Неточные совпадения
— О, я не стану разлучать неразлучных, — сказал он своим обычным
тоном шутки. — Мы поедем с Михайлом Васильевичем. Мне и
доктора велят ходить. Я пройдусь дорогой и буду воображать, что я на водах.
Обед был подан в номере, который заменял приемную и столовую. К обеду явились пани Марина и Давид. Привалов смутился за свой деревенский костюм и пожалел, что согласился остаться обедать. Ляховская отнеслась к гостю с той бессодержательной светской любезностью, которая ничего не говорит. Чтобы попасть в
тон этой дамы, Привалову пришлось собрать весь запас своих знаний большого света. Эти трогательные усилия по возможности разделял
доктор, и они вдвоем едва тащили на себе тяжесть светского ига.
Доктор на это ничего не отвечал обыкновенно, и Ляховский переходил на другой
тон.
При сем прокурор и следователь очень хорошо запомнили, что
доктор прибавил самым решительным
тоном, что Смердяков до утра не доживет.
— Послушайте,
доктор, прийти в дом и называть хозяина большим плутом… — заговорил Стабровский, стараясь сохранить шутливый
тон. — Это… это…
— А у меня все поясница к ненастью тоскует, — завел было Харитон Артемьич политичный разговор, стараясь попасть в
тон будущему зятю
доктору.
— Ничего вы не понимаете, барышня, — довольно резко ответил Галактион уже серьезным
тоном. — Да, не понимаете… Писал-то
доктор действительно пьяный, и барышне такие слова, может быть, совсем не подходят, а только все это правда. Уж вы меня извините, а действительно мы так и живем… по-навозному. Зарылись в своей грязи и знать ничего не хотим… да. И еще нам же смешно, вот как мне сейчас.
— Вы, кажется… страдаете? — проговорил он тем
тоном, каким обыкновенно говорят
доктора, приступая к больному. — Я сам… медик (он не сказал:
доктор), — и, проговорив это, он для чего-то указал мне рукой на комнату, как бы протестуя против своего теперешнего положения, — я вижу, что вы…
Когда известная особа любила сначала Постена, полюбила потом вас… ну, я думала, что в том она ошиблась и что вами ей не увлечься было трудно, но я все-таки всегда ей говорила: «Клеопаша, это последняя любовь, которую я тебе прощаю!» — и, положим, вы изменили ей, ну, умри тогда, умри, по крайней мере, для света, но мы еще, напротив, жить хотим… у нас сейчас явился
доктор, и мне всегда давали такой
тон, что это будто бы возбудит вашу ревность; но вот наконец вы уехали, возбуждать ревность стало не в ком, а
доктор все тут и оказывается, что давно уж был такой же amant [любовник (франц.).] ее, как и вы.
— Это, кажется, последствия ее первых родин, — присовокупил
доктор уже глубокомысленным
тоном.
— Что ж, по вашим летам совершенно достаточно и этого, — подхватил
доктор совершенно серьезнейшим
тоном.
Получив ответ, он и белокурый
доктор тоном экзаменаторов, чувствующих свою неумелость, стали спрашивать у Андрея Ефимыча, какой сегодня день, сколько дней в году и правда ли, что в палате № 6 живет замечательный пророк.
Покойный
тон фон Корена охладил
доктора; он как-то вдруг пришел в себя, образумился, взял обеими руками Лаевского за талию и, отводя его от зоолога, забормотал ласковым, дрожащим от волнения голосом...
Когда
доктор N позволял себе заговорить с Манею о чем-нибудь в несколько наставительном
тоне, Маня выслушивала его с глубоким вниманием и спокойствием; но тотчас же, как только он произносил последнее слово, Маня откашливалась и начинала возражать ему, сохраняя свое всегдашнее грациозное спокойствие и тихую самостоятельность.
Торопливо и путано она рассказала какую-то сказку: бог разрешил сатане соблазнить одного
доктора, немца, и сатана подослал к
доктору чёрта. Дёргая себя за ухо, Артамонов добросовестно старался понять смысл этой сказки, но было смешно и досадно слышать, что дочь говорит поучающим
тоном, это мешало понимать.
Спасибо, вот Федя поймал, а то бы наш
доктор где-нибудь в шахте непременно
утонул.
— Ах, нет, рана безусловно смертельна, и он давно умер, — успокаивающим
тоном проговорил
доктор. — Наташа, посмотри, какое направление приняла пуля: скользнула по краю ребра и прошла по задней стенке сердца…
— Вытащить бы его сюда, не видно там ничего, — предложил
доктор скучным
тоном. — Может быть, есть знаки…
Николай мысленно обругал её, вошёл в сени и заглянул в комнату: у постели, закрыв отца, держа его руку в своей, стоял
доктор в белом пиджаке. Штаны на коленях у него вздулись, это делало его кривоногим, он выгнул спину колесом и смотрел на часы, держа их левой рукою; за столом сидел широкорожий, краснощёкий поп Афанасий, неуклюжий и большой, точно копна, постукивал пальцами по тарелке с водой и следил, как
тонут в ней мухи.
Он не ответил. Больше всего на свете он хотел бы сейчас же встать, уйти куда-нибудь подальше, спрятаться в какой-нибудь темный, прохладный угол, но сложная, мучительная нерешительность приковывала его к месту.
Доктор заговорил о чем-то слишком громко, неестественно развязным
тоном. «Это он оттого так, что ему за меня стыдно», — подумал Воскресенский и стал прислушиваться, почти не понимая слов.
— Ах, родной мой, я же ведь это не к тому. Но только все вы теперь какие-то дерганые стали. Вот и вы: здоровенный мужчинище, грудастый, плечистый, а нервы как у институтки. Кстати, знаете что, — прибавил
доктор деловым
тоном, — вы бы, сладость моя, пореже купались. Особенно в такую жару. А то, знаете, можно с непривычки перекупаться до серьезной болезни. У меня один пациент нервную экзему схватил оттого, что злоупотреблял морем.
— Напрасно,
доктор, вы говорите со мной таким
тоном! — сказал Абогин, опять беря
доктора за рукав. — Бог с ним, с XIII томом! Насиловать вашей воли я не имею никакого права. Хотите — поезжайте, не хотите — бог с вами, но я не к воле вашей обращаюсь, а к чувству. Умирает молодая женщина! Сейчас, вы говорите, у вас умер сын, кому же, как не вам, понять мой ужас?
Щадя целомудрие Павла Ивановича и зная его отвращение к графу, я многое скрыл, многого коснулся только слегка, но, тем не менее, несмотря даже на игривость моего
тона, на карикатурный пошиб моей речи,
доктор во всё время моего рассказа глядел мне в лицо серьезно, то и дело покачивая головой и нетерпеливо подергивая течами.
— А все-таки неспроста это. Ее лечить надо. А чтобы лечить, надо причину знать, от чего лечить, — произнес раздумчиво богатырь-доктор. — А ну-ка, курносенькие, кто мне возьмется разъяснить, что с ней? — совершенно иным
тоном обратился он к смущенно поглядывавшим на него воспитанницам-подросткам.
— Что ж ты, тварь, понапрасну лаешь? — сказал он
тоном, каким добродушные люди разговаривают с детьми и с собаками. — Нехороший сон увидел, что ли? Вот,
доктор, рекомендую вашему вниманию, — сказал он, обращаясь ко мне, — удивительно нервный субъект! Можете себе представить, не выносит одиночества, видит всегда страшные сны и страдает кошмарами, а когда прикрикнешь на него, то с ним делается что-то вроде истерики.
Серебряков. Отчего это
доктора обыкновенно говорят с больными снисходительным
тоном?
Назавтра после визитации
доктора Андрей Иванович взял свой скорбный лист, чтобы посмотреть, что в него вписал
доктор. Он прочел и побледнел; прочел второй раз, третий… В листке стояло: «Притупление
тона и бронхиальное дыхание в верхней доле левого легкого; в обоих масса звучных влажных хрипов; в мокроте коховские палочки».
— Кажется… Все-таки, — перебил он себя другим
тоном, — нельзя же без
доктора.
Княгиня сидела удивленная, испуганная, обиженная, не зная, что сказать и как держать себя. Никогда раньше с нею не говорили таким
тоном. Неприятный, сердитый голос
доктора и его неуклюжая, заикающаяся речь производили в ее ушах и голове резкий, стучащий шум, потом же ей стало казаться, что жестикулирующий
доктор бьет ее своею шляпой по голове.
Равнодушный, сдержанный, холодный
тон, каким его приятели и
доктор говорили о женщинах и о несчастном переулке, показался ему в высшей степени странным…
— Можно ее перевезти домой? — деловым
тоном спросил он
доктора. — Она здесь не живет, а живет на Пречистенке.
Доктор закурил папироску. Пока папироска дымила, он распекал бабу и покачивал головой в такт песни, которую напевал мысленно, и всё думал о чем-то. Голый Пашка стоял перед ним, слушал и глядел на дым. Когда же папироса потухла,
доктор встрепенулся и заговорил
тоном ниже...
Так говорили они, рука в руке, когда пришел
доктор и подал
Тони письмо.
— Добрая моя
Тони, ангел мой, — говорил Сурмин, — ты могла заразиться от меня, такая молодая, умереть. Какие жертвы! Я назвал ее моя,
доктор; да, Антонина Павловна, моя невеста, пока не назову ее более дорогим именем.
Тони передала письмо Сурмину; тот, читая его, также призадумался над подчеркнутом словом: «счастливы». Он прочел
доктору строки, касающиеся его. Левенмауль был, видимо, доволен, только заметил, что Евгения Сергеевна прекрасная, добрая, умная дама, одним словом — была бы совершенство, если бы только…
— Будьте покойны, я не выдаю тайн, доверенных мне по профессии, и слишком стар, чтобы быть сплетником! — серьезным
тоном ответил
доктор.
Угрюмый
доктор, пользовавший молодую девушку от приключавшегося нездоровья, казалось, не замечал их, и его холодно-равнодушный
тон при посещениях выводил из себя пылкую девушку.
— Уж не подозреваете ли вы, что я их убиваю? — тем же
тоном ответил
доктор. — Впрочем, в некоторых случаях это было бы милостью.
Когда он удалился, Стягин сказал
доктору совершенно приятельским
тоном...