Неточные совпадения
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа.
Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на
толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Самгин не заметил, откуда явился
офицер в пальто оловянного цвета, рыжий, с
толстыми усами, он точно из стены вылез сзади Самгина и встал почти рядом с ним, сказав не очень сильным голосом...
Горбоносый казацкий
офицер, поставив коня своего боком к фронту и наклонясь, слушал большого,
толстого полицейского пристава; пристав поднимал к нему руки в белых перчатках, потом, обернувшись к толпе лицом, закричал и гневно и умоляюще...
Первым втиснулся в дверь
толстый вахмистр с портфелем под мышкой, с седой, коротко подстриженной бородой, он отодвинул Клима в сторону, к вешалке для платья, и освободил путь чернобородому
офицеру в темных очках, а
офицер спросил ленивым голосом...
Самгин видел, как под напором зрителей пошатывается стена городовых, он уже хотел выбраться из толпы, идти назад, но в этот момент его потащило вперед, и он очутился на площади, лицом к лицу с полицейским
офицером,
офицер был
толстый, скреплен ремнями, как чемодан, а лицом очень похож на редактора газеты «Наш край».
К перрону подошла еще группа пассажиров; впереди, прихрамывая, шагал
офицер, — в походной форме он стал еще
толще и круглее.
Когда подводы все наполнились мешками, и на мешки сели те, которым это было разрешено, конвойный
офицер снял фуражку, вытер платком лоб, лысину и красную
толстую шею и перекрестился.
Обсушившись на постоялом дворе, содержавшемся пожилой
толстой, с необычайной толщины белой шеей женщиной, вдовой, Нехлюдов в чистой горнице, украшенной большим количеством икон и картин, напился чаю и поспешил на этапный двор к
офицеру просить разрешения свидания.
Против этой влюбленной парочки помещались трое пассажиров: отставной генерал, сухонький, опрятный старичок, нафиксатуаренный, с начесанными наперед височками;
толстый помещик, снявший свой крахмальный воротник и все-таки задыхавшийся от жары и поминутно вытиравший мокрое лицо мокрым платком, и молодой пехотный
офицер.
— Ванька! — крикнула с другого конца
толстая Катька, — покажи молодым
офицерам молнию, а то, гляди, только даром деньги берешь, дармоед верблюжий!
— Вот именно — до свиданья! — усмехаясь, повторил
офицер. Весовщиков тяжело сопел. Его
толстая шея налилась кровью, глаза сверкали жесткой злобой. Хохол блестел улыбками, кивал головой и что-то говорил матери, она крестила его и тоже говорила...
— Боялся, что ударит
офицер! Он — чернобородый,
толстый, пальцы у него в шерсти, а на носу — черные очки, точно — безглазый. Кричал, топал ногами! В тюрьме сгною, говорит! А меня никогда не били, ни отец, ни мать, я — один сын, они меня любили.
Прибежала Шлейферша,
толстая дама с засаленными грудями, с жестким выражением глаз, окруженных темными мешками, без ресниц. Она кидалась то к одному, то к другому
офицеру, трогала их за рукава и за пуговицы и кричала плачевно...
Через несколько минут Калинович увидел, что она ходила по зале под руку с одутловатым,
толстым гусарским
офицером, что-то много ему говорила, по временам улыбалась и кидала лукавые взгляды. На все это тот отвечал ей самодовольной улыбкой.
Ее постоянно окружали
офицеры дивизии, стоявшей в городе, по вечерам у нее играли на пианино и скрипке, на гитарах, танцевали и пели. Чаще других около нее вертелся на коротеньких ножках майор Олесов,
толстый, краснорожий, седой и сальный, точно машинист с парохода. Он хорошо играл на гитаре и вел себя, как покорный, преданный слуга дамы.
Конвой, состоящий из полуроты пехотных солдат, шел позади, а сбоку ехал на казацкой лошади начальник их,
толстый, лет сорока
офицер, в форменном армейском сюртуке; рядом с ним ехали двое русских
офицеров: один раненный в руку, в плаще и уланской шапке; другой в гусарском мундире, фуражке и с обвязанной щекою.
Против Зарецкого и Рославлева, между худощавым стариком и
толстым господином, поместился присмиревший Степан Кондратьевич; прочие гости расселись также рядом, один подле другого, выключая
офицера: он сел поодаль от других на конце стола, за которым оставалось еще много порожних мест.
— Говорил, убегут, вот и убежали! Надо же было целую ночь… эх! — страдальчески горячился пристав, наступая на
толстого, равнодушно разводящего руками
офицера. — Выволоките их сюда!
Кроме семейства г. Ратча, провожавших гроб было всего пять человек: отставной, очень поношенный
офицер путей сообщения с полинялою лентой Станислава на шее, едва ли не взятый напрокат; помощник квартального надзирателя, крошечный человек, с смиренным лицом и жадными глазами; какой-то старичок в камлотовом капоте; чрезвычайно
толстый рыбный торговец в купеческой синей чуйке и с запахом своего товара, — и я.
Молодая женщина в утреннем атласном капоте и блондовом чепце сидела небрежно на диване; возле нее на креслах в мундирном фраке сидел какой-то
толстый, лысый господин с огромными глазами, налитыми кровью, и бесконечно широкой улыбкой; у окна стоял другой в сертуке, довольно сухощавый, с волосами, обстриженными под гребенку, с обвислыми щеками и довольно неблагородным выражением лица, он просматривал газеты и даже не обернулся, когда взошел молодой
офицер.
В гауптвахте, низеньком каменном здании с
толстыми белыми колоннами, дежурил
офицер и солдаты специальной горной команды.
В конце первого взвода стоит отдельная нара унтер-офицера Евдокима Ивановича Ноги, ближайшего начальника Меркулова. Евдоким Иванович большой франт, бабник, говорун и человек зажиточный. Его нара поверх сенника покрыта
толстым ватным одеялом, сшитым из множества разноцветных квадратиков и треугольников; в головах к деревянной спинке прилеплено хлебом маленькое, круглое, треснутое посредине зеркальце в жестяной оправе.
Действительно, скоро вошли в нумер: гарнизонный
офицер, всегда сопутствовавший Лухнову; купец какой-то из греков с огромным горбатым носом коричневого цвета и впалыми черными глазами;
толстый, пухлый помещик, винокуренный заводчик, игравший по целым ночам всегда семпелями по полтиннику. Всем хотелось начать игру поскорее; но главные игроки ничего не говорили об этом предмете, особенно Лухнов чрезвычайно спокойно рассказывал о мошенничестве в Москве.
— Fi, le gros jaloux! [Фи,
толстый ревнивец! (фр.).] — пролепетала мамзель Жюли, для которой пехотный
офицер, по-видимому, не был чужим человеком.
Остальные были все военные того же полка и два штаб-офицера: полковник и довольно
толстый майор.
Вышел генерал и встряхнулся, за ним полковник, поправляя руками султан на своей шляпе. Потом соскочил с дрожек
толстый майор, держа под мышкою саблю. Потом выпрыгнули из бонвояжа тоненькие подпоручики с сидевшим на руках прапорщиком, наконец сошли с седел рисовавшиеся на лошадях
офицеры.
Старший
офицер дал согласие. Тотчас же были вынесены брандспойты, и
толстые струи воды пущены в китайские шампуньки.
Ашанин вошел прямо в большую бильярдную, где двое
офицеров играли в карамболяж, а другие «делали» свою полуденную сиесту в больших плетеных креслах. Он так был поражен непривлекательным видом этой гостиницы, что хотел, было, снова сделаться жертвой 40-градусной жары и идти искать другого пристанища, как дремавший в бильярдной хозяин,
толстый француз, остановил Володю словами...
Теснятся тут и разряженные в пух и прах губернские щеголихи, и дородные купцы с золотыми медалями на шее, и глубокомысленные земские деятели с
толстыми супругами под руку, и вертлявые, тоненькие молодые чиновники судебного ведомства, и гордо посматривающие вкруг себя пехотные
офицеры.
Борьба и связанные с нею опасности высоко поднимают для
Толстого темп жизни, делают жизнь еще более яркой, глубокой и радостной. Начинается бой. «Началось! Вот оно! Страшно и весело! — говорило лицо каждого солдата и
офицера».
Он был страшен. Его лицо все залилось багровой краской, покраснел даже кончик носа, подбородок и
толстая, короткая апоплексическая шея. Казалось, что он вот-вот задохнется сейчас.
Офицеры, окружавшие его, тоже с не меньшим негодованием смотрели на Игоря.
Что-то все больше распадалось. Рушились преграды, которые, казалось, были крепче стали.
Толстый генерал, вышедши из коляски, сердито кричал на поручика. Поручик возражал. Спор разгорался. Вокруг стояла кучка
офицеров. Я подъехал. Поручик, бледный и взволнованный, задыхаясь, говорил...
Толстый немецкий
офицер, уча рекрут, находит на толпу солдат и, разгоняя их палкой, кричит...
Лидия с
офицером сели около Антонины Сергеевны. Лили отошла в сторонку, сделав продолжительно церемонный поклон с приседанием. Ее тетка продолжала разговор с
офицером. Он держался, как в доме родственников: не спросил позволения у хозяйки закурить
толстую папиросу в пенковой трубке и заговорил сиплым баском.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай.
Офицеры не без удивления смотрели на.
толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
Выехав с своею свитой — графом
Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7-го декабря из Петербурга, государь 11-го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к зàмку. У зàмка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных
офицеров, в полной парадной форме, и почетный караул Семеновского полка.
Полковник молча посмотрел на свитского
офицера, на
толстого штаб-офицера, на Жеркова и нахмурился.
Другой, красный,
толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему
офицером.
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский
офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским
офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал
толстый Несвицкий.
Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб-офицер, чрезвычайно
толстый, с добрым, улыбающимся красивым лицом и влажными глазами.
Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми до-нельзя
толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные
офицеры, но каждый солдат, — с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенною аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, — все чувствовали, что совершается что-то нешуточное, значительное и торжественное.
— Слышите, madame Chevalier? — закричал
толстый казацкий
офицер, который много был должен в заведенье и любил беседовать с хозяином.
В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский
офицер, пятнадцатилетняя девочка и
толстый румяный мальчик в детской курточке.
— Не знаю, позволят ли, — слабым голосом сказал
офицер. — Вот начальник… спросите, — и он указал на
толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.