Неточные совпадения
Но ничего не вышло. Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели; кошели, в которых кашу варили, сгорели вместе с кашею. А рознь да галденье пошли пуще прежнего: опять стали взаимно друг
у друга земли разорять, жен в плен
уводить, над девами ругаться. Нет порядку, да и полно. Попробовали снова головами тяпаться, но и тут ничего не доспели. Тогда надумали искать себе князя.
— Ничего я этого не знаю, — говорил он, — знаю только, что ты, старый пес,
у меня жену уводом
увел, и я тебе это, старому псу, прощаю… жри!
«Если я сказал оставить мужа, то это значит соединиться со мной. Готов ли я на это? Как я
увезу ее теперь, когда
у меня нет денег? Положим, это я мог бы устроить… Но как я
увезу ее, когда я на службе? Если я сказал это, то надо быть готовым на это, то есть иметь деньги и выйти в отставку».
Прения о Флерове дали новой партии не только один шар Флерова, но еще и выигрыш времени, так что могли быть привезены три дворянина, кознями старой партии лишенные возможности участвовать в выборах. Двух дворян, имевших слабость к вину, напоили пьяными клевреты Снеткова, а
у третьего
увезли мундирную одежду.
— Сильно подействовало! — бормотал про себя Свидригайлов, нахмурясь. — Авдотья Романовна, успокойтесь! Знайте, что
у него есть друзья. Мы его спасем, выручим. Хотите, я
увезу его за границу?
У меня есть деньги; я в три дня достану билет. А насчет того, что он убил, то он еще наделает много добрых дел, так что все это загладится; успокойтесь. Великим человеком еще может быть. Ну, что с вами? Как вы себя чувствуете?
— Вообразите, я был
у вас, ищу вас. Вообразите, она исполнила свое намерение и детей
увела! Мы с Софьей Семеновной насилу их отыскали. Сама бьет в сковороду, детей заставляет плясать. Дети плачут. Останавливаются на перекрестках и
у лавочек. За ними глупый народ бежит. Пойдемте.
Робинзон. Я после отдам. Мои деньги
у Василья Данилыча, он их
увез с собой. Разве ты не веришь?
— О! Их нет, конечно. Детям не нужно видеть больного и мертвого отца и никого мертвого, когда они маленькие. Я давно
увезла их к моей матери и брату. Он — агроном, и
у него — жена, а дети — нет, и она любит мои до смешной зависти.
Пианист снова загремел, китаец, взмахнув руками, точно падая, схватил Варвару, жестяный рыцарь подал руку толстой одалиске, но
у него отстегнулся наколенник, и, пока он пристегивал его, одалиску
увел полосатый клоун.
— Мать
увезла его в Германию, женила там на немке, дочери какого-то профессора, а теперь он в санатории для нервнобольных. Отец
у него был алкоголик.
Она снова, торопясь и бессвязно, продолжала рассказывать о каком-то веселом товарище слесаря, о революционере, который
увез куда-то раненого слесаря, — Самгин слушал насторожась, ожидая нового взрыва; было совершенно ясно, что она, говоря все быстрей, торопится дойти до чего-то главного, что хочет сказать. От напряжения
у Самгина даже пот выступил на висках.
Бальзаминов. Вы не поверите, маменька, как, бывало, начну думать, что
увожу ее, так мне и представляется, что
у нас дом свой, каменный, на Тверской.
— Няня! Не видишь, что ребенок выбежал на солнышко!
Уведи его в холодок; напечет ему головку — будет болеть, тошно сделается, кушать не станет. Он этак
у тебя в овраг уйдет!
— Вы, что ли,
увезли одну половую щетку да две чашки
у нас? — спросил опять Захар.
— Нет, Илья, ты что-то говоришь, да не договариваешь. А все-таки я
увезу тебя, именно потому и
увезу, что подозреваю… Послушай, — сказал он, — надень что-нибудь, и поедем ко мне, просиди
у меня вечер. Я тебе расскажу много-много: ты не знаешь, что закипело
у нас теперь, ты не слыхал?..
— Вот Борюшка говорит, что
увезла. Посмотри-ка
у себя и
у Василисы спроси: все ли ключи дома, не захватили ли как-нибудь с той вертушкой, Мариной, от которой-нибудь кладовой — поди скорей! Да что ты таишься, Борис Павлович, говори, какие ключи
увезла она: видел, что ли, ты их?
— Говори, — приставала она и начала шарить в карманах
у себя, потом в шкатулке. — Какие такие ключи: кажется,
у меня все! Марфенька, поди сюда: какие ключи изволила
увезти с собой Вера Васильевна?
Викентьеву это молчание, сдержанность, печальный тон были не по натуре. Он стал подговаривать мать попросить
у Татьяны Марковны позволения
увезти невесту и уехать опять в Колчино до свадьбы, до конца октября. К удовольствию его, согласие последовало легко и скоро, и молодая чета, как пара ласточек, с веселым криком улетела от осени к теплу, свету, смеху, в свое будущее гнездо.
Мамы уже не было
у хозяйки, она ушла и
увела с собой и соседку.
У ней именно как раз к тому времени сократили ее жениха и
увезли под опеку в Царское, да еще взяли и ее самое под опеку.
Он хотел броситься обнимать меня; слезы текли по его лицу; не могу выразить, как сжалось
у меня сердце: бедный старик был похож на жалкого, слабого, испуганного ребенка, которого выкрали из родного гнезда какие-то цыгане и
увели к чужим людям. Но обняться нам не дали: отворилась дверь, и вошла Анна Андреевна, но не с хозяином, а с братом своим, камер-юнкером. Эта новость ошеломила меня; я встал и направился к двери.
— Сергей Петрович, неужели вы ее погубите и
увезете с собой? В Холмогоры! — вырвалось
у меня вдруг неудержимо. Жребий Лизы с этим маньяком на весь век — вдруг ясно и как бы в первый раз предстал моему сознанию. Он поглядел на меня, снова встал, шагнул, повернулся и сел опять, все придерживая голову руками.
Позвольте-с:
у меня там жену
уведут; уймете ли вы мою личность, чтоб я не размозжил противнику голову?
Так ведь
у Антона только лошадь
увели, а тут жену!
С намерением или без намерения, Павла Ивановна
увела Верочку в огород, где росла
у нее какая-то необыкновенная капуста; Привалов и Надежда Васильевна остались одни. Девушка поняла невинный маневр Павлы Ивановны: старушка хотела подарить «жениху и невесте» несколько свободных минут.
Мазурка кончилась сама собой, когда той молоденькой девушке, которую видел давеча Привалов на лестнице, сделалось дурно. Ее под руки
увели в дамскую уборную. Агриппина Филипьевна прошла вся красная, как морковь, с растрепавшимися на затылке волосами.
У бедной Ани Поярковой оборвали трен, так что дамы должны были образовать вокруг нее живую стену и только уже под этим прикрытием
увели сконфуженную девушку в уборную.
А
у меня всего два двугривенных; с чем
увезешь, что тогда делать, — вот и пропал.
Конечно,
у Грушеньки были деньги, но в Мите на этот счет вдруг оказалась страшная гордость: он хотел
увезти ее сам и начать с ней новую жизнь на свои средства, а не на ее; он вообразить даже не мог, что возьмет
у нее ее деньги, и страдал от этой мысли до мучительного отвращения.
Маленькая фигурка Николая Парфеновича выразила под конец речи самую полную сановитость.
У Мити мелькнуло было вдруг, что вот этот «мальчик» сейчас возьмет его под руку,
уведет в другой угол и там возобновит с ним недавний еще разговор их о «девочках». Но мало ли мелькает совсем посторонних и не идущих к делу мыслей иной раз даже
у преступника, ведомого на смертную казнь.
Поговорив немного с туземцами, мы пошли дальше, а Дерсу остался. На другой день он догнал нас и сообщил много интересного. Оказалось, что местные китайцы решили отобрать
у горбатого тазы жену с детьми и
увезти их на Иман. Таз решил бежать. Если бы он пошел сухопутьем, китайцы догнали бы его и убили. Чан Лин посоветовал ему сделать лодку и уйти морем.
— Тоже был помещик, — продолжал мой новый приятель, — и богатый, да разорился — вот проживает теперь
у меня… А в свое время считался первым по губернии хватом; двух жен от мужей
увез, песельников держал, сам певал и плясал мастерски… Но не прикажете ли водки? ведь уж обед на столе.
Оказалось, что эта тропа
увела нас далеко в сторону. Мы перешли на левую сторону ручья и пошли
у подножия какой-то сопки.
Это оказалась восточноазиатская совка, та самая, которую китайцы называют «ли-у» и которая якобы
уводит искателей женьшеня от того места, где скрывается дорогой корень.
Деньги нашли; генерал
у меня отобедал, потом тотчас уехал и
увез с собою приказчика.
Татьяна даже не хотела переселиться к нам в дом и продолжала жить
у своей сестры, вместе с Асей. В детстве я видывал Татьяну только по праздникам, в церкви. Повязанная темным платком, с желтой шалью на плечах, она становилась в толпе, возле окна, — ее строгий профиль четко вырезывался на прозрачном стекле, — и смиренно и важно молилась, кланяясь низко, по-старинному. Когда дядя
увез меня, Асе было всего два года, а на девятом году она лишилась матери.
Изредка отпускал он меня с Сенатором в французский театр, это было для меня высшее наслаждение; я страстно любил представления, но и это удовольствие приносило мне столько же горя, сколько радости. Сенатор приезжал со мною в полпиесы и, вечно куда-нибудь званный,
увозил меня прежде конца. Театр был
у Арбатских ворот, в доме Апраксина, мы жили в Старой Конюшенной, то есть очень близко, но отец мой строго запретил возвращаться без Сенатора.
— А правда ли, — повествует одна из собеседниц, — в Москалеве одну бабу медведь в берлогу
увел да целую зиму
у себя там и держал?
Мы почему-то думали, что мать Антося приехала в Гарный Луг в карете, что время родов застигла ее
у Гапкиной хаты, что ее высадили какие-то таинственные господа, которые затем
увезли ее дальше, оставив Гапке Антося, денег на его содержание и разные обещания.
На шум выбегают из инспекторской надзиратели, потом инспектор. Но малыши увертываются от рук Дитяткевича, ныряют между ног
у другого надзирателя, добродушного рыжего Бутовича, проскакивают мимо инспектора, дергают Самаревича за шубу, и крики: «бирка, бирка!» несутся среди хохота, топота и шума. Обычная власть потеряла силу. Только резкий звонок, который сторож догадался дать минуты на две раньше, позволяет, наконец, освободить Самаревича и
увести его в инспекторскую.
Раз ночью Харитина ужасно испугалась. Она только что заснула, как почувствовала, что что-то сидит
у ней на кровати. Это была Серафима. Она пришла в одной рубашке, с распущенными волосами и, кажется, не понимала, что делает. Харитина взяла ее за руку и, как лунатика,
увела в ее спальню.
— Глуп ты, Ермилыч, свыше всякой меры…
У тебя вот Михей-то Зотыч сперва-наперво пшеницу отобрал, а потом Стабровский рожь
уведет.
— Нельзя тебе знать! — ответила она угрюмо, но все-таки рассказала кратко: был
у этой женщины муж, чиновник Воронов, захотелось ему получить другой, высокий чин, он и продал жену начальнику своему, а тот ее
увез куда-то, и два года она дома не жила. А когда воротилась — дети ее, мальчик и девочка, померли уже, муж — проиграл казенные деньги и сидел в тюрьме. И вот с горя женщина начала пить, гулять, буянить. Каждый праздник к вечеру ее забирает полиция…
Я пошел к полковнику Л. и сказал ему, что приговоренные хотят выпить. Полковник дал мне бутылку и, чтобы разговоров не было, приказал разводящему
увести часового. Я достал рюмку
у караульного и пошел в карцер к арестантам. Налил рюмку.
Редкая собака не поддается обману и не погонится за ней; обыкновенно утка
уводит собаку за версту и более, но охотнику хорошо известно, что значат такие проделки, и, несмотря на то, он часто по непростительной жадности, позабыв о том, что утка летит так плохо от яиц, то есть от гнезда, что с нею гибнет целая выводка, сейчас ее убивает, если не помешает близкое преследованье собаки,
у которой иногда она висит над рылом, как говорится.
Но вот и сама Любовь Гордеевна приходит;
у Мити расходилось сердце до того, что он предлагает Пелагее Егоровне снарядить дочку потеплее к вечеру, а он ее
увезет к своей матушке, да там и повенчаются.
— Да
уведите хоть вы его как-нибудь! Нельзя ли? Пожалуйста! — И
у бедного мальчика даже слезы негодования горели на глазах. — О, проклятый Ганька! — прибавил он про себя.
У нас такая общая комната есть, — обратилась она к князю,
уводя его, — попросту, моя маленькая гостиная, где мы, когда одни сидим, собираемся, и каждая своим делом занимается: Александра, вот эта, моя старшая дочь, на фортепиано играет, или читает, или шьет...
Она села играть в карты с нею и Гедеоновским, а Марфа Тимофеевна
увела Лизу к себе наверх, сказав, что на ней лица нету, что
у ней, должно быть, болит голова.
— Эк тебе далась эта Фотьянка, — ворчала Устинья Марковна, отмахиваясь рукой от пустых слов. — Набежала дикая копейка — вот и радуются. Только к дому легкие-то деньги не больно льнут, Марьюшка, а еще
уведут за собой и старые,
у кого велись.
— И
увезу, а ты мне сруководствуй деляночку на Краюхином увале, — просил в свою очередь Мыльников. — Кедровскую-то дачу бросил я, Фенюшка… Ну ее к черту! И конпания
у нас была: пришей хвост кобыле. Все врозь, а главный заводчик Петр Васильич. Такая кривая ерахта!.. С Ястребовым снюхался и золото для него скупает… Да ведь ты знаешь, чего я тебе-то рассказываю. А ты деляночку-то приспособь… В некоторое время пригожусь, Фенюшка. Без меня, как без поганого ведра, не обойдешься…