Неточные совпадения
Но когда выехали они за ворота, она со всею легкостию дикой козы, несообразной ее летам, выбежала за ворота, с непостижимою силою остановила
лошадь и обняла одного из сыновей с какою-то помешанною, бесчувственною горячностию; ее опять
увели.
Матрена. Гадать
увезли, далеко, верст за шестьдесят, говорят. Барыня какая-то нарочно за ней
лошадей присылала. Лакей сказывал, который приезжал-то, что барыня эта расстроилась с барином.
Так ведь у Антона только
лошадь увели, а тут жену!
Мать извиняла его привычкой отдыхать после обеда; но, видя, что он, того и гляди, повалится и захрапит, велела заложить
лошадей и, рассыпаясь в разных извинениях, намеках и любезностях,
увезла своего слабого здоровьем Митеньку.
Убийц Ивана Миронова судили. В числе этих убийц был Степан Пелагеюшкин. Его обвинили строже других, потому что все показали, что он камнем разбил голову Ивана Миронова. Степан на суде ничего не таил, объяснил, что когда у него
увели последнюю пару
лошадей, он заявил в стану, и следы по цыганам найти можно было, да становой его и на глаза не принял и не искал вовсе.
Читая молитвы, он начинал вспоминать свою жизнь: вспоминал отца, мать, деревню, Волчка-собаку, деда на печке, скамейки, на которых катался с ребятами, потом вспоминал девок с их песнями, потом
лошадей, как их
увели и как поймали конокрада, как он камнем добил его.
И рассказал он мне в подробностях до мелочей всю кражу у Бордевиля: как при его главном участии
увезли шкаф, отправили по Рязанской дороге в Егорьевск, оттуда на
лошади в Ильинский погост, в Гуслицы, за двенадцать верст от станции по дороге в Запонорье, где еще у разбойника Васьки Чуркина был притон.
— Он
увез. Собственные, говорит, маменькины образб. И тарантас к себе
увез, и двух коров. Все, стало быть, из барыниных бумаг усмотрел, что не ваши были, а бабенькины.
Лошадь тоже одну оттягать хотел, да Федулыч не отдал: наша, говорит, эта
лошадь, старинная погорелковская, — ну, оставил, побоялся.
— Да, одни! Придут бывало казаки, или верхом сядут, скажут: пойдем хороводы разбивать, и поедут, а девки дубье возьмут. На масленице, бывало, как разлетится какой молодец, а они бьют,
лошадь бьют, его бьют. Прорвет стену, подхватит какую любит и
увезет. Матушка, душенька, уж как хочет любит. Да и девки ж были! Королевны!
— Да, уцелел. Этот мошенник подбил глаз моему слуге,
увел моего коня и подстрелил лучшего моего налета; но я не сержусь на него. Если б ему нечем было заменить твоей убитой
лошади, то вряд ли бы я теперь с тобою познакомился.
Лошади были заказаны в ту минуту, когда Марья Александровна
уводила наверх князя.
Теперь о Кате. Она бывает у меня каждый день перед вечером, и этого, конечно, не могут не заметить ни соседи, ни знакомые. Она приезжает на минутку и
увозит меня с собой кататься. У нее своя
лошадь и новенький шарабан, купленный этим летом. Вообще живет она на широкую ногу: наняла дорогую дачу-особняк с большим садом и перевезла в нее всю свою городскую обстановку, имеет двух горничных, кучера… Часто я спрашиваю ее...
Надо было приготовить одних
лошадей, чтобы привезти, других —
увезти.
— Ох, не говори, мать! Не глядели бы глазыньки. Как
лошадь у нас
увели, так все и пошло. Надо бы другую лошадку-то, а денег-то про нее и не припасено. Какие уж деньги: только бы сыты… Ну, выработка-то далеко от грохота, изволь-ко пески на тачке таскать. Мужики-то смаялись совсем, ну, а с маяты-то, што ли, и сбились. Чего заробят, то и пропьют.
Некоторое время я не мог даже сообразить, где я; но затем, невзирая на страшную боль в пояснице, для сокрытия следов приключения, взял
лошадь за повод и привязал к комяге, откуда
увел ее.
Англичанин, с трудом подымая затекшие ноги, тяжело спрыгивает с американки и, сняв бархатное сиденье, идет с ним на весы. Подбежавшие конюхи покрывают горячую спину Изумруда попоной и
уводят на двор. Вслед им несется гул человеческой толпы и длинный звонок из членской беседки. Легкая желтоватая пена падает с морды
лошади на землю и на руки конюхов.
Поговаривали даже, будто в соседнем селе Орешкове мужик Дормидон, идучи по лесу, наткнулся на двух бродяг, которые наказывали ему передать их старосте, чтоб берег
лошадей, не то
уведут, и что, несмотря на все принятые предосторожности,
лошадей все-таки
увели в первую ночную сторожку.
— Как же! — отвечал ростовец, подходя ближе к Антону. — Да ведь это, братцы, тот самый мужичок, что сказывал я вам вечор, у кого лошадь-то
увели… ну, брат… уж как же твой земляк-то убивалси!..
— Ведь у нашего Антона лошадь-то
увели…
— Ты, хозяин, чего глядел! — вскричал он, подступая к нему. — Разве так делают добрые люди? Нешто у тие постоялый двор, чтобы
лошадей уводили?.. нет, ты сказывай нам теперь, куда задевал его
лошадь, сказывай!..
— Братцы, — начал вдруг Антон, как бы пробудившись от сна, — мне денег надо, денег!..
Лошадь увели намедни… последнюю
лошадь… оброку платить нечем, — прибавил он через силу.
— А вишь, нынешнюю ночь
увели отсель у мужичка
лошадь… — отвечал кто-то, думая вызвать этим известием хмельного старичка на потеху.
— Последнюю
лошадь увели, — начал снова Антон, — подушных платить нечем… денег мне надо…
— Ложись, Василь, ложись скорей на лавку! — лепетал он срывающимся голосом. — Ложись скорей. Ой, горе наше, господи, господи!.. Чьих
лошадей он
увел? Ты не видал? Ох, да ложись же ты!..
Ну, ну, ну, веди лошадей-то твоих», — ворчал Трофим (человек не злой, но любивший припугнуть форейтора Сидорку),
уводя в конюшню четверку вспаренных коней.
— Пакостят. Чемодан у проезжающего срезать, чаю место-другое с обоза стянуть — ихнее дело… Плохо придется, так и у нашего брата, у ямщика обратного,
лошадь, то и гляди,
уведут. Известно, зазеваешься, заснешь — грешное дело, а он уж и тут. Этому вот Кóстюшке ямщик кнутом ноздрю-то вырвал… Верно!.. Помни: Коська этот — первеющий варвар… Товарища вот ему настоящего теперь нету… И был товарищ, да обозчики убили…
Вихорев. Послушай, мой друг! Ты сама мне говорила, что Максим Федотыч согласен; так за что же он будет сердиться? Я тебе скажу откровенно, я тебя
увез потому, что у меня был тут свой расчет. Я знаю, что старики упрямы; нынче он согласен, а завтра, пожалуй, заупрямится, как
лошадь. Ну, что ж хорошего?.. А уж как дело-то сделано, так назад не воротишь.
Дикого, звериного ужаса уже не было в его душе, — его
увозил с собою Файбиш,
лошади которого глухо и вразброд стучали вдали копытами, — но было удивление, грусть и чувство беспомощного одиночества.
Так-то раз, годов двадцать тому было, так же сказали на человека, что
лошадь увел.
Я стал прощаться… Многое было сказано ночью, но я не
увозил с собою ни одного решенного вопроса и от всего разговора теперь утром у меня в памяти, как на фильтре, оставались только огни и образ Кисочки. Севши на
лошадь, я в последний раз взглянул на студента и Ананьева, на истеричную собаку с мутными, точно пьяными глазами, на рабочих, мелькавших в утреннем тумане, на насыпь, на лошаденку, вытягивающую шею, и подумал...
— Экая неугомонная! Куда вставать-то? Очевидно,
лошадь украли и
увели. Станет вас конокрад ждать!
— Я все знаю, — повторила я глухо, — слышишь ты это? Я была в Башне смерти и видела краденые вещи и слышала уговор
увести одну из
лошадей моего отца. Завтра же весь дом узнает обо всем. Это так же верно, как я ношу имя княжны Нины Джаваха…
Увести ее не могли, — это было бы слишком дерзко; убежать она одна не могла, так как обе
лошади были дружны… Всего вероятнее казалось, что «Тальку» кто-нибудь угнал.
— А я на чем же уеду? Вы что же это! До конца хотите подличать? Вы меня привезли на ваших
лошадях, на ваших же обязаны и
увезти.
Лошади были запряжены и Наталья Федоровна, повторив Петру Петровичу инструкцию, как поступить с мертвой девочкой, уехала и
увезла с собою несчастную Марью Валерьяновну, которая покорно дала себя одеть в салоп, закутать и даже положила на это время на диван свою драгоценную ношу, хотя беспокойным взглядом следила, чтобы ее у ней не отняли.
Под вечер та же
лошадь в тележке привозила Тимофея Власьича на ночное дежурство и
увозила домой подручного с дневной выручкой. Подручный приходился ему племянником по жене. Таков был дядя Тимоха.
Затем он опять рассказал, какая у него осталась дома красивая и умная жена, потом, взявшись обеими руками за голову, он заплакал и стал уверять Семена, что он ни в чем не виноват и терпит напраслину. Его два брата и дядя
увели у мужика
лошадей и избили старика до полусмерти, а общество рассудило не по совести и составило приговор, по которому пошли в Сибирь все три брата, а дядя, богатый человек, остался дома.
На первой же станции, в то время как прежний ямщик
увел, а новый не приводил еще
лошадей и казак вошел во двор, Альбина, перегнувшись, спросила мужа, как он себя чувствует, не нужно ли ему чего.
— Ну прощай! — сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. — Уезжай сам,
увози чтò можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. — Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его, и, тронув
лошадь галопом, поехал вниз по аллее.
В первую минуту я не узнал его, но как только он заговорил, я тотчас же вспомнил работящего, хорошего мужика, который, как часто бывает, как бы на подбор, подпадал под одно несчастье после другого: то
лошадей двух
увели, то сгорел, то жена померла. Не узнал я его в первую минуту потому, что, давно не видав его, помнил Прокофия красно-рыжим и среднего роста человеком, теперь же он был не рыжий, а седой и совсем маленький.