Неточные совпадения
— Да чего ты так… Что встревожился? Познакомиться
с тобой пожелал; сам пожелал, потому что много мы
с ним о тебе переговорили… Иначе от кого ж бы я про тебя столько узнал? Славный,
брат, он малый, чудеснейший… в своем роде, разумеется. Теперь приятели; чуть не ежедневно
видимся. Ведь я в эту часть переехал. Ты не знаешь еще? Только что переехал. У Лавизы
с ним раза два побывали. Лавизу-то помнишь, Лавизу Ивановну?
Мне о всем этом сообщил сегодня утром, от ее лица и по ее просьбе, сын мой, а ее
брат Андрей Андреевич,
с которым ты, кажется, незнаком и
с которым я
вижусь аккуратно раз в полгода.
Чрез полчаса стол опустошен был до основания. Вино было старый фронтиньяк, отличное. «Что это, — ворчал барон, — даже ни цыпленка! Охота таскаться по этаким местам!» Мы распрощались
с гостеприимными, молчаливыми хозяевами и
с смеющимся доктором. «Я надеюсь
с вами
увидеться, — кричал доктор, — если не на возвратном пути, так я приеду в Саймонстоун: там у меня служит
брат, мы вместе поедем на самый мыс смотреть соль в горах, которая там открылась».
Алеша твердо и горячо решил, что, несмотря на обещание, данное им,
видеться с отцом, Хохлаковыми,
братом и Катериной Ивановной, — завтра он не выйдет из монастыря совсем и останется при старце своем до самой кончины его.
— Я, кажется, теперь все понял, — тихо и грустно ответил Алеша, продолжая сидеть. — Значит, ваш мальчик — добрый мальчик, любит отца и бросился на меня как на
брата вашего обидчика… Это я теперь понимаю, — повторил он раздумывая. — Но
брат мой Дмитрий Федорович раскаивается в своем поступке, я знаю это, и если только ему возможно будет прийти к вам или, всего лучше,
свидеться с вами опять в том самом месте, то он попросит у вас при всех прощения… если вы пожелаете.
— Что мы делаем!.. — воскликнул я и судорожно отодвинулся назад. — Ваш
брат… ведь он все знает… Он знает, что я
вижусь с вами.
На пароходе я встретил радикального публициста Голиока; он
виделся с Гарибальди позже меня; Гарибальди через него приглашал Маццини; он ему уже телеграфировал, чтоб он ехал в Соутамтон, где Голиок намерен был его ждать
с Менотти Гарибальди и его
братом. Голиоку очень хотелось доставить еще в тот же вечер два письма в Лондон (по почте они прийти не могли до утра). Я предложил мои услуги.
Родных он чуждался; к отцу ездил только по большим праздникам, причем дедушка неизменно дарил ему красную ассигнацию;
с сестрами совсем не
виделся и только
с младшим
братом, Григорием, поддерживал кой-какие сношения, но и то как будто исподтишка.
А как тянуло Аглаиду в мир, как хотелось ей расспросить
брата обо всех, но,
свидевшись с ним у ворот, она позабыла все слова, какие нужно было сказать.
Горесть
брата, потерявшего сына, побудила его искать случая
увидеться с ним.
Третьего дня был у меня
брат Михайло. Я рад был его видеть — это само собой разумеется, но рад был тоже и об тебе услышать, любезный друг Нарышкин. Решительно не понимаю, что
с тобой сделалось. Вот скоро два месяца, как мы
виделись, и от тебя ни слова. Между тем ты мне обещал, проездом через Тулу, известить об Настеньке, которая теперь Настасья Кондратьевна Пущина. Признаюсь, я думал, что ты захворал, и несколько раз собирался писать, но
с каждой почтой поджидал от тебя инисиативы, чтоб потом откликнуться…
Наконец, я должен теперь узнать, что
брат Михайло приехал домой. На последней почте было от них письмо из Пскова уже, 11 октября они пустились в Петербург. В Пскове он
виделся с князем Петром Вяземским, который тотчас к нему [явился], лишь только узнал, что он там…
Крестный твой поехал в Омск, там выдаст замуж Поленьку, которая у них воспитывалась, за Менделеева,
брата жены его, молодого человека, служащего в Главном управлении Западной Сибири. Устроит молодых и зимой вернется в Покровский уезд, где купил маленькое именье. Я все это знаю из его письма — опять
с ним разъехались ночью под Владимиром. Как не судьба
свидеться!
После этого мы как-то не часто
виделись. Пушкин кружился в большом свете, а я был как можно подальше от него. Летом маневры и другие служебные занятия увлекали меня из Петербурга. Все это, однако, не мешало нам, при всякой возможности встречаться
с прежней дружбой и радоваться нашим встречам у лицейской
братии, которой уже немного оставалось в Петербурге; большею частью свидания мои
с Пушкиным были у домоседа Дельвига.
Так, в послании к И. И. Пущину, вызванном описываемым посещением своего друга, Кюхельбекер заявляет: «Да! ровно через год мы
свиделись с тобой, но, друг и
брат, тогда под твой приветный кров вступил я полн надежд, и весел и здоров» (Лирика и поэмы, т. I, 1939, стр. 213; датировано: 5 марта 1846 г.).
Четыре
брата С.
виделись на всех перекрестках и своим сходством вводили проходящих в заблуждение.
— И я не признал бы тебя, Патап Максимыч, коли б не в дому у тебя встретился, — сказал незнакомый гость. — Постарели мы,
брат, оба
с тобой, ишь и тебя сединой, что инеем, подернуло… Здравствуйте, матушка Аксинья Захаровна!.. Не узнали?.. Да и я бы не узнал… Как последний раз
виделись, цвела ты, как маков цвет, а теперь, гляди-ка, какая стала!.. Да… Время идет да идет, а годы человека не красят… Не узнаете?..
Рославлев-старший. Дурак! не разевай мне никогда так широко глупого своего рта. (Про себя.) Куда девался
брат ее? мне непременно нужно
видеться и объясниться
с ним. Пойду, отыщу его. (Андрею.) А тебя я знаю, как протрезвить. (Уходит.)
«И пришли раз к Иисусу Христу мать и
братья его и не могли никак
свидеться, потому что много было народу около Иисуса. И один человек увидал их, подошел к Иисусу и говорит: твои семейные, мать и
братья, стоят наружи, хотят
с тобой повидаться.
В три-четыре дня, которые Глафира провела в Петербурге, она
виделась только
с братом и остальное время все почти была дома безвыходно. Один раз лишь, пред самым отъездом, она была опять у генерала, благодарила его за участие, рассказала ему, что все дело кончено миролюбиво, и ни о чем его больше не просила.
— Вы отгадали, это от
брата, — сказала она и, пробежав маленький листок, добавила: — все известие заключается вот в чем (она взяла снова письмо и снова его прочитала): «Сестра, я еду к тебе; через неделю мы
увидимся. Приготовь мне мою комнату, я проживу
с месяц. Еду не один, а
с Гор…»
Дочери Сурминой были в восторге, что приобрели новую сестру по выбору их сердца. Положено было
с общего согласия жениха и невесты отвезти пока Тони Лорину в Москву к
братьям и Даше, а уж потом Антонину Павловну Сурмину — хозяйкою в приреченское имение, доставшееся после дяди. Прощание Лизы и Тони было самое трогательное, они расставались, как будто не надеялись больше
свидеться.
Так кончился разговор, открывший многое Густаву. Нельзя выразить мучительное положение, в котором он провел целый день между мечтами о счастии, между нетерпением и страхом. Иногда представлялась ему Луиза в тот самый миг, когда она, сходя
с гельметского замка,
с нежностью опиралась на его руку и, смотря на него глазами, исполненными любви, говорила ими: «Густав, я вся твоя!» То гремело ему вслух имя Адольфа, произнесенное в пещере, или
виделось брачное шествие
брата его
с Луизой…
— Он! — проговорила Марья Ивановна и большими, твердыми шагами пошла к
брату. Она встретила их, как будто со вчерашнего дня
с ними
виделась.