Неточные совпадения
Из пернатых в этот день мы
видели сокола-сапсана. Он сидел на сухом дереве на берегу реки и, казалось, дремал, но вдруг завидел какую-то птицу и погнался за нею. В другом месте две вороны преследовали сорокопута. Последний прятался от них в кусты, но вороны облетели куст с другой стороны, прыгали с
ветки на
ветку и старались всячески поймать маленького разбойника.
Здесь среди кустарниковой растительности еще можно
видеть кое-каких представителей маньчжурской флоры, например: лещину, у которой обертка орехов вытянута в длинную трубку и густо усажена колючими волосками; красноветвистый шиповник с сильно удлиненными плодами, сохраняющимися на
ветках его чуть ли не всю зиму; калину, дающую в изобилии сочные светло-красные плоды; из касатниковых — вьющуюся диоскорею, мужские и женские экземпляры которой разнятся между собой; актинидию, образующую густые заросли по подлесью, и лимонник с гроздьями красных ягод, от которых во рту остается легкий ожог, как от перца.
Ореха крестьяне на Амагу не
видели, но однажды во время наводнения по реке плыла к ним
ветка со свежей листвой.
Он поднял ружье и стал целиться, но в это время тигр перестал реветь и шагом пошел на увал в кусты. Надо было воздержаться от выстрела, но Дерсу не сделал этого. В тот момент, когда тигр был уже на вершине увала, Дерсу спустил курок. Тигр бросился в заросли. После этого Дерсу продолжал свой путь. Дня через четыре ему случилось возвращаться той же дорогой. Проходя около увала, он
увидел на дереве трех ворон, из которых одна чистила нос о
ветку.
Листва на березах была еще почти вся зелена, хотя заметно побледнела; лишь кое-где стояла одна, молоденькая, вся красная или вся золотая, и надобно было
видеть, как она ярко вспыхивала на солнце, когда его лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, сквозь частую сетку тонких
веток, только что смытых сверкающим дождем.
Любовь Грановского к ней была тихая, кроткая дружба, больше глубокая и нежная, чем страстная. Что-то спокойное, трогательно тихое царило в их молодом доме. Душе было хорошо
видеть иной раз возле Грановского, поглощенного своими занятиями, его высокую, гнущуюся, как
ветка, молчаливую, влюбленную и счастливую подругу. Я и тут, глядя на них, думал о тех ясных и целомудренных семьях первых протестантов, которые безбоязненно пели гонимые псалмы, готовые рука в руку спокойно и твердо идти перед инквизитора.
Мой приятель не тратил много времени на учение, зато все закоулки города знал в совершенстве. Он повел меня по совершенно новым для меня местам и привел в какой-то длинный, узкий переулок на окраине. Переулок этот прихотливо тянулся несколькими поворотами, и его обрамляли старые заборы. Но заборы были ниже тех, какие я
видел во сне, и из-за них свешивались густые
ветки уже распустившихся садов.
Один каторжный, бывший офицер, когда его везли в арестантском вагоне в Одессу,
видел в окно «живописную и поэтическую рыбную ловлю с помощью зажженных смоляных
веток и факелов… поля Малороссии уже зеленели.
Я никогда не мог равнодушно
видеть не только вырубленной рощи, но даже падения одного большого подрубленного дерева; в этом падении есть что-то невыразимо грустное: сначала звонкие удары топора производят только легкое сотрясение в древесном стволе; оно становится сильнее с каждым ударом и переходит в общее содрогание каждой
ветки и каждого листа; по мере того как топор прохватывает до сердцевины, звуки становятся глуше, больнее… еще удар, последний: дерево осядет, надломится, затрещит, зашумит вершиною, на несколько мгновений как будто задумается, куда упасть, и, наконец, начнет склоняться на одну сторону, сначала медленно, тихо, и потом, с возрастающей быстротою и шумом, подобным шуму сильного ветра, рухнет на землю!..
Я весь отдался влиянию окружающей меня обстановки и шел по лесу наугад. Один раз я чуть было не наступил на ядовитую змею. Она проползла около самых моих ног и проворно спряталась под большим пнем. Немного дальше я
увидел на осокоре черную ворону. Она чистила нос о
ветку и часто каркала, поглядывая вниз на землю. Испуганная моим приближением, ворона полетела в глубь леса, и следом за ней с земли поднялись еще две вороны.
Я удвоил внимание и вскоре
увидел на том же дереве, но выше, небольшое животное, сидевшее на
ветке у самого ствола.
С той стороны в самом деле доносилось пение мужских и женских голосов; а перед глазами между тем были: орешник, ветляк, липы, березы и сосны; под ногами — высокая, густая трава. Утро было светлое, ясное, как и вчерашний вечер. Картина эта просто показалась Вихрову поэтическою. Пройдя небольшим леском (пение в это время становилось все слышнее и слышнее), они
увидели, наконец, сквозь
ветки деревьев каменную часовню.
И я не думал, даже, может быть, не
видел по-настоящему, а только регистрировал. Вот на мостовой — откуда-то
ветки, листья на них зеленые, янтарные, малиновые. Вот наверху — перекрещиваясь, мечутся птицы и аэро. Вот — головы, раскрытые рты, руки машут
ветками. Должно быть, все это орет, каркает, жужжит…
Тут. Я
увидел: у старухиных ног — куст серебристо-горькой полыни (двор Древнего Дома — это тот же музей, он тщательно сохранен в доисторическом виде), полынь протянула
ветку на руку старухе, старуха поглаживает
ветку, на коленях у ней — от солнца желтая полоса. И на один миг: я, солнце, старуха, полынь, желтые глаза — мы все одно, мы прочно связаны какими-то жилками, и по жилкам — одна общая, буйная, великолепная кровь…
Но когда она
увидела большую сосновую
ветку, торчавшую из снега, и другую
ветку, смутно темневшую вдали сквозь ночную серую муть, и когда она узнала, что таким порядком мужики обозначают дорогу на случай метели, — она почувствовала теплое, благодарное умиление.
„Ну, — говорю, — а если бы двадцать?“ — „Ну, а с двадцатью, — говорит, — уж нечего делать — двадцать одолеют“ — и при сем рассказал, что однажды он, еще будучи в училище, шел с своим родным братом домой и одновременно с проходившею партией солдат
увидели куст калины с немногими
ветками сих никуда почти не годных ягод и устремились овладеть ими, и Ахилла с братом и солдаты человек до сорока, „и произошла, — говорит, — тут между нами великая свалка, и братца Финогешу убили“.
Он на секунду закрыл глаза и со злой отчётливостью
видел своё жилище — наизусть знал в нём все щели заборов, сучья в половицах, трещины в стенах, высоту каждого дерева в саду и все новые
ветки, выросшие этим летом. Казалось, что и число волос в бороде Шакира известно ему; и знает он всё, что может сказать каждый рабочий на заводе.
Седоватые, бархатные листья клевера были покрыты мелкими серебряными каплями влаги, точно вспотели от радости
видеть солнце; ласково мигали анютины глазки; лиловые колокольчики качались на тонких стеблях, на сучьях вишен блестели куски янтарного клея, на яблонях — бледно-розовые шарики ещё не распустившегося цвета, тихо трепетали тонкие
ветки, полные живого сока, струился горьковатый, вкусный запах майской полыни.
— Вчера я ходил, ни одного не нашел, — говорил Оленин, беспокойно поглядывая кругом и из-за
веток не
видя Марьяны.
Съев из последних денег селянку и расстегай, я бодро и весело ранним утром зашагал первые версты. Солнце слепило глаза отблесками бриллиантиков бесконечной снежной поляны, сверкало на обындевевших
ветках берез большака, нога скользила по хрустевшему вчерашнему снегу, который крепко замел след полозьев. Руки приходилось греть в карманах для того, чтобы теплой ладонью время от времени согревать мерзнувшие уши. Подхожу к деревне; обрадовался,
увидев приветливую елку над новым домом на краю деревни.
Лежал он на спине, ногами к открытому месту, голову слегка запрятав в кусты: будто, желая покрепче уснуть, прятался от солнца; отвел Саша
ветку с поредевшим желтым листом и
увидел, что матрос смотрит остекленело, а рот черен и залит кровью; тут же и браунинг — почему-то предпочел браунинг.
Ему удалось схватиться руками за
ветки куста, торчавшего из воды. Лодка стала, вся содрогаясь и порываясь вперед. Вода бежала вдоль ее бортов слева и справа с гневным рокотом. Теперь
видим стал правый берег. Снег лежал на нем, белея слабо и плоско, как бумага в темноте. Но фельдшер знал местность. Этот берег представлял собою огромное болото, непроходимое даже летом.
Он
увидел, как тихо колышутся
ветки елей под дуновеньем утреннего ветра.
И, схватив
ветку, она сильно тряхнула ее: жаба свалилась на землю и шлепнулась брюхом. В ярости она было прыгнула на девушку, но не могла подскочить выше края платья и тотчас далеко отлетела, отброшенная носком башмака. Она не посмела попробовать еще раз и только издали
видела, как девушка осторожно срезала цветок и понесла его в комнату.
Она не
видела, как ее враг незаметно взбирался на
ветки.
Когда его одевали, я не мог
видеть его страшных желтых ног и вышел из комнаты. Но когда я вернулся, он уже лежал на столе, и таинственная улыбка смерти тихо лежала вокруг его глаз и губ. Окно все еще было открыто. Я отломил
ветку сирени — мокрую, тяжелую от белых гроздьев — и положил ее Борису на грудь.
Муравей спустился к ручью: захотел напиться. Волна захлестнула его и чуть не потопила. Голубка несла
ветку; она
увидела — муравей тонет, и бросила ему
ветку в ручей. Муравей сел на
ветку и спасся. Потом охотник расставил сеть на голубку и хотел захлопнуть. Муравей подполз к охотнику и укусил его за ногу; охотник охнул и уронил сеть. Голубка вспорхнула и улетела.
Несколько травинок, муравей, ползущий с одной из них вниз головою, какие-то кусочки сора от прошлогодней травы — вот весь мой мир, И
вижу я его только одним глазом, потому что другой зажат чем-то твердым, должно быть
веткою, на которую опирается моя голова.
Выходя из дому и приходя домой, не
видит он более Анастасии; только иногда, возвращаясь к себе, находит он на крыльце брошенную сверху
ветку, перо попугая, которое было подарено Софьей Фоминишной маленькому любимцу великого князя и перешло от Андрея к дочери боярина. Раз нашел он даже ленту из косы. Он понимает, откуда дары, он понимает эту немую беседу и, счастливый, дорожит ею выше всех милостей Ивана Васильевича.
И
видит: многое множество красных девиц поет и пляшет у надречных ракит. Все в белом, у всех на головах венки, у всех в руках березовые
ветки. Одаль молодые парни сидят — кто с сурной, кто с волынкой, кто с новорощенной свирелью. В полночный девичий семиковский хоровод им мешаться не след… И слышит Гриша ясные, веселые голоса живого семиковского хоровода...
— Ну что же такое?
вижу, есть
ветка, — верно, ветер ее сюда забросил.
— А вон, на большом суку,
ветка на
ветке, —
видишь?