Неточные совпадения
Отовсюду лезли в глаза розетки, гирлянды, вензеля и короны, сияли золотом слова «Боже, царя храни» и «Славься, славься, наш
русский царь»;
тысячи национальных флагов свешивались с крыш, торчали изо всех щелей, куда можно было сунуть древко.
— Разве ты не говорил, что, если еврей — нигилист, так он в
тысячу раз хуже
русского нигилиста?
Странно было видеть, что судьбы мира решают два десятка
русских интеллигентов, живущих в захолустном городке среди семидесяти
тысяч обывателей, для которых мир был ограничен пределами их мелких интересов.
У него был живой, игривый ум, наблюдательность и некогда смелые порывы в характере. Но шестнадцати лет он поступил в гвардию, выучась отлично говорить, писать и петь по-французски и почти не зная
русской грамоты. Ему дали отличную квартиру, лошадей, экипаж и
тысяч двадцать дохода.
Да и всегда было тайною, и я
тысячу раз дивился на эту способность человека (и, кажется,
русского человека по преимуществу) лелеять в душе своей высочайший идеал рядом с величайшею подлостью, и все совершенно искренно.
— Ты сегодня особенно меток на замечания, — сказал он. — Ну да, я был счастлив, да и мог ли я быть несчастлив с такой тоской? Нет свободнее и счастливее
русского европейского скитальца из нашей
тысячи. Это я, право, не смеясь говорю, и тут много серьезного. Да я за тоску мою не взял бы никакого другого счастья. В этом смысле я всегда был счастлив, мой милый, всю жизнь мою. И от счастья полюбил тогда твою маму в первый раз в моей жизни.
А один из здешних медиков составил тунгусско-русский словарь из нескольких
тысяч слов.
И теперь воды морской нет, ее делают пресною, за пять
тысяч верст от берега является блюдо свежей зелени и дичи; под экватором можно поесть
русской капусты и щей.
Он служил на Кавказе, где он получил этот особенно лестный для него крест за то, что под его предводительством тогда
русскими мужиками, обстриженными и одетыми в мундиры и вооруженными ружьями со штыками, было убито более
тысячи людей, защищавших свою свободу и свои дома и семьи.
И во-первых, люди специальные и компетентные утверждают, что старцы и старчество появились у нас, по нашим
русским монастырям, весьма лишь недавно, даже нет и ста лет, тогда как на всем православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне, существуют далеко уже за
тысячу лет.
— Жюли, будь хладнокровнее. Это невозможно. Не он, так другой, все равно. Да вот, посмотри, Жан уже думает отбить ее у него, а таких Жанов
тысячи, ты знаешь. От всех не убережешь, когда мать хочет торговать дочерью. Лбом стену не прошибешь, говорим мы,
русские. Мы умный народ, Жюли. Видишь, как спокойно я живу, приняв этот наш
русский принцип.
Чем бы это окончилось — неизвестно, но тут же в клубе находился М. Н. Катков, редактор «
Русского вестника» и «Московских ведомостей», который, узнав, в чем дело, выручил Л. Н. Толстого, дав ему взаймы
тысячу рублей для расплаты. А в следующей книге «
Русского вестника» появилась повесть Толстого «Казаки».
Такова и вся наша
русская жизнь: кто видит на три шага вперед, тот уже считается мудрецом и может надуть и оплести
тысячи людей.
Этот
русский помещик, — назовем его хоть П., — владетель в прежнее золотое время четырех
тысяч крепостных душ (крепостные души! понимаете ли вы, господа, такое выражение?
Но другие говорили, что наследство получил какой-то генерал, а женился на заезжей француженке и известной канканерке
русский купчик и несметный богач, и на свадьбе своей, из одной похвальбы, пьяный, сжег на свечке ровно на семьсот
тысяч билетов последнего лотерейного займа.
Балаклава взята
русскими — три
тысячи врагов легло на месте. Завтра будем читать это в газетах… [Написано карандашом — крупно. Слух был неверный, радость преждевременная.]
Выйдут на берег покатый
К
русской великой реке —
Свищет кулик вороватый,
Тысячи лап на песке;
Барку ведут бечевою,
Чу, бурлаков голоса!
Ровная гладь за рекою —
Нивы, покосы, леса.
Легкой прохладою дует
С медленных, дремлющих вод…
Дедушка землю целует,
Плачет — и тихо поет…
«Дедушка! что ты роняешь
Крупные слезы, как град?..»
— Вырастешь, Саша, узнаешь!
Ты не печалься — я рад…
Остается, стало быть, единственное доказательство «слабости» народа — это недостаток неуклонности и непреоборимой верности в пастьбе сельских стад. Признаюсь, это доказательство мне самому, на первый взгляд, показалось довольно веским, но, по некотором размышлении, я и его не то чтобы опровергнул, но нашел возможным обойти. Смешно, в самом деле, из-за какого-нибудь десятка
тысяч пастухов обвинить весь
русский народ чуть не в безумии! Ну, запил пастух, — ну, и смените его, ежели не можете простить!
Ночь покрывает и этого магната-заводчика, для которого существует пятьдесят
тысяч населения, полмиллиона десятин богатейшей в свете земли, целый заводский округ, покровительственная система, генерал Блинов, во сне грезящий политико-экономическими теориями, корреспондент Перекрестов, имеющий изучить в две недели
русское горное дело, и десяток тех цепких рук, которые готовы вырвать живым мясом из магната Лаптева свою долю.
— Действительно, какая бы была разница между одним
русским, воюющим против одного представителя союзников, и между 80
тысячами воюющих против 80
тысяч?
Конечно,
русскому царю, повелевающему шестой частью земного шара и непрестанно пекущемуся о благе пятисот миллионов подданных, просто физически невозможно было бы подписывать производство каждому из многих
тысяч офицеров. Нет, он только внимательно и быстро проглядывает бесконечно длинный ряд имен. Уста его улыбаются светло и печально.
У полуторастолетних «Московских ведомостей», у газеты политической, к которой прислушивалась Европа, в это время выходило четыре
тысячи номеров, из которых больше половины обязательных подписчиков. «
Русских ведомостей» в этот же год печаталось меньше десяти
тысяч, а издавались они в Москве уже двадцать лет.
Занятый постоянной работой в «
Русских ведомостях», я перестал бывать у А.Я. Липскерова. Знаю, что он переживал трудные дни, а потом, уже когда на него насели судебные пристава, к нему, на его счастье, подвернулся немец типографщик, дал взаймы на расплату семь
тысяч рублей, а потом у него у самого типографию описали кредиторы…
Помню, в день, когда тираж «
Русского слова» перевалил за сто
тысяч — в первый раз в Москве, даже и в России, кажется, — меня угощала редакция обедом за мой фельетон «Ураган». Это было 19 июня 1904 года, на другой день после пронесшегося над Москвой небывалого до сего урагана, натворившего бед. Незабвенный и памятный день для москвичей, переживших его!
Русская деревня, за всю
тысячу лет, дала нам лишь одного комаринского.
Тысячи стрел сыпались оттуда на торжествующих
русских.
В последнее время много шуму наделала одна его Вакханка;
русский граф Бобошкин, известный богач, собирался было купить ее за
тысячу скуди, но предпочел дать три
тысячи другому ваятелю, французу pur sang, [Чистокровному (ит.).] за группу, изображающую «Молодую поселянку, умирающую от любви на груди Гения весны».
Бледная северная зелень-скороспелка, бледные северные цветики, контрастирующая траурная окраска вечно зеленого хвойного леса с его молитвенно-строгими готическими линиями, унылая средне-русская равнина с ее врачующим простором, разливы могучих рек, — все это только служило дополнением могучей южной красоты, горевшей
тысячью ярких живых красок-цветов, смуглой, кожистой, точно лакированной южной зеленью, круглившимися купами южных деревьев.
— Не весело, боярин, правой рукой отсекать себе левую; не радостно
русскому восставать противу
русского. Мало ли и так пролито крови христианской! Не одна
тысяча православных легла под Москвою! И не противны ли господу богу молитвы тех, коих руки облиты кровию братьев?
Несчастливцев. Он, то есть тятенька, человек
русский, господа, благочестивый, но по душе совершеннейший коканец и киргиз-кайсак. Он человек семейный, очень любит своих детей, любит женить сыновей; но непременно желает получить приданого
тысячу рублей, по своей жадности и по своему невежеству.
Вот тогда-то полюбуйтесь этими лугами, полюбуйтесь в праздник, когда по всему их протяжению несется один общий говор
тысячи голосов и одна общая песня: точно весь
русский люд собрался сюда на какое-то семейное празднество!
Петр Великий наводнил его
тысячами чужеземных слов, голландских, французских, немецких: слова эти выражали понятия, с которыми нужно было познакомить
русский народ; не мудрствуя и не церемонясь…
Изведал враг в тот день немало,
Что значит
русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди;
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы
тысячи орудий
Слились в протяжный вой…
Когда они подошли к Лангфуртскому предместью, то господин Дольчини, в виду ваших казаков, распрощавшись очень вежливо с Рено, сказал ему: «Поблагодарите генерала Раппа за его ласку и доверенность; да не забудьте ему сказать, что я не итальянский купец Дольчини, а
русской партизан…» Тут назвал он себя по имени, которое я никак не могу выговорить, хотя и
тысячу раз его слышал.
В
тысяче политических книжонок наперерыв доказывали, что мы никогда не были победителями, что за нас дрался холод, что французы нас всегда били, и благодаря нашему смирению и
русскому обычаю — верить всему печатному, а особливо на французском языке — эти письменные ополчение против нашей военной славы начинали уже понемножку находить отголоски в гостиных комнатах большого света.
— Вы бы их дела стали поддерживать вашей газетой, печатая статьи, где бы расхваливали их товары, оглашали в
тысячах экземплярах их фальшивые банковые балансы, поддерживали высокий тариф, доказывали бы, что они — ядро России, соль земли
русской!
В обширном сказочном каталоге Пелагеи вместе со всеми
русскими сказками находилось множество сказок восточных, и в том числе несколько из «
Тысячи и одной ночи».
И если раньше что-то разбиралось, одного жгли, а другого нет, держали какой-то свой порядок, намекающий на справедливость, то теперь в ярости обманутых надежд палили все без разбора, без вины и невинности; подняться к небу и взглянуть — словно сотни и
тысячи костров огромных раскинулись по темному лону
русской земли.
Все эти ужасы были только далеким откликом кровавого замирения Башкирии, когда
русские проделывали над пленными башкирами еще большие жестокости: десятками сажали на кол, как делал генерал Соймонов под Оренбургом, вешали сотнями, отрубали руки, обрезывали уши, морили по тюрьмам и вообще изводили всяческими способами
тысячи людей.
На стойбище сбилось народу до двух
тысяч. Тут были и киргизы, и башкиры, и казаки, и разные воровские
русские люди, укрывавшиеся в орде и по казачьим станицам. Не было только женщин и детей, потому что весь этот сброд составлял передовой отряд. Пленников привязали к коновязям, обыскали и стали добывать языка: кто? откуда? и т. д. Арефа отрывисто рассказал свою историю, а Гарусов начал путаться и возбудил общее подозрение.
Я воротился, шагнул к ней и непременно бы произнес: «Сударыня!» — если б только не знал, что это восклицание уже
тысячу раз произносилось во всех
русских великосветских романах.
—
Тысячу раз прошу извинения, мистер Астлей. Но позвольте, однакож: тут нет ничего обидного и неблагородного; я ведь ни в чем не виню мисс Полину. Кроме того, француз и
русская барышня, говоря вообще, — это такое сопоставление, мистер Астлей, которое не нам с вами разрешить или понять окончательно.
Сорок
тысяч —
русских было растянуто на семьдесят верст; около ста
тысяч турок стояло против них, и только осторожные действия нашего начальника, не рисковавшего людьми, а довольствовавшегося отпором наступающего неприятеля, да вялость турецкого паши позволили нам исполнить нашу задачу: не дать туркам прорваться и отрезать нашу главную армию от Дуная.
Державин в своих «Записках» жалуется, что ему в день торжества мира с турками, в 1793 году, ничего не пожаловали, между тем как он «в сей день провозглашал с трона публично награждения отличившимся в сию войну чиновникам несколькими
тысячами душ» («
Русская беседа», IV, стр. 349).
К таким странностям хотели мы отнести, например, и мысль о том, что главная причина расстройства помещичьих имений наших заключается в отсутствии майората («Земледельческая газета»); и уверение, будто главный недостаток романа «
Тысяча душ» заключается в том, что герой романа воспитывался в Московском, а не в другом университете («
Русский вестник»); и опасения, что в скором времени, когда нравы наши исправятся, сатире нечего будет обличать («Библиотека для чтения»); и статейку о судопроизводстве, уверявшую, что такое-то воззрение неправильно, потому что в «Своде законов» его не находится («Библиотека для чтения»), и пр. и пр.
Бог знает отчего это! — кажется, уж «
Русская беседа» и
русское воззрение сочинила на место французского, а все толку нет: как открылась первая возможность, так и отправились десятки
тысяч за границу…
Да, да, в шеломе,
А не в венце, с мечом заместо скиптра,
Он ждал татар. Но хан, им устрашенный,
Бежал назад! И то сказать: пятьсот
Нас вышло
тысяч в поле. Без удара
Казы-Гирей рассыпан — и ни капли
Не пролилося
русской крови!
Михаил.
Тысяча извинений, но я буду продолжать… Я считаю это объяснение решительным. До моего отъезда в отпуск я держал завод вот так (показывает сжатый кулак.), и у меня никто не смел пищать! Все эти воскресные развлечения, чтения и прочие штуки я, как вам известно, не считал полезными в наших условиях… Сырой
русский мозг не вспыхивает огнем разума, когда в него попадает искра знания, — он тлеет и чадит…
Я не могу ничего делать и не могу ни о чем думать. Я прочитал о третьем плевненском бое. Выбыло из строя двенадцать
тысяч одних
русских и румын, не считая турок… Двенадцать
тысяч… Эта цифра то носится передо мною в виде знаков, то растягивается бесконечной лентой лежащих рядом трупов. Если их положить плечо с плечом, то составится дорога в восемь верст… Что же это такое?
Собирает он казачий круг, говорит казакам такую речь: «Так и так, атаманы-молодцы, так и так, братцы-товарищи: пали до меня слухи, что за морем у персиянов много
тысячей крещеного народу живет в полону в тяжелой работе, в великой нужде и горькой неволе; надо бы нам, братцы, не полениться, за море съездить потрудиться, их, сердечных, из той неволи выручить!» Есаулы-молодцы и все казаки в один голос гаркнули: «Веди нас, батька, в бусурманское царство
русский полон выручать!..» Стенька Разин рад тому радешенек, сам первым делом к колдуну.