Неточные совпадения
Смеркалось; на столе, блистая,
Шипел вечерний самовар,
Китайский чайник нагревая;
Под ним клубился легкий
пар.
Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам
темною струею
Уже душистый чай бежал,
И сливки мальчик подавал;
Татьяна пред окном стояла,
На стекла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном стекле
Заветный вензель О да Е.
Темное небо уже кипело звездами, воздух был напоен сыроватым теплом, казалось, что лес тает и растекается масляным
паром. Ощутимо падала роса. В густой темноте за рекою вспыхнул желтый огонек, быстро разгорелся в костер и осветил маленькую, белую фигурку человека. Мерный плеск воды нарушал безмолвие.
Нет, Безбедов не мешал, он почему-то приуныл, стал молчаливее, реже попадал на глаза и не так часто гонял голубей. Блинов снова загнал две
пары его птиц, а недавно,
темной ночью, кто-то забрался из сада на крышу с целью выкрасть голубей и сломал замок голубятни. Это привело Безбедова в состояние мрачной ярости; утром он бегал по двору в ночном белье, несмотря на холод, неистово ругал дворника, прогнал горничную, а затем пришел к Самгину пить кофе и, желтый от злобы, заявил...
Когда
стемнело, с моря ветром опять нанесло туман. Конденсация
пара была так велика, что влага непосредственно из воздуха оседала на землю мелкой изморосью. Туман был так густ, что в нескольких шагах нельзя было рассмотреть человека. В такой сырости не хочется долго сидеть у огня.
А на Малой Ямской, которую посещают солдаты, мелкие воришки, ремесленники и вообще народ серый и где берут за время пятьдесят копеек и меньше, совсем уж грязно и скудно: пол в зале кривой, облупленный и занозистый, окна завешены красными кумачовыми кусками; спальни, точно стойла, разделены тонкими перегородками, не достающими до потолка, а на кроватях, сверх сбитых сенников, валяются скомканные кое-как, рваные,
темные от времени, пятнистые простыни и дырявые байковые одеяла; воздух кислый и чадный, с примесью алкогольных
паров и запаха человеческих извержений; женщины, одетые в цветное ситцевое тряпье или в матросские костюмы, по большей части хриплы или гнусавы, с полупровалившимися носами, с лицами, хранящими следы вчерашних побоев и царапин и наивно раскрашенными при помощи послюненной красной коробочки от папирос.
Шитье ратницкой амуниции шло дни и ночи напролет. Все, что могло держать в руке иглу, все было занято. Почти во всяком мещанском домишке были устроены мастерские. Тут шили рубахи, в другом месте — ополченские кафтаны, в третьем — стучали сапожными колодками. Едешь, бывало,
темною ночью по улице — везде горят огни, везде отворены окна, несмотря на глухую осень, и из окон несется
пар, говор, гам, песни…
В кабинет действительно вошел сам Тетюев, облеченный в
темную синюю
пару, серые перчатки и золотое пенсне. Он с деловой, сосредоточенной улыбкой пожал всем руки, извинился, что заставил себя ждать, и проговорил, сосредоточенно роняя слова, как доктор отсчитывает капли лекарства...
Был рассвет, с ясным, детски-чистым небом и неподвижным прохладным воздухом. Деревья, влажные, окутанные чуть видным
паром, молчаливо просыпались от своих
темных, загадочных ночных снов. И когда Ромашов, идя домой, глядел на них, и на небо, и на мокрую, седую от росы траву, то он чувствовал себя низеньким, гадким, уродливым и бесконечно чужим среди этой невинной прелести утра, улыбавшегося спросонок.
Сквозь золотые очки корпусный командир внимательно вглядывался своими
темными, совсем молодыми, умными и насмешливыми глазами в каждую
пару впивавшихся в него глаз.
Когда я согласился, он сел на постели, не спуская ног на пол, и уже тоном приказания велел мне поставить сундук на постель, к его ногам. Ключ висел у него на гайтане, вместе с нательным крестом. Оглянув
темные углы кухни, он важно нахмурился, отпер замок, подул на крышку сундука, точно она была горячая, и, наконец приподняв ее, вынул несколько
пар белья.
А Шлема Финкельштейн наяривал на барабане утреннюю зорю. Сквозь густой
пар казарменного воздуха мерцали красноватым потухающим пламенем висячие лампы с закоптелыми дочерна за ночь стеклами и поднимались с нар
темные фигуры товарищей. Некоторые, уже набрав в рот воды, бегали по усыпанному опилками полу, наливали изо рта в горсть воду и умывались. Дядькам и унтер-офицерам подавали умываться из ковшей над грудой опилок.
Кроме только что описанных двух и кучера Дениски, неутомимо стегавшего по
паре шустрых гнедых лошадок, в бричке находился еще один пассажир — мальчик лет девяти, с
темным от загара и мокрым от слез лицом.
Ветер дул навстречу поезду; беловатые клубы
пара, то одни, то смешанные с другими, более
темными клубами дыма, мчались бесконечною вереницей мимо окна, под которым сидел Литвинов.
Тихо шаркают три
пары ног но
темным плитам древней дороги, мощенной разноплеменными рабами Рима; в теплой тишине ласково и убедительно звучит голос женщины...
Сквозь густой
пар казарменного воздуха мерцали красноватым потухающим пламенем висячие лампы с закоптелыми дочерна на ночь стеклами и поднимались с нар
темные фигуры товарищей.
Флаг на духане размок от дождя и повис, и сам духан с мокрой крышей казался
темнее и ниже, чем он был раньше. Около дверей стояла арба; Кербалай, каких-то два абхазца и молодая татарка в шароварах, должно быть жена или дочь Кербалая, выносили из духана мешки с чем-то и клали их в арбу на кукурузовую солому. Около арбы, опустив головы, стояла
пара ослов. Уложив мешки, абхазцы и татарка стали накрывать их сверху соломой, а Кербалай принялся поспешно запрягать ослов.
У этого странного здания, в
темном яру, куда никогда не западал бледный луч месяца, остановилась
пара посребренных лошадей, ускакавших в третий день рождества из Плау.
Катерина Львовна дрожала. Блудящий взор ее сосредоточивался и становился диким. Руки раз и два неведомо куда протянулись в пространство и снова упали. Еще минуту — и она вдруг вся закачалась, не сводя глаз с
темной волны, нагнулась, схватила Сонетку за ноги и одним махом перекинулась с нею за борт
парома.
В это время учитель занимается в тесной и
темной школе. Он сидит в пальто, а ребятишки в тулупах, и у всех изо рта вылетают клубы
пара. Оконные стекла изнутри сплошь покрыты толстым белым бархатным слоем снега. Снег бахромой висит на потолочных брусьях и блестит нежным инеем на округлости стенных бревен.
Пара лебедей, легких, как кусочки снега, плывут за нами издали, белея в
темной воде.
Мальчик молча глядел на реку. На ней уже начали покрикивать, сперва изредка, точно лениво, звонкие лягушечьи голоса. Вечерний туман дымился в камыше и легким, как кисея,
паром вился над водой. Небо
потемнело и позеленело, и на нем яснее выступил незаметный до сих пор полукруг молодого месяца.
Соблюдать чины и ранги на таком ночлеге было невозможно: куда ни повернись, везде теснота, одни сушатся, другие греются, третьи ищут хотя маленького местечка, где бы приютиться; по
темной, низкой, переполненной народом избе стоит духота и густой
пар от мокрого платья.
Большой мыс, белый от снега, вдавался с той стороны в
темную полосу реки. На этом мысу чернели какие-то пятнышки, которые я сначала принял за разбросанные по берегу камни. Но теперь было заметно, что они шевелятся… На середине реки тоже осторожно пробирались между льдинами какие-то
темные щепки. Это были два плота или
парома. Зоркие глаза ямщиков различали людей и оленей.
Случилось это летом, в знойный день.
По мостовой широкими клубами
Вилася пыль. От труб высоких тень
Ложилася на крышах полосами,
И
пар с камней струился. Сон и лень
Вполне Симбирском овладели; даже
Катилась Волга медленней и глаже.
В саду, в беседке
темной и сырой,
Лежал полураздетый наш герой
И размышлял о тайне съединенья
Двух душ, — предмет достойный размышленья.
Осмотр окна снаружи не дал решительно ничего; осмотр же травы и ближайших к окну кустов дал следствию много полезных указаний. Дюковскому удалось, например, проследить на траве длинную
темную полосу, состоявшую из пятен и тянувшуюся от окна на несколько сажен в глубь сада. Полоса заканчивалась под одним из сиреневых кустов большим темно-коричневым пятном. Под тем же кустом был найден сапог, который оказался
парой сапога, найденного в спальне.
Но так же трудно, если не еще трудней, как не просиять лицом от Шварцего Петера, было не
потемнеть лицом, когда в руке, вместо наверного его — вдруг — шестерка бубен,
пара к уже имеющейся, уводящая меня из игры и Черным Петером оставляющая — другого.
Тотчас за больницей город кончался и начиналось поле, и Сазонка побред в поле. Ровное, не нарушаемое ни деревом, ни строением, оно привольно раскидывалось вширь, и самый ветерок казался его свободным и теплым дыханием. Сазонка сперва шел по просохшей дороге, потом свернул влево и прямиком по
пару и прошлогоднему жнитву направился к реке. Местами земля была еще сыровата, и там после его прохода оставались следы его ног с
темными углублениями каблуков.
Пары редеют, забегают в перелески. Слышится и страстный лепет и звуки поцелуев. Гуляет Яр-Хмель… Чтó творится, чтó говорится — знают лишь
темные ночи да яркие звезды.
Опустилось солнышко за черную полосу
темного леса; воротились мужики домой с полевой работы, торопились они засветло отужинать — после Николина дня грешно в избах огонь вздувать. Трифон Лохматый, сидя на лавке возле двери, разболокался [Раздевался.], Фекла с дочерьми ставила на стол ужину… Вдруг к воротам подкатила
пара саврасок.
Стало солнышко закатываться. Стали снеговые горы из белых — алые; в черных горах
потемнело; из лощин
пар поднялся, и самая та долина, где крепость наша должна быть, как в огне загорелась от заката. Стал Жилин вглядываться, — маячит что-то в долине, точно дым из труб. И так и думается ему, что это самое — крепость русская.
Цезарь спит и тихо, точно бредящая собака, взвизгивает во сне. Одна из его могучих желтых лап высунулась в ту щель внизу решетки, куда просовывают пищу, и небрежно свесилась наружу. Голову он спрятал в другую лапу, согнутую в колене, и сверху видна только густая
темная грива. Рядом с ним свернулась в клубок, точно спящая кошечка, его львица. Цезарь спит беспокойно и иногда вздрагивает. Дыхание клубами горячего
пара вылетает из его широких ноздрей.
Когда замерзает лед, то делается то же самое. Летит снежинка — в ней не видать никакой фигуры; но как только она сядет на что-нибудь
темное и холодное, на сукно, на мех, в ней можно разобрать фигуру: увидишь звездочку или шестиугольную дощечку. На окнах
пар примерзает не как попало, а как он станет примерзать, так сейчас сложится в звездочку.
Так думал я, блуждая по границе
Финляндии, вникая в
темный говор
Небритых и зеленоглазых финнов.
Стояла тишина. И у платформы
Готовый поезд разводил
пары.
И русская таможенная стража
Лениво отдыхала на песчаном
Обрыве, где кончалось полотно.
Так открывалась новая страна —
И русский бесприютный храм глядел
В чужую, незнакомую страну.
— Злость — чувство очень почтенное, когда оно разумно направлено! — как бы между прочим заметил Свитка. — А знаете, выпейте-ка стакан бургонского; это вас и освежит, и подкрепит как следует; кстати, дома есть бутылочка, и посылать не надо… Я ведь человек запасливый! — говорил он, доставая из шкафчика
темную бутылку и
пару стаканов.
Паруса были быстро поставлены,
пары прекращены, винт поднят, и «Коршун», изрядно раскачиваясь на сильном попутном волнении, имея, как и у адмирала, марсели в два рифа, фок, грот, бизань и кливера, бежал в галфинд [Когда направление ветра составляет прямой угол с курсом корабля (в «полветра»).] за адмиральским корветом, который в виде
темного силуэта с огоньком на мачте виднелся вблизи в полумраке вечера. Луна по временам показывалась из-за облаков.
Но вот наконец слышится мерный плеск, и на реке показывается что-то неуклюжее,
темное. Это
паром. Он имеет вид небольшой баржи; на нем человек пять гребцов, и их два длинных весла с широкими лопастями похожи на рачьи клешни.
Едва я успеваю задать себе этот вопрос, как раздается треск, наша
пара и почтовая тройка мешаются в одну
темную массу, тарантас становится на дыбы и я падаю на землю, а на меня все мои чемоданы и узлы…
— Дети, на молитву! Резкий голос Павлы Артемьевны звучит как-то по-особенному сегодня; торжественно, решительно и многозначительно в одно и то же время. В душном, спертом воздухе длинной, но узкой спальни словно нависла какая-то
темная грозовая туча. Как перед бурей. Торжествующие глаза надзирательницы вскользь пробежали острым взглядом по становившимся в
пары воспитанницам и продержались несколько дольше и значительнее на личике Наташи.
Не успели они таким образом обойти деревню из двора во двор, как уж на том конце, с которого они начали, закурилася не в урочный час лохматая, низкая кровля, а через час все большое село, как кит на море, дохнуло: сизый дым взмыл кверху как покаянный вздох о греховном ропоте, которым в горе своем согрешил народ, и, разостлавшись облаком, пошел по поднебесью; из щелей и из окон пополз на простор густой потный
пар, и из
темных дверей то одной, то другой избы стали выскакивать докрасна взогретые мужики.
В воздухе только лишь пахло стынущим
паром, да глухо кряхтя, капали жизнь в
темных хлевушках издыхающие коровы.
Станция Лазарево. Блестящая пролетка с
парой на отлете, кучер в синей рубашке и бархатной безрукавке, в круглой шапочке с павлиньими перьями. Мягкое покачивание, блеск солнечного утра, запах конского пота и дегтя, в теплом ветре — аромат желтой сурепицы с
темных зеленей овсов. Волнение и ожидание в душе, Зала с блестящим паркетом. Накрытый чайный стол. Володя исчез. Мы с Мишей робко стояли у окна.
Столовая обдала Тасю спертым воздухом, где можно было распознать
пар чайников, волны папиросного дыма, запах котлет и пива, шедший из буфета. Налево от входа за прилавком продавала печенье и фрукты женщина с усталым лицом, в
темном платье. Поперек комнаты шли накрытые столы. Вдоль правой и левой стены столы поменьше, без приборов, за ними уже сидело по двое, по трое. Лакеи мелькали по зале.
И во всех эшелонах было то же.
Темная, слепая, безначально-бунтующая сила прорывалась на каждом шагу. В Иркутске проезжие солдаты разнесли и разграбили вокзал. Под Читою солдаты остановили экспресс, выгнали из него пассажиров, сели в вагон сами и ехали, пока не вышли все
пары.
Опять они помолчали. Толстый глядел в ту сторону, где стояло здание присутственных мест. К вечерне отблаговестили. С последним ударом он вдруг почему-то перекрестился, приподнял котиковую шапку и показал свой череп, совсем лысый, белый, с маленькою прядью
темных волос напереди, череп умного плута дворника, круглый и с выпуклостями лобной кости. От него пошел сейчас же легкий
пар.
Публика была скромная, много девушек, без куафюр, в просто причесанных волосах и
темных кашемировых платьях, молодые люди в черных
парах, студенты университета и академии, но не мало и пожилых, даже старых мужчин, с седыми бородами, лысых, худых и толстых, с фигурами и выражением лица писателей, художников и особого класса посетителей публичных чтений и торжеств, существующего в Петербурге.
В полусумраке большого сарая, у печи, где свистела и гудела жаркая топка, сидели два истопника, а сверху
темнела огромная сковорода, и там кипел рассол, и оттуда шли густые
пары, хватавшие за горло…
Разошлись для поисков. Через несколько мгновений Антон подал условленный знак. Жид к нему. То место, где под
темной полосой туман образовал сизый свод, указало гать. Вот уж беглецы на ней. К этой же стороне, по опушке перелеска, неслись всадники… жарче и жарче топот коней их… Слышен
пар утомленных животных…
Когда проснулся, — уже светало. Теплый
пар курился над поверхностью Оки, вдали
темнели выбегавшие в реку мысы. Небо было зеленоватое, и все кругом ясно было видно в необычном ровном полусвете без теней. Борька вскочил на ноги. И сейчас же в душе опять запело: «Исанка!»
Пока побросали снопы с телеги, пока прискакали в село, уже
темнело и пожар кончился: догорали, как свечи, черные обугленные столбы, смутно белела кафлями обнаженная печь, и низко стлался белый дым, похожий на
пар.