видят эти древние стены, тяжелые торговые ряды, пеструю церковь и бронзовые фигуры Минина, Пожарского.
В окна заглянуло солнце, ржавый сумрак музея посветлел, многочисленные гребни штыков заблестели еще холоднее, и особенно ледянисто осветилась железная скорлупа рыцарей. Самгин попытался вспомнить стихи из былины о том, «как перевелись богатыри на Руси», но ‹вспомнил› внезапно кошмар, пережитый им
в ночь, когда он
видел себя расколотым на десятки, на
толпу Самгиных. Очень неприятное воспоминание…
Видел, что эта пестрота, легко и не нарушая единодушного настроения, тает
в толпе.
Самгин посматривал на тусклые стекла, но не
видел за ними ничего, кроме сизоватого тумана и каких-то бесформенных пятен
в нем. Наконец
толпа исчезала, и было видно, как гладко притоптан ею снег на мостовой.
После Ходынки и случая у манежа Самгин особенно избегал скопления людей, даже публика
в фойе театров была неприятна ему; он инстинктивно держался ближе к дверям, а на улицах,
видя толпу зрителей вокруг какого-то несчастия или скандала, брезгливо обходил людей стороной.
Самгин
видел, как лошади казаков, нестройно, взмахивая головами, двинулись на
толпу, казаки подняли нагайки, но
в те же секунды его приподняло с земли и
в свисте, вое, реве закружило, бросило вперед, он ткнулся лицом
в бок лошади, на голову его упала чья-то шапка, кто-то крякнул
в ухо ему, его снова завертело, затолкало, и наконец, оглушенный, он очутился у памятника Скобелеву; рядом с ним стоял седой человек, похожий на шкаф, пальто на хорьковом мехе было распахнуто, именно как дверцы шкафа, показывая выпуклый, полосатый живот; сдвинув шапку на затылок, человек ревел басом...
Он
видел, что
толпа, стискиваясь, выдавливает под ноги себе мужчин, женщин; они приседали, падали, ползли, какой-то подросток быстро, с воем катился к фронту, упираясь
в землю одной ногой и руками;
видел, как люди умирали, не веря, не понимая, что их убивают.
Толпу в таком настроении он
видел впервые и снова подумал, что она значительно отличается от московской, шагавшей
в Кремль неодушевленно и как бы даже нехотя, без этой торжественной уверенности.
Взмахнув руками, он сбросил с себя шубу и начал бить кулаками по голове своей; Самгин
видел, что по лицу парня обильно текут слезы,
видел, что большинство
толпы любуется парнем, как фокусником, и слышал восторженно злые крики человека
в опорках...
С приближением старости Клим Иванович Самгин утрачивал близорукость, зрение становилось почти нормальным, он уже носил очки не столько из нужды, как по привычке; всматриваясь сверху
в лицо
толпы, он достаточно хорошо
видел над темно-серой массой под измятыми картузами и шапками костлявые, чумазые, закоптевшие, мохнатые лица и пытался вылепить из них одно лицо.
На улице было людно и шумно, но еще шумнее стало, когда вышли на Тверскую. Бесконечно двигалась и гудела
толпа оборванных, измятых, грязных людей. Негромкий, но сплошной ропот стоял
в воздухе, его разрывали истерические голоса женщин. Люди устало шли против солнца, наклоня головы, как бы чувствуя себя виноватыми. Но часто, когда человек поднимал голову, Самгин
видел на истомленном лице выражение тихой радости.
Самгин
видел, как под напором зрителей пошатывается стена городовых, он уже хотел выбраться из
толпы, идти назад, но
в этот момент его потащило вперед, и он очутился на площади, лицом к лицу с полицейским офицером, офицер был толстый, скреплен ремнями, как чемодан, а лицом очень похож на редактора газеты «Наш край».
Гордость заиграла
в нем, засияла жизнь, ее волшебная даль, все краски и лучи, которых еще недавно не было. Он уже
видел себя за границей с ней,
в Швейцарии на озерах,
в Италии, ходит
в развалинах Рима, катается
в гондоле, потом теряется
в толпе Парижа, Лондона, потом… потом
в своем земном раю —
в Обломовке.
В антракте он пошел
в ложу к Ольге и едва протеснился до нее между двух каких-то франтов. Чрез пять минут он ускользнул и остановился у входа
в кресла,
в толпе. Акт начался, и все торопились к своим местам. Франты из ложи Ольги тоже были тут и не
видели Обломова.
А у Веры именно такие глаза: она бросит всего один взгляд на
толпу,
в церкви, на улице, и сейчас
увидит, кого ей нужно, также одним взглядом и на Волге она заметит и судно, и лодку
в другом месте, и пасущихся лошадей на острове, и бурлаков на барке, и чайку, и дымок из трубы
в дальней деревушке. И ум, кажется, у ней был такой же быстрый, ничего не пропускающий, как глаза.
Глаза, как у лунатика, широко открыты, не мигнут; они глядят куда-то и
видят живую Софью, как она одна дома мечтает о нем, погруженная
в задумчивость, не замечает, где сидит, или идет без цели по комнате, останавливается, будто внезапно пораженная каким-то новым лучом мысли, подходит к окну, открывает портьеру и погружает любопытный взгляд
в улицу,
в живой поток голов и лиц, зорко следит за общественным круговоротом, не дичится этого шума, не гнушается грубой
толпы, как будто и она стала ее частью, будто понимает, куда так торопливо бежит какой-то господин, с боязнью опоздать; она уже, кажется, знает, что это чиновник, продающий за триста — четыреста рублей
в год две трети жизни, кровь, мозг, нервы.
Еще я
видел больницу, острог, казенные хлебные магазины; потом проехал мимо базара с пестрой
толпой якутов и якуток. Много и русского и нерусского, что со временем будет тоже русское. Скоро я уже сидел на квартире
в своей комнате за обедом.
То
видишь точно целый город с обрушившимися от какого-нибудь страшного переворота башнями, столбами и основаниями зданий, то
толпы слонов, носорогов и других животных, которые дрались
в общей свалке и вдруг окаменели.
Возвращаясь на пристань, мы
видели в толпе китайцев женщину, которая, держа голого ребенка на руках, мочила пальцы во рту и немилосердно щипала ему спину вдоль позвоночного хребта.
И простой народ здесь не похож костюмами на ту
толпу мужчин, женщин и детей, которую я
видел на одной плантации
в Сингапуре.
В толпе я
видел одного корейца с четками
в руках: кажется, буддийский бонз. На голове у него мочальная шапка.
Она стояла сначала
в середине
толпы за перегородкой и не могла
видеть никого, кроме своих товарок; когда же причастницы двинулись вперед, и она выдвинулась вместе с Федосьей, она увидала смотрителя, а за смотрителем и между надзирателями мужичка с светло-белой бородкой и русыми волосами — Федосьиного мужа, который остановившимися глазами глядел на жену.
— Что за сборище? — послышался вдруг решительный, начальственный голос, и к собравшейся вокруг арестанта кучке людей быстрыми шагами подошел околоточный
в необыкновенно чистом и блестящем кителе и еще более блестящих высоких сапогах. — Разойтись! Нечего тут стоять! — крикнул он на
толпу, еще не
видя, зачем собралась
толпа.
Нехлюдову показалось, что он узнал Маслову, когда она выходила; но потом она затерялась среди большого количества других, и он
видел только
толпу серых, как бы лишенных человеческого,
в особенности женственного свойства существ с детьми и мешками, которые расстанавливались позади мужчин.
По лестнице
в это время поднимались Половодовы. Привалов
видел, как они остановились
в дверях танцевальной залы, где их окружила целая
толпа знакомых мужчин и женщин; Антонида Ивановна улыбалась направо и налево, отыскивая глазами Привалова. Когда оркестр заиграл вальс, Половодов сделал несколько туров с женой, потом сдал ее с рук на руки какому-то кавалеру, а сам, вытирая лицо платком, побрел
в буфет. Заметив Привалова, он широко расставил свои длинные ноги и поднял
в знак удивления плечи.
— Поган есмь, а не свят.
В кресла не сяду и не восхощу себе аки идолу поклонения! — загремел отец Ферапонт. — Ныне людие веру святую губят. Покойник, святой-то ваш, — обернулся он к
толпе, указывая перстом на гроб, — чертей отвергал. Пурганцу от чертей давал. Вот они и развелись у вас, как пауки по углам. А днесь и сам провонял.
В сем указание Господне великое
видим.
Видя, что «Алешка Карамазов», когда заговорят «про это», быстро затыкает уши пальцами, они становились иногда подле него нарочно
толпой и, насильно отнимая руки от ушей его, кричали ему
в оба уха скверности, а тот рвался, спускался на пол, ложился, закрывался, и все это не говоря им ни слова, не бранясь, молча перенося обиду.
Я
видел сам, как
в конце залы, за эстрадой, была временно и наскоро устроена особая загородка,
в которую впустили всех этих съехавшихся юристов, и они почли себя даже счастливыми, что могли тут хоть стоять, потому что стулья, чтобы выгадать место, были из этой загородки совсем вынесены, и вся набравшаяся
толпа простояла все «дело» густо сомкнувшеюся кучей, плечом к плечу.
«
Видишь ли, Прохоров, — сказал бригадир от имени всей честной компании, — все мы поднялись на твое приглашение; остались дома только те, которым уже невмочь, которые совсем развалились да у кого остались одни кости без кожи, но и тут один не утерпел — так хотелось ему побывать у тебя…»
В эту минуту маленький скелет продрался сквозь
толпу и приближился к Адриану.
Маленькая девчонка, бывшая на дворе,
увидела его и сказала первым прискакавшим полицейским, что зажигатель спрятался
в сарае; они ринулись туда с
толпой народа и с торжеством вытащили офицера.
Оглянувшись,
увидела она
толпу стоявших на мосту парубков, из которых один, одетый пощеголеватее прочих,
в белой свитке и
в серой шапке решетиловских смушек, подпершись
в бока, молодецки поглядывал на проезжающих.
Сидит человек на скамейке на Цветном бульваре и смотрит на улицу, на огромный дом Внукова.
Видит, идут по тротуару мимо этого дома человек пять, и вдруг — никого! Куда они девались?.. Смотрит — тротуар пуст… И опять неведомо откуда появляется пьяная
толпа, шумит, дерется… И вдруг исчезает снова… Торопливо шагает будочник — и тоже проваливается сквозь землю, а через пять минут опять вырастает из земли и шагает по тротуару с бутылкой водки
в одной руке и со свертком
в другой…
Я
видел, как упало несколько человек,
видел, как
толпа бросилась к Страстному и как
в это время
в открывшихся дверях голицынского магазина появилась
в одном сюртуке, с развевающейся седой гривой огромная фигура владельца. Он кричал на полицию и требовал, чтобы раненых несли к нему на перевязку.
Когда кухарку с судаком действительно загнали
в манеж, а новая
толпа студентов высыпала из университета на Моховую, вдруг
видят: мчится на своей паре с отлетом, запряженной
в казенные, с высокой спинкой, сани, сам обер-полицмейстер.
В толпе студентов, стоявших посредине улицы, ему пришлось задержаться и ехать тихо.
Последний раз я
видел Мишу Хлудова
в 1885 году на собачьей выставке
в Манеже. Огромная
толпа окружила большую железную клетку.
В клетке на табурете
в поддевке и цилиндре сидел Миша Хлудов и пил из серебряного стакана коньяк. У ног его сидела тигрица, била хвостом по железным прутьям, а голову положила на колени Хлудову. Это была его последняя тигрица, недавно привезенная из Средней Азии, но уже прирученная им, как собачонка.
Вдруг из классной двери выбегает малыш, преследуемый товарищем. Он ныряет прямо
в толпу, чуть не сбивает с ног Самаревича, подымает голову и
видит над собой высокую фигуру, сухое лицо и желчно — злые глаза. Несколько секунд он испуганно смотрит на неожиданное явление, и вдруг с его губ срывается кличка Самаревича...
По городу грянула весть, что крест посадили
в кутузку. У полиции весь день собирались
толпы народа.
В костеле женщины составили совет, не допустили туда полицмейстера, и после полудня женская
толпа, все
в глубоком трауре, двинулась к губернатору. Небольшой одноэтажный губернаторский дом на Киевской улице оказался
в осаде. Отец, проезжая мимо,
видел эту
толпу и седого старого полицмейстера, стоявшего на ступенях крыльца и уговаривавшего дам разойтись.
Оглянувшись, Анфим так и обомлел. По дороге бежал Михей Зотыч, а за ним с ревом и гиком гналась
толпа мужиков. Анфим
видел, как Михей Зотыч сбросил на ходу шубу и прибавил шагу, но старость сказывалась, и он начал уставать. Вот уже совсем близко разъяренная, обезумевшая
толпа. Анфим даже раскрыл глаза, когда из
толпы вылетела пара лошадей Ермилыча, и какой-то мужик, стоя
в кошевой на ногах, размахивая вожжами, налетел на Михея Зотыча.