Неточные совпадения
Но когда убрались с сеном,
то оказалось, что животы [Животы — здесь: домашний скот.] кормить будет нечем; когда окончилось жнитво,
то оказалось, что и людишкам кормиться тоже нечем. Глуповцы
испугались и начали похаживать к бригадиру на двор.
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье, в особенности; но оттого ли, что в словах его было более личной веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему, не говорил, а кричал, — как бы
то ни было, результат его убеждений был таков, что глуповцы
испугались и опять всем обществом пали на колени.
— А ты очень
испугался? — сказала она. — И я тоже, но мне теперь больше страшно, как уж прошло. Я пойду посмотреть дуб. А как мил Катавасов! Да и вообще целый день было так приятно. И ты с Сергеем Иванычем так хорош, когда ты захочешь… Ну, иди к ним. А
то после ванны здесь всегда жарко и пар…
— И я уверен в себе, когда вы опираетесь на меня, — сказал он, но тотчас же
испугался того, что̀ сказал, и покраснел. И действительно, как только он произнес эти слова, вдруг, как солнце зашло за тучи, лицо ее утратило всю свою ласковость, и Левин узнал знакомую игру ее лица, означавшую усилие мысли: на гладком лбу ее вспухла морщинка.
— Очень, очень верю. Как я чувствую, мы бы дружны были с ним, — сказала она и
испугалась за
то, что сказала, оглянулась на мужа, и слезы выступили ей на глаза.
Левин вернулся в гостиницу и
испугался мысли о
том, как он один теперь с своим нетерпением проведет остающиеся ему еще десять часов.
В других домах рассказывалось это несколько иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он, как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял, с
тем чтобы получить руку дочери, начать дело с матери и имел с нею сердечную тайную связь, и что потом сделал декларацию насчет руки дочери; но мать,
испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков решился на похищение.
Нужно знать, что в
то же самое время начались строжайшие преследования всяких взяток; преследований он не
испугался и обратил их
тот же час в свою пользу, показав таким образом прямо русскую изобретательность, являющуюся только во время прижимок.
Слова хозяйки были прерваны странным шипением, так что гость было
испугался; шум походил на
то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и, наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа таким звуком, как бы кто колотил палкой по разбитому горшку, после чего маятник пошел опять покойно щелкать направо и налево.
— Не правда ли, что нынче очень весело? — сказал я тихим, дрожащим голосом и прибавил шагу,
испугавшись не столько
того, что сказал, сколько
того, что намерен был сказать.
Прекрасная полячка так
испугалась, увидевши вдруг перед собою незнакомого человека, что не могла произнесть ни одного слова; но когда приметила, что бурсак стоял, потупив глаза и не смея от робости пошевелить рукою, когда узнала в нем
того же самого, который хлопнулся перед ее глазами на улице, смех вновь овладел ею.
Он перекрестился несколько раз. Соня схватила свой платок и накинула его на голову. Это был зеленый драдедамовый платок, вероятно
тот самый, про который упоминал тогда Мармеладов, «фамильный». У Раскольникова мелькнула об этом мысль, но он не спросил. Действительно, он уже сам стал чувствовать, что ужасно рассеян и как-то безобразно встревожен. Он
испугался этого. Его вдруг поразило и
то, что Соня хочет уйти вместе с ним.
Он слабо махнул Разумихину, чтобы прекратить целый поток его бессвязных и горячих утешений, обращенных к матери и сестре, взял их обеих за руки и минуты две молча всматривался
то в
ту,
то в другую. Мать
испугалась его взгляда. В этом взгляде просвечивалось сильное до страдания чувство, но в
то же время было что-то неподвижное, даже как будто безумное. Пульхерия Александровна заплакала.
Она как будто и не
испугалась Свидригайлова, но смотрела на него с тупым удивлением своими большими черными глазенками и изредка всхлипывала, как дети, которые долго плакали, но уже перестали и даже утешились, а между
тем нет-нет и вдруг опять всхлипнут.
Она тоже весь этот день была в волнении, а в ночь даже опять захворала. Но она была до
того счастлива, что почти
испугалась своего счастия. Семь лет, толькосемь лет! В начале своего счастия, в иные мгновения, они оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней. Он даже и не знал
того, что новая жизнь не даром же ему достается, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом…
— А что, стыда буржуазного, что ли,
испугались? Это может быть, что и
испугались, да сами
того не знаете, — потому молодо! А все-таки не вам бы бояться али там стыдиться явки с повинною.
Но только что он отворил дверь в сени, как вдруг столкнулся с самим Порфирием.
Тот входил к нему. Раскольников остолбенел на одну минуту. Странно, он не очень удивился Порфирию и почти его не
испугался. Он только вздрогнул, но быстро, мгновенно приготовился. «Может быть, развязка! Но как же это он подошел тихонько, как кошка, и я ничего не слыхал? Неужели подслушивал?»
— «Как же ты мог
испугаться того, коли ты чувствуешь себя ни в чем не виновным?..»
Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В первое мгновение она ужасно
испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас же, в
тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее, и что настала же, наконец, эта минута…
Опасаясь, что старуха
испугается того, что они одни, и не надеясь, что вид его ее разуверит, он взялся за дверь и потянул ее к себе, чтобы старуха как-нибудь не вздумала опять запереться.
— Извините, что такими пустяками беспокоил, — продолжал он, несколько сбившись, — вещи мои стоят всего пять рублей, но они мне особенно дороги, как память
тех, от кого достались, и, признаюсь, я, как узнал, очень
испугался…
Он плохо теперь помнил себя; чем дальше,
тем хуже. Он помнил, однако, как вдруг, выйдя на канаву,
испугался, что мало народу и что тут приметнее, и хотел было поворотить назад в переулок. Несмотря на
то, что чуть не падал, он все-таки сделал крюку и пришел домой с другой совсем стороны.
И вдруг странное, неожиданное ощущение какой-то едкой ненависти к Соне прошло по его сердцу. Как бы удивясь и
испугавшись сам этого ощущения, он вдруг поднял голову и пристально поглядел на нее; но он встретил на себе беспокойный и до муки заботливый взгляд ее; тут была любовь; ненависть его исчезла, как призрак. Это было не
то; он принял одно чувство за другое. Это только значило, что
та минута пришла.
Она взглянула на Базарова… и остановилась у двери, до
того поразило ее это воспаленное и в
то же время мертвенное лицо с устремленными на нее мутными глазами. Она просто
испугалась каким-то холодным и томительным испугом; мысль, что она не
то бы почувствовала, если бы точно его любила, — мгновенно сверкнула у ней в голове.
— Да, неизбежно восстание. Надо, чтоб люди
испугались той вражды, которая назрела в них, чтоб она обнажилась до конца и — ужаснула.
— А —
то, что народ хочет свободы, не
той, которую ему сулят политики, а такой, какую могли бы дать попы, свободы страшно и всячески согрешить, чтобы
испугаться и — присмиреть на триста лет в самом себе. Вот-с! Сделано. Все сделано! Исполнены все грехи. Чисто!
Ему не хотелось думать о
том, чего именно
испугался он: себя или Никоновой?
Высекли еще раз, и отец до
того разгорелся, что у него «сердце зашлось», и мачеха
испугалась, когда он, тоже большой, толстый, упал, задыхаясь.
Он смотрел вслед быстро уходящему, закуривая папиросу, и думал о
том, что в
то время, как «государству грозит разрушение под ударами врага и все должны единодушно, необоримой, гранитной стеной встать пред врагом», — в эти грозные дни такие безответственные люди, как этот хлыщ и Яковы, как плотник Осип или Тагильский, сеют среди людей разрушительные мысли, идеи. Вполне естественно было вспомнить о ротмистре Рущиц-Стрыйском, но тут Клим Иванович
испугался, чувствуя себя в опасности.
Как бы
то ни было, но в редкой девице встретишь такую простоту и естественную свободу взгляда, слова, поступка. У ней никогда не прочтешь в глазах: «теперь я подожму немного губу и задумаюсь — я так недурна. Взгляну туда и
испугаюсь, слегка вскрикну, сейчас подбегут ко мне. Сяду у фортепьяно и выставлю чуть-чуть кончик ноги…»
Но шалости прошли; я стал болен любовью, почувствовал симптомы страсти; вы стали задумчивы, серьезны; отдали мне ваши досуги; у вас заговорили нервы; вы начали волноваться, и тогда,
то есть теперь только, я
испугался и почувствовал, что на меня падает обязанность остановиться и сказать, что это такое.
Не
то на него нападал нервический страх: он
пугался окружающей его тишины или просто и сам не знал чего — у него побегут мурашки по телу. Он иногда боязливо косится на темный угол, ожидая, что воображение сыграет с ним штуку и покажет сверхъестественное явление.
Сквозь обветшавшую и никогда никуда не пригодную мудрость у нее пробивалась живая струя здравого практического смысла, собственных идей, взглядов и понятий. Только когда она пускала в ход собственные силы,
то сама будто
пугалась немного и беспокойно искала подкрепить их каким-нибудь бывшим примером.
Вдруг издали увидел Веру — и до
того потерялся,
испугался, ослабел, что не мог не только выскочить, «как барс», из засады и заградить ей путь, но должен был сам крепко держаться за скамью, чтоб не упасть. Сердце билось у него, коленки дрожали, он приковал взгляд к идущей Вере и не мог оторвать его, хотел встать — и тоже не мог: ему было больно даже дышать.
Хотя она была не скупа, но обращалась с деньгами с бережливостью; перед издержкой задумывалась, была беспокойна, даже сердита немного; но, выдав раз деньги, тотчас же забывала о них, и даже не любила записывать; а если записывала, так только для
того, по ее словам, чтоб потом не забыть, куда деньги дела, и не
испугаться. Пуще всего она не любила платить вдруг много, большие куши.
— Ну и слава Богу! — сказала мама,
испугавшись тому, что он шептал мне на ухо, — а
то я было подумала… Ты, Аркаша, на нас не сердись; умные-то люди и без нас с тобой будут, а вот кто тебя любить-то станет, коли нас друг у дружки не будет?
Князь так
испугался, а вместе с
тем пришел почему-то в такое негодование, что Анна Андреевна принуждена была немедленно удалить рассказчика.
Он потерянно рассмеялся при этом слове, вдруг подняв на нее глаза; до
того же времени говорил, как бы смотря в сторону. Если б я был на ее месте, я бы
испугался этого смеха, я это почувствовал. Он вдруг встал со стула.
Тем не менее Бьоринг, знавший истину,
испугался.
Я же не помнил, что он входил. Не знаю почему, но вдруг ужасно
испугавшись, что я «спал», я встал и начал ходить по комнате, чтоб опять не «заснуть». Наконец, сильно начала болеть голова. Ровно в десять часов вошел князь, и я удивился
тому, что я ждал его; я о нем совсем забыл, совсем.
— Почему же ей не согласиться? А Бьоринг все-таки не возьмет без денег, а ты можешь ее лишить денег — вот она и
испугается; ты женишься и
тем отмстишь Бьорингу. Ведь ты мне сам тогда в
ту ночь говорил, после морозу, что она в тебя влюблена.
Напугал немца — Бьоринга,
тем письмом; он оклеветал ее; la calomnie… il en reste toujours quelque chose, [Клевета… от нее всегда что-нибудь да остается (франц.).] и придворный немец
испугался скандала — ха-ха… вот ей и урок!» — «Ламберт… уж не проник ли и к ней Ламберт?
Я до сих пор не понимаю, что у него тогда была за мысль, но очевидно, он в
ту минуту был в какой-то чрезвычайной тревоге (вследствие одного известия, как сообразил я после). Но это слово «он тебе все лжет» было так неожиданно и так серьезно сказано и с таким странным, вовсе не шутливым выражением, что я весь как-то нервно вздрогнул, почти
испугался и дико поглядел на него; но Версилов поспешил рассмеяться.
А
то раз волка
испугалась, бросилась ко мне, вся трепещет, а и никакого волка не было».
Я
испугался этой перспективы неизвестности и «ожидания» на неопределенный срок где бы
то ни было, у наших ли пустынных азиатских берегов или хотя бы и в таком новом для меня и занимательном месте, как Сан-Франциско.
А между
тем нашлись люди, которые не
испугались этих неблагодарных трудов: они исходили взад и вперед колонию и, несмотря на скудость источников, под этим палящим солнцем написали целые томы.
Старая любовь, как брошенное в землю осенью зерно, долго покрытое слоем зимнего снега, опять проснулась в сердце Привалова… Он сравнил настоящее, каким жил, с
теми фантазиями, которые вынашивал в груди каких-нибудь полгода назад. Как все было и глупо и обидно в этом счастливом настоящем… Привалов в первый раз почувствовал нравственную пустоту и тяжесть своего теперешнего счастья и сам
испугался своих мыслей.
— Вы, вероятно,
испугались перспективы провести со мной скучных полчаса? Теперь вы искупите свою вину и неделикатность
тем, что проскучаете со мной целый час… Да, да, Александр просил сейчас же известить его, как вы приедете, — он теперь в своем банке, — а я нарочно пошлю за ним через час. Что,
испугались?
Можете вы оказать мне, милостивый государь, таковую великую услугу?» — «Могу, говорю, с превеликим моим удовольствием и почту за особую честь», — говорю это ему, а сам почти
испугался, до
того он меня с первого разу тогда поразил.
«То-то вот и есть, — отвечаю им, — это-то вот и удивительно, потому следовало бы мне повиниться, только что прибыли сюда, еще прежде ихнего выстрела, и не вводить их в великий и смертный грех, но до
того безобразно, говорю, мы сами себя в свете устроили, что поступить так было почти и невозможно, ибо только после
того, как я выдержал их выстрел в двенадцати шагах, слова мои могут что-нибудь теперь для них значить, а если бы до выстрела, как прибыли сюда,
то сказали бы просто: трус, пистолета
испугался и нечего его слушать.