Неточные совпадения
А эти мерзавцы, которые по
судам берут
тысячи с казны, иль небогатых людей грабят, последнюю копейку сдирают с того, у кого нет ничего!..
Он не слышал, что где-то в доме хлопают двери чаще или сильнее, чем всегда, и не чувствовал, что смерть Толстого его огорчила. В этот день утром он выступал в
суде по делу о взыскании семи
тысяч трехсот рублей, и ему показалось, что иск был признан правильным только потому, что его противник защищался слабо, а судьи слушали дело невнимательно, решили торопливо.
— Да, насчет денег. У него сегодня в окружном
суде решается их дело, и я жду князя Сережу, с чем-то он придет. Обещался прямо из
суда ко мне. Вся их судьба; тут шестьдесят или восемьдесят
тысяч. Конечно, я всегда желал добра и Андрею Петровичу (то есть Версилову), и, кажется, он останется победителем, а князья ни при чем. Закон!
— Победа, Татьяна Павловна; в
суде выиграно, а апеллировать, конечно, князья не решатся. Дело за мною! Тотчас же нашел занять
тысячу рублей. Софья, положи работу, не труди глаза. Лиза, с работы?
У нас на
суда взяли несколько манильских снастей; при постановке парусов от них раздавалась такая музыка, что все зажимали уши: точно
тысяча саней скрипели по морозу.
Это от непривычки: если б пароходы существовали несколько
тысяч лет, а парусные
суда недавно, глаз людской, конечно, находил бы больше поэзии в этом быстром, видимом стремлении
судна, на котором не мечется из угла в угол измученная толпа людей, стараясь угодить ветру, а стоит в бездействии, скрестив руки на груди, человек, с покойным сознанием, что под ногами его сжата сила, равная силе моря, заставляющая служить себе и бурю, и штиль.
Но что понапрасну бросать еще один слабый камень в зло, в которое брошена бесполезно
тысяча? Не странно ли: дело так ясно, что и спору не подлежит; обвиняемая сторона молчит, сознавая преступление, и
суд изречен, а приговора исполнить некому!
Оторвется ли руль: надежда спастись придает изумительное проворство, и делается фальшивый руль. Оказывается ли сильная пробоина, ее затягивают на первый случай просто парусом — и отверстие «засасывается» холстом и не пропускает воду, а между тем десятки рук изготовляют новые доски, и пробоина заколачивается. Наконец
судно отказывается от битвы, идет ко дну: люди бросаются в шлюпку и на этой скорлупке достигают ближайшего берега, иногда за
тысячу миль.
Но один потерпел при выходе какое-то повреждение, воротился и получил помощь от жителей: он был так тронут этим, что, на прощанье, съехал с людьми на берег, поколотил и обобрал поселенцев. У одного забрал всех кур, уток и тринадцатилетнюю дочь, у другого отнял свиней и жену, у старика же Севри, сверх того, две
тысячи долларов — и ушел. Но прибывший вслед за тем английский военный корабль дал об этом знать на Сандвичевы острова и в Сан-Франциско, и преступник был схвачен, с
судном, где-то в Новой Зеландии.
Потом, вникая в устройство
судна, в историю всех этих рассказов о кораблекрушениях, видишь, что корабль погибает не легко и не скоро, что он до последней доски борется с морем и носит в себе пропасть средств к защите и самохранению, между которыми есть много предвиденных и непредвиденных, что, лишась почти всех своих членов и частей, он еще
тысячи миль носится по волнам, в виде остова, и долго хранит жизнь человека.
Ликейские острова управляются королем. Около трехсот лет назад прибыли сюда японские
суда, а именно князя Сатсумского, взяли острова в свое владение и обложили данью, которая, по словам здешнего миссионера, простирается до двухсот
тысяч рублей на наши деньги. Но, по показанию других, острова могут приносить впятеро больше. По этим цифрам можно судить о плодородии острова. Недаром князь Сатсумский считается самым богатым из всех японских князей.
В окружном же
суде он служил со времени открытия
судов и очень гордился тем, что он привел к присяге несколько десятков
тысяч человек, и что в своих преклонных годах он продолжал трудиться на благо церкви, отечества и семьи, которой он оставит, кроме дома, капитал не менее тридцати
тысяч в процентных бумагах.
Четвертое дело это состояло в разрешении вопроса о том, что такое, зачем и откуда взялось это удивительное учреждение, называемое уголовным
судом, результатом которого был тот острог, с жителями которого он отчасти ознакомился, и все те места заключения, от Петропавловской крепости до Сахалина, где томились сотни,
тысячи жертв этого удивительного для него уголовного закона.
Боюсь, ох боюсь, что она на
суде расскажет про земной поклон после четырех-то
тысяч пятисот!
А если уж поехали, то уж меня, значит, заверили в том, что на меня в
суд заявить не посмеете и три эти
тысячи мне простите.
И что же: давеча сюда, в
суд, приносят деньги, три
тысячи рублей, — «те самые, дескать, которые лежали вот в этом самом пакете, что на столе с вещественными доказательствами, получил, дескать, вчера от Смердякова».
Один из самых печальных результатов петровского переворота — это развитие чиновнического сословия. Класс искусственный, необразованный, голодный, не умеющий ничего делать, кроме «служения», ничего не знающий, кроме канцелярских форм, он составляет какое-то гражданское духовенство, священнодействующее в
судах и полициях и сосущее кровь народа
тысячами ртов, жадных и нечистых.
— Это за две-то
тысячи верст пришел киселя есть… прошу покорно! племянничек сыскался! Ни в жизнь не поверю. И именье, вишь, промотал… А коли ты промотал, так я-то чем причина? Он промотал, а я изволь с ним валандаться! Отошлю я тебя в земский
суд — там разберут, племянник ты или солдат беглый.
Это все знали, и являвшийся к нему богатый купец или барин-делец курил копеечную сигару и пил чай за шесть копеек, затем занимал десятки
тысяч под вексель. По мелочам Карташев не любил давать. Он брал огромные проценты, но обращаться в
суд избегал, и были случаи, что деньги за должниками пропадали.
Как-то вышло, что
суд присудил Ф. Стрельцова только на несколько месяцев в тюрьму. Отвертеться не мог — пришлось отсиживать, но сказался больным, был отправлен в тюремную больницу, откуда каким-то способом — говорили, в десять
тысяч это обошлось, — очутился дома и, сидя безвыходно, резал купоны…
Тот еврей, у которого украли на Сахалине 56
тысяч, был прислан за фальшивые бумажки; он уже отбыл сроки и гуляет по Александровску в шляпе, пальто и с золотою цепочкой; с чиновниками и надзирателями он всегда говорит вполголоса, полушёпотом, и благодаря, между прочим, доносу этого гнусного человека был арестован и закован в кандалы многосемейный крестьянин, тоже еврей, который был осужден когда-то военным
судом «за бунт» в бессрочную каторгу, но на пути через Сибирь в его статейном списке посредством подлога срок наказания был сокращен до 4 лет.
— Милый князь, — продолжал князь Щ., — да вспомните, о чем мы с вами говорили один раз, месяца три тому назад; мы именно говорили о том, что в наших молодых новооткрытых
судах можно указать уже на столько замечательных и талантливых защитников! А сколько в высшей степени замечательных решений присяжных? Как вы сами радовались, и как я на вашу радость тогда радовался… мы говорили, что гордиться можем… А эта неловкая защита, этот странный аргумент, конечно, случайность, единица между
тысячами.
Мой Надворный
Суд не так дурен, как я ожидал. Вот две недели, что я вступил в должность; трудов бездна, средств почти нет. На канцелярию и на жалование чиновников отпускается две
тысячи с небольшим. Ты можешь поэтому судить, что за народ служит, — и, следовательно, надо благодарить судьбу, если они что-нибудь делают. Я им толкую о святости нашей обязанности и стараюсь собственным примером возбудить в них охоту и усердие.
В начале сентября он, наконец, признался ей, что растратил казенные деньги, большие, что-то около трех
тысяч, и что его дней через пять будут ревизовать, и ему, Дилекторскому, грозит позор,
суд и, наконец, каторжные работы.. Тут гражданин чиновник военного ведомства зарыдал, схватившись за голову, и воскликнул...
— Для чего, на кой черт? Неужели ты думаешь, что если бы она смела написать, так не написала бы? К самому царю бы накатала, чтобы только говорили, что вот к кому она пишет; а то видно с ее письмом не только что до графа, и до дворника его не дойдешь!.. Ведь как надула-то, главное: из-за этого дела я пять
тысяч казенной недоимки с нее не взыскивал, два строгих выговора получил за то; дадут еще третий, и под
суд!
Мало того: что три года тому назад при продаже рощи Николай Сергеич утаил в свою пользу двенадцать
тысяч серебром, что на это можно представить самые ясные, законные доказательства перед
судом, тем более что на продажу рощи он не имел от князя никакой законной доверенности, а действовал по собственному соображению, убедив уже потом князя в необходимости продажи и предъявив за рощу сумму несравненно меньше действительно полученной.
Он смотрит на вывешенную на стене табличку и бормочет:"В 2 часа в коммерческом
суде дело по спору о подлинности векселя в две
тысячи рублей… гм!..
Консультация подала мнение в пользу второго вора, основываясь на том соображении, что все равно — первому вору
суда не миновать; но в то же время нашла справедливым, чтобы второй вор уплатил первому хоть десять
тысяч рублей на обзаведение в не столь отдаленных местах.
Правда, остаются еще мировые
суды и земства, около которых можно бы кой-как пощечиться, но, во-первых, ни те, ни другие не в силах приютить в своих недрах всех изувеченных жизнью, а, во-вторых, разве «благородному человеку» можно остаться довольным какими-нибудь полуторами-двумя
тысячами рублей, которые предоставляет нищенское земство?
Дело все заключалось в лесном сплаве: до трех
тысяч гусянок всякую весну сплавлялось вниз по реке, и теперь судохозяину дать исправнику, при выправке билета, с каждого
судна, какой-нибудь золотой, заведено было еще исстари, а между тем в итоге это выходило пятнадцать
тысяч серебром.
— Говорят, вначале был мещанин, — объяснил тот, — потом стал учителем, служил после того в земском
суде, где получил первый чин, и затем сделал пожертвование на улучшение гимназии ни много, ни мало, как в тридцать
тысяч рублей; ему за это Владимира прицепили, и теперь он поэтому дворянин!
— У нас ноне и уголовщина — и та мимо
суда прошла. Разве который уж вор с амбицией, так тот
суда запросит, а прочиих всех воров у нас сами промежду себя решат. Прибьют, либо искалечат — поди жалуйся! Прокуроры-то наши глаза проглядели, у окошка ждамши, не приведут ли кого, — не ведут, да и шабаш! Самый наш
суд бедный. Все равно как у попов приходы бывают; у одного
тысяча душ в приходе, да все купцы да богатей, а у другого и ста душ нет, да и у тех на десять душ одна корова. У чего тут кормиться попу?
— Да, писал. Уж после
суда, когда решение вышло. Писал, что он три
тысячи проиграл, и вы ему не дали. Ведь вы, дядя, богатый?
После Чернышева был принят приехавший откланяться генерал-губернатор Западного края, Бибиков. Одобрив принятые Бибиковым меры против бунтующих крестьян, не хотевших переходить в православие, он приказал ему судить всех неповинующихся военным
судом. Это значило приговаривать к прогнанию сквозь строй. Кроме того, он приказал еще отдать в солдаты редактора газеты, напечатавшего сведения о перечислении нескольких
тысяч душ государственных крестьян в удельные.
Разве можно нам, людям, стоящим на пороге ужасающей по бедственности и истребительности войны внутренних революций, перед которой, как говорят приготовители ее, ужасы 93 года будут игрушкой, говорить об опасности, которая угрожает нам от дагомейцев, зулусов и т. п., которые живут за тридевять земель и не думают нападать на нас, и от тех нескольких
тысяч одуренных нами же и развращенных мошенников, воров и убийц, число которых не уменьшается от всех наших
судов, тюрем и казней.
Нельзя уж нам уверять, что мы не знали про те 100
тысяч человек в одной России, которые сидят всегда по тюрьмам и каторгам для обеспечения нашей собственности и спокойствия, и что мы не знаем про те
суды, в которых мы сами участвуем и которые по нашим прошениям приговаривают покушающихся на нашу собственность и безопасность людей к тюрьмам, ссылкам и каторгам, в которых люди, нисколько не худшие, чем те, которые их судят, гибнут и развращаются; что мы не знали того, что всё, что мы имеем, мы имеем только потому, что это добывается и ограждается для нас убийством и истязаниями.
В судьбе малых
судов типа «Нырка» случаются одиссеи в
тысячу и даже в две и три
тысячи миль — выход в большой свет.
Мы сами разбои на Волге выводили, сами на свои рубли дружины нанимали — вывели разбои и завели на Волге, на всех
тысячах верст длины ее,
тысячи пароходов и разных
судов.
Сто лет только прошло, государи мои, с той поры, как император Петр Великий на реку эту расшивы пустил, а теперь по реке
тысячи паровых
судов ходят…
Шабельский. Пусть кричит. Хуже того, что уже есть, не может быть. (Потягивается.) Эх, милейшая Сарра, выиграй я сто или двести
тысяч, показал бы я вам, где раки зимуют!.. Только бы вы меня и видели. Ушел бы я из этой ямы от даровых хлебов, и ни ногой бы сюда до самого страшного
суда…
— Нет, это невозможно… — произнесла она тихо, и перед ней мелькнули пятьсот
тысяч, которые Домна Осиповна, впрочем, надеялась получить от мужа и через
суд, если бы он не стал их отдавать; а из прочего его состояния ей ничего не надо было, — так, по крайней мере, она думала в настоящую минуту.
— Очень вы похожи на одного молодца, разрази его гром! Такая неблагодарная скотина! — Гро был пьян и стакан держал наклонно, поливая вином штаны. — Я обращался с ним как отец родной и воистину отогрел змею! Говорят, этот Санди теперь разбогател, как набоб; про то мне неизвестно, но что он за одну штуку получил, воспользовавшись моим
судном, сто
тысяч банковыми билетами, — в этом я и сейчас могу поклясться мачтами всего света!
До слез смешны длинные вереницы грузчиков, несущих на плечах своих
тысячи пудов хлеба в железные животы
судов для того, чтобы заработать несколько фунтов того же хлеба для своего желудка.
Крутицкий (громко). Стойте! Мои, мои деньги. Сто
тысяч у меня, двести, миллион… Вы их разделить хотите! Ограбить меня! Я своей копейки тронуть не дам, умру за нее. Я вас под
суд, в Сибирь, грабители!
Елеся. С неба, маменька, за правду за нашу. Нашел. Сейчас
суд да дело, свидетелев налицо. Судили, рядили, сосчитали все деньги, отсудили мне три
тысячи с половиной; получай, говорят. Ух, устал! Получаю, говорю. Остальные Михею.
Я, — а ведь я писатель, следовательно, человек с воображением и фантазией, — я не могу себе даже представить, как это возможно решиться: за десятки
тысяч верст от родины, в городе, полном ненавидящими врагами, ежеминутно рискуя жизнью, — ведь вас повесят без всякого
суда, если вы попадетесь, не так ли? — и вдруг разгуливать в мундире офицера, втесываться без разбора во всякие компании, вести самые рискованные разговоры!
— Ба, вот была бы штука!.. Право, хорошая штука была бы, ей-богу! Ведь нынче как раз
судный день. Что, если б жидовскому чорту полюбился как раз наш шинкарь Янкель?.. Да где! Не выйдет. Мало ли там, в городе, жидов? К тому же еще Янкель — жидище грузный, старый да костистый, как ерш. Что в нем толку? Нет, не такой он, мельник, счастливый человек, чтобы Хапун выбрал себе из
тысячи как раз ихнего Янкеля.
Тут, как на грех, и подвернулся чей-то поверенный, сунул Кирюше
тысячи три денег: тот от бедности да от горького житья и прельстись на деньги-то, да фальшь какую-то в
суде и сделал.
— На вашу долю приходится
тысяч пятнадцать, — сказал жандарм, покачиваясь. — Трактир у нас общий, значит, и капитал общий. Да. На вашем месте я давно бы подал в
суд. Я бы в
суд подал само собой, а пока дело, один на один всю бы рожу ему до крови…
Граф. И действительно нет!.. Хоть бы взять с той же молодежи: разве можно ее сравнить с прежней молодежью?.. Между нами всегда было, кроме уж желания трудиться, работать, некоторого рода рыцарство и благородство в характерах, а теперь вот они в театре накричат и набуянят, и вместо того, чтобы за это бросить, заплатить
тысячи две — три, они лучше хотят идти к мировому судье под
суд: это грошевики какие-то и алтынники!