Неточные совпадения
Каменный ли казенный дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон, один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный купол, весь обитый листовым белым железом, вознесенный над выбеленною, как снег, новою церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди города, — ничто не ускользало от свежего
тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле
покрой какого-нибудь сюртука, и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного бог знает из какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке [Сибирка — кафтан с перехватом и сборками.] на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их.
Сидя в постели, она заплетала косу. Волосы у нее были очень
тонкие, мягкие, косу она укладывала на макушке холмиком, увеличивая этим свой рост. Казалось, что волос у нее немного, но, когда она распускала косу, они
покрывали ее спину или грудь почти до пояса, и она становилась похожа на кающуюся Магдалину.
Если же то была первая, чистая любовь, что такое ее отношения к Штольцу? — Опять игра, обман,
тонкий расчет, чтоб увлечь его к замужеству и
покрыть этим ветреность своего поведения?.. Ее бросало в холод, и она бледнела от одной мысли.
Посеребренная луна склонилась к западу. С восточной стороны на небе появились новые созвездия. Находящаяся в воздухе влага опустилась на землю и
тонким серебристым инеем
покрыла все предметы. Это были верные признаки приближения рассвета.
Пока она это делала, я видел
тонкую руку и железный переплет фонаря, оживающий внутри ярким огнем. Тени, колеблясь, перебежали к лодке. Тогда Фрези Грант захлопнула крышку фонаря, поставила его между нами и сбросила
покрывало. Я никогда не забуду ее — такой, как видел теперь.
Уж ночь была, светила луна, мороз
покрыл лужи пленками серебра. Фома шел по тротуару и разбивал тростью эти пленки, а они грустно хрустели. Тени от домов лежали на дороге черными квадратами, а от деревьев — причудливыми узорами. И некоторые из них были похожи на
тонкие руки, беспомощно хватавшиеся за землю…
По лесу блуждал тихий, медленный звон, он раздавался где-то близко, шевелил
тонкие ветки, задевая их, и они качались в сумраке оврага, наполняя воздух шорохом, под ногами сухо потрескивал
тонкий лёд ручья, вода его вымерзла, и лёд
покрывал белой плёнкой серые, сухие ямки.
Молодая женщина, скинув обувь, измокшую от росы, обтирала концом большого платка розовую, маленькую ножку, едва разрисованную лиловыми
тонкими жилками, украшенную нежными прозрачными ноготками; она по временам поднимала голову, отряхнув волосы, ниспадающие на лицо, и улыбалась своему спутнику, который, облокотясь на руку, кидал рассеянные взгляды, то на нее, то на небо, то в чащу леса; по временам он наморщивал брови, когда мрачная мысль прокрадывалась в уме его, по временам неожиданная влажность
покрывала его голубые глаза, и если в это время они встречали радужную улыбку подруги, то быстро опускались, как будто бы пораженные ярким лучом солнца.
Она подходит ближе и смотрит на царя с трепетом и с восхищением. Невыразимо прекрасно ее смуглое и яркое лицо. Тяжелые, густые темно-рыжие волосы, в которые она воткнула два цветка алого мака, упругими бесчисленными кудрями
покрывают ее плечи, и разбегаются по спине, и пламенеют, пронзенные лучами солнца, как золотой пурпур. Самодельное ожерелье из каких-то красных сухих ягод трогательно и невинно обвивает в два раза ее темную, высокую,
тонкую шею.
Веретьев не столько постарел, сколько осунулся и опустился. Мелкие,
тонкие морщины
покрыли его лицо, и когда он говорил, его губы и щеки слегка подергивало. По всему заметно было, что сильно пожил человек.
Одним словом он прорвет сейчас ту
тонкую пленку, что застилает их глаза, — и вся земля дрогнет под тяжестью беспощадной истины! У них была душа — они лишатся ее, у них была жизнь — они потеряют жизнь, у них был свет перед очами — вечная тьма и ужас
покроют их. Осанна! Осанна!
Ночью выпал мелкий снежок и
тонким слоем
покрыл землю. К утру небо немного очистилось, и кое-где образовались просветы. Солнечные лучи, прорвавшись сквозь облака, озарили мягкие очертания отдаленных гор, побелевших от снегов, и лес около фанзы Кивета.
Это не была Александра Ивановна, это легкая, эфирная, полудетская фигура в белом, но не в белом платье обыкновенного
покроя, а в чем-то вроде ряски монастырской белицы. Стоячий воротничок обхватывает
тонкую, слабую шейку, детский стан словно повит пеленой и широкие рукава до локтей открывают
тонкие руки, озаренные трепетным светом горящих свеч. С головы на плечи вьются светлые русые кудри, два черные острые глаза глядят точно не видя, а уста шевелятся.
Все в нем отзывалось другой эпохой, вплоть до
покроя коротких — только по щиколку — панталон и обуви на
тонких подошвах, какую носил и мой дед.
И действительно, ничего особенного не замечалось в комнате. Постель Фридриха Адольфовича была застлана белым
покрывалом необыкновенной чистоты. На круглом столике у постели лежала Библия и ночной колпак из
тонкого шелка и стоял графин с водою. В комнате, кроме постели, находился комод и скромный письменный столик, в углу умывальник — словом, все, что находится в каждой скромной комнате домашнего учителя.
Мы успели только разглядеть старинного
покроя платье с длинным шлейфом, волочившимся в виде широкой шелестящей змеи,
тонкое аристократическое сухое лицо без единой морщины и целый океан не выраженной слезами печали в глубине строгих синих глаз.
На барышне теперь уже не было её утреннего пеньюара и шарфа. Изящный костюм для гулянья ловко обхватывал её
тонкую фигуру, a пышно завитую голову
покрывала нарядная шляпа со страусовым пером. Держа в руках огромнейших размером модную муфту, Натали порхнула к зеркалу и стала охорашиваться перед ним, небрежно бросая через плечо по адресу Даши...