Русалка, бросаясь на купающуюся девушку, спрашивает: «Полынь или петрушка?» Услыхав ответ: «Полынь!», русалка
убегает с криком: «Сама ты сгинь!» Но когда девушка ответит: «Петрушка!», русалка весело кричит: «Ах ты, моя душка!» — и щекочет девушку до смерти (это поверье в ходу и у великороссов и у малороссов).
Лиза. Катя, Катечка! Где Катя? Алеша приехал. Ментиков, голубчик, ненаглядный, где Катя? Вы знаете, Алеша приехал, и, значит, дело идет на мировую. Какой Алеша красавец, и с ним какой-то, тоже красавец. Ментиков, вы это понимаете: значит, зимой я еду к ним, и никакая мама меня не удержит. Вы не грустите, мы вместе поедем. Если бы я не была такая взрослая, я бы вас поцеловала, а теперь… (С силою хватает упирающегося Ментикова за руки и кружит по комнате.
Убегает с криком.) Катя! Алеша приехал!
Неточные совпадения
Вдали
крики: «честная Масленица!» Мороз, уходя, машет рукой; метель унимается, тучи
убегают. Ясно, как в начале действия. Толпы берендеев: одни подвигают к лесу сани
с чучелой Масленицы, другие стоят поодаль.
Он полагал, что те
с большим вниманием станут выслушивать его едкие замечания. Вихров начал читать:
с первой же сцены Неведомов подвинулся поближе к столу. Марьеновский
с каким-то даже удивлением стал смотреть на Павла, когда он своим чтением стал точь-в-точь представлять и барь, и горничных, и мужиков, а потом, — когда молодая женщина
с криком убежала от мужа, — Замин затряс головой и воскликнул...
— Нет, бросьте вы меня, праздный молодой человек! — накинулся он на меня во весь голос. Я
убежал. — Messieurs! [Господа! (фр.)] — продолжал он, — к чему волнение, к чему
крики негодования, которые слышу? Я пришел
с оливною ветвию. Я принес последнее слово, ибо в этом деле обладаю последним словом, — и мы помиримся.
Антоша
убежал с отчаянным
криком: — Разорвали, что же это такое!
Я замер на минуту, затем вскочил со стула, перевернулся задом к столу и
с размаха хлюпнул на перевернутую тарелку, которая разлетелась вдребезги, и под вопли и
крики тетенек выскочил через балкон в сад и
убежал в малинник, где досыта наелся душистой малины под
крики звавших меня тетенек… Я вернулся поздно ночью, а наутро надо мной тетеньки затеяли экзекуцию и присутствовали при порке, которую совершали надо мной, надо сказать, очень нежно, старый Афраф и мой друг — кучер Ванька Брязгин.
На лугу уже не просыпаются
с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах…» (Обнимает порывисто Треплева и
убегает в стеклянную дверь.)
У Борисовых детей были игрушки, которых я ужасно боялся. Это было собрание самых безобразных и страшных масок,
с горбатыми красными носами и оскаленными зубами. Страшнее всего для меня были черные эфиопы
с бровями из заячьего пуху. Хотя я и видел
с изнанки простую бумагу, но стоило кому-нибудь надеть эфиопа, и я
убегал, подымая ужасный
крик.
Но только что он завидел меня, — как бросился ко мне чуть не
с криком, так что я невольно отшатнулся и хотел было
убежать; но он схватил меня за обе руки и потащил к дивану; сам сел на диван, меня посадил прямо против себя в кресла и, не выпуская моих рук,
с дрожащими губами, со слезами, заблиставшими вдруг на его ресницах, умоляющим голосом проговорил...
Толпа играющих детей,
Испуганных огнем очей,
Одеждой чуждой пришлеца
И бледностью его лица,
Его встречает у крыльца,
И
с криком убегает прочь…
Она топала ногами, махала руками и кричала так, точно ее режут. Потом, видя, что никто не слушает её стонов и не думает везти ее домой, Тася
с быстротой молнии бросилась к двери и, широко распахнув ее, готовилась
убежать отсюда без оглядки, как вдруг громкий
крик испуга вырвался из её груди. Три большие лохматые зверя
с грозным рычанием бросились к девочке. Это были три огромные собаки, которыми господин Злыбин, так звали хозяина-фокусника, потешал публику.