Неточные совпадения
Картасов,
толстый, плешивый
господин, беспрестанно оглядываясь на Анну, старался успокоить жену.
Вот этот доволен собой, — подумала она о
толстом, румяном
господине, проехавшем навстречу, принявшем ее зa знакомую и приподнявшем лоснящуюся шляпу над лысою лоснящеюся головой и потом убедившемся, что он ошибся.
Наконец
толстый, послуживши Богу и государю, заслуживши всеобщее уважение, оставляет службу, перебирается и делается помещиком, славным русским
барином, хлебосолом, и живет, и хорошо живет.
Нельзя сказать наверно, точно ли пробудилось в нашем герое чувство любви, — даже сомнительно, чтобы
господа такого рода, то есть не так чтобы
толстые, однако ж и не то чтобы тонкие, способны были к любви; но при всем том здесь было что-то такое странное, что-то в таком роде, чего он сам не мог себе объяснить: ему показалось, как сам он потом сознавался, что весь бал, со всем своим говором и шумом, стал на несколько минут как будто где-то вдали; скрыпки и трубы нарезывали где-то за горами, и все подернулось туманом, похожим на небрежно замалеванное поле на картине.
—
Господа. Его сиятельс… — старик не договорил слова, оно окончилось тихим удивленным свистом сквозь зубы. Хрипло, по-медвежьи рявкая, на двор вкатился грузовой автомобиль, за шофера сидел солдат с забинтованной шеей, в фуражке, сдвинутой на правое ухо, рядом с ним — студент, в автомобиле двое рабочих с винтовками в руках, штатский в шляпе, надвинутой на глаза, и
толстый, седобородый генерал и еще студент. На улице стало более шумно, даже прокричали ура, а в ограде — тише.
— Учу я,
господин, вполне согласно с наукой и сочинениями Льва
Толстого, ничего вредного в моем поучении не содержится. Все очень просто: мир этот, наш, весь — дело рук человеческих; руки наши — умные, а башки — глупые, от этого и горе жизни.
Он задумчиво стоял в церкви, смотрел на вибрацию воздуха от теплящихся свеч и на небольшую кучку провожатых: впереди всех стоял какой-то
толстый, высокий
господин, родственник, и равнодушно нюхал табак. Рядом с ним виднелось расплывшееся и раскрасневшееся от слез лицо тетки, там кучка детей и несколько убогих старух.
Толстый и прекрасно одетый
господин, вероятно архитектор, стоя у лесов, что-то указывая наверх, говорил почтительно слушающему владимирцу-рядчику. Из ворот мимо архитектора с рядчиком выезжали пустые и въезжали нагруженные подводы.
— А вот что-то наши мужички теперь скажут? — проговорил один нахмуренный,
толстый и рябой
господин, подгородный помещик, подходя к одной группе разговаривавших
господ.
— Какое болен! Поперек себя
толще, и лицо такое, Бог с ним, окладистое, даром что молод… А впрочем,
Господь ведает! (И Овсяников глубоко вздохнул.)
— А кому начать? — спросил он слегка изменившимся голосом у Дикого-Барина, который все продолжал стоять неподвижно посередине комнаты, широко расставив
толстые ноги и почти по локоть засунув могучие руки в карманы шаровар.
Исправник, высокий и
толстый мужчина лет пятидесяти с красным лицом и в усах, увидя приближающегося Дубровского, крякнул и произнес охриплым голосом: «Итак, я вам повторяю то, что уже сказал: по решению уездного суда отныне принадлежите вы Кирилу Петровичу Троекурову, коего лицо представляет здесь
господин Шабашкин.
На сей раз он привел меня в большой кабинет; там, за огромным столом, на больших покойных креслах сидел
толстый, высокий румяный
господин — из тех, которым всегда бывает жарко, с белыми, откормленными, но рыхлыми мясами, с
толстыми, но тщательно выхоленными руками, с шейным платком, сведенным на минимум, с бесцветными глазами, с жовиальным [Здесь: благодушным (от фр. jovial).] выражением, которое обыкновенно принадлежит людям, совершенно потонувшим в любви к своему благосостоянию и которые могут подняться холодно и без больших усилий до чрезвычайных злодейств.
Нахватают, напросят, накрадут всякой всячины, да и выпускают книжечки не
толще букваря каждый месяц или неделю, — один из этих
господ и выманил у Фомы Григорьевича эту самую историю, а он вовсе и позабыл о ней.
Это был
господин лет тридцати, не малого роста, плечистый, с огромною, курчавою, рыжеватою головой. Лицо у него было мясистое и румяное, губы
толстые; нос широкий и сплюснутый, глаза маленькие, заплывшие и насмешливые, как будто беспрерывно подмигивающие. В целом все это представлялось довольно нахально. Одет он был грязновато.
Какой-то в полувоенном пальто; какой-то маленький и чрезвычайно
толстый человек, беспрестанно смеявшийся; какой-то огромный, вершков двенадцати,
господин, тоже необычайно
толстый, чрезвычайно мрачный и молчаливый и, очевидно, сильно надеявшийся на свои кулаки.
Один из этих
господ был
толстый серый человек с маленьким носом и плутовскими, предательскими глазками; лицо его было бледно, а голова покрыта желто-серыми клочьями.
Следом за мальчиком выбежало еще шесть человек: две женщины в фартуках; старый
толстый лакей во фраке, без усов и без бороды, но с длинными седыми бакенбардами; сухопарая, рыжая, красноносая девица в синем клетчатом платье; молодая, болезненного вида, но очень красивая дама в кружевном голубом капоте и, наконец,
толстый лысый
господин в чесунчевой паре и в золотых очках.
— Василий Иваныч приехали, — доложил Ларивон, и вслед за тем ввалилась в кабинет
толстая и неуклюжая фигура какого-то
господина, облеченного в серое пальто.
— Ваш губернатор,
господа, вообще странный человек; но в деле князя он поступал решительно как сумасшедший! — сказал он по крайней мере при сотне лиц, которые в ответ ему двусмысленно улыбнулись, но ничего не возразили, и один только
толстый магистр, сидевший совершенно у другого столика, прислушавшись к словам молодого человека, довольно дерзко обратился к нему и спросил...
Толстый кучер советника питейного отделения, по правам своего
барина, выпив даром в ближайшем кабаке водки, спал на пролетке. Худощавая лошадь директора гимназии, скромно питаемая пансионским овсом, вдруг почему-то вздумала молодцевато порыть землю ногою и тем ужасно рассмешила длинновязого дуралея, асессорского кучера.
Частный пристав,
толстый и по виду очень шустрый человек, знал, разумеется, Тулузова в лицо, и, когда тот вошел, он догадался, зачем собственно этот
господин прибыл, но все-таки принял сего просителя с полным уважением и предложил ему стул около служебного стола своего, покрытого измаранным красным сукном, и вообще в камере все выглядывало как-то грязновато: стоявшее на столе зерцало было без всяких следов позолоты; лежавшие на окнах законы не имели надлежащих переплетов; стены все являлись заплеванными; даже от самого вицмундира частного пристава сильно пахнуло скипидаром, посредством которого сей мундир каждодневно обновлялся несколько.
— Больше тебя, вислоухого, понимаю, — перебила расходившаяся вконец Аграфена Васильевна. — И я вот при этом
барине тебе говорю, — продолжала она, указывая своей
толстой рукой на Калмыка, — что если ты станешь еще вожжаться с ним, так я заберу всех моих ребятишек и убегу с ними в какой-нибудь табор… Будьте вы прокляты все, картежники! Всех бы я вас своими руками передушила…
Было половина десятого, когда в тумане двадцатиградусного мороза
толстый, бородатый кучер Чернышева, в лазоревой бархатной шапке с острыми концами, сидя на козлах маленьких саней, таких же, как те, в которых катался Николай Павлович, подкатил к малому подъезду Зимнего дворца и дружески кивнул своему приятелю, кучеру князя Долгорукого, который, ссадив
барина, уже давно стоял у дворцового подъезда, подложив под
толстый ваточный зад вожжи и потирая озябшие руки.
Лучше и не пробуйте,
господа, потому что Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Гончаров, Достоевский, Лев
Толстой все сказали, не оставив вам даже объедков.
Целую ночь я однако ж продумал, лежа в постели: что это за люди и что за странный позыв у них к самой беспричинной и самой беззаветной откровенности? Думал, решал и ничего не решил; а наутро только что сел было за свою записку, как вдруг является совсем незнакомый
господин, среднего роста, белый, белобрысый, с
толстыми, бледными, одутловатыми щеками, большими выпуклыми голубыми глазами и розовыми губками сердечком.
Однажды он сидел в гостях у знакомого золотопромышленника, где набралось всякого народа; тут же сидел какой-то
господин в золотых очках и с
толстой золотой цепочкой у часов.
Гордей Евстратыч сел в мягкое пастушье седло и, перекрестившись, выехал за ворота. Утро было светлое; в воздухе чувствовалась осенняя крепкая свежесть, которая заставляет
барина застегиваться на все пуговицы, а мужика — туже подпоясываться. Гордей Евстратыч поверх
толстого драпового пальто надел татарский азям, перехваченный гарусной опояской, и теперь сидел в седле молодцом. Выглянувшая в окно Нюша невольно полюбовалась, как тятенька ехал по улице.
Он представлял совершеннейший тип тех приземистых, но дюжесплоченных парней с румянцем во всю щеку, вьющимися белокурыми волосами, белой короткой шеей и широкими, могучими руками, один вид которых мысленно переносит всегда к нашим столичным щеголям и возбуждает по поводу их невольный вопрос: «Чем только живы эти
господа?» Парень этот, которому, мимоходом сказать, не стоило бы малейшего труда заткнуть за пояс десяток таких щеголей, был, однако ж, вида смирного, хотя и веселого; подле него лежало несколько кусков
толстой березовой коры, из которой вырубал он топором круглые, полновесные поплавки для невода.
Пройдя несколько дворов, Нехлюдов, при повороте в переулок, встретился с своим приказчиком, Яковом Алпатычем, который, издалека увидев
барина, снял клеёнчатую фуражку и, достав фуляровый платок, стал обтирать
толстое, красное лицо.
Оставшись один, Хлопонин расстегивает свой долгополый сюртук, вынимает
толстый бумажник, хлопает по нему ладонью и самодовольно бросает вслед оскорбленному
барину...
Я поехал на Знаменскую. Швейцар сказал мне, что
господин Красновский еще не вернулись, и я отправился на третий этаж. Мне отворил дверь высокий,
толстый, бурый лакей с черными бакенами и сонно, вяло и грубо, как только лакей может разговаривать с лакеем, спросил меня, что мне нужно. Не успел я ответить, как в переднюю из залы быстро вошла дама в черном платье. Она прищурила на меня глаза.
Нет! они гордятся сими драгоценными развалинами; они глядят на них с тем же почтением, с тою же любовию, с какою добрые дети смотрят на заросший травою могильный памятник своих родителей; а мы…» Тут
господин антикварий, вероятно бы, замолчал, не находя слов для выражения своего душевного негодования; а мы, вместо ответа, пропели бы ему забавные куплеты насчет русской старины и, посматривая на какой-нибудь прелестный домик с цельными стеклами, построенный на самом том месте, где некогда стояли неуклюжие терема и
толстые стены с зубцами, заговорили бы в один голос: «Как это мило!..
— Да что ты, Мильсан, веришь русским? — вскричал молодой кавалерист, — ведь теперь за них мороз не станет драться; а бедные немцы так привыкли от нас бегать, что им в голову не придет порядком схватиться — и с кем же?.. с самим императором! Русские нарочно выдумали это известие, чтоб мы скорей сдались, Ils sont malins ces barbares! [Они хитры, эти варвары! (франц.)] Не правда ли,
господин Папилью? — продолжал он, относясь к
толстому офицеру. — Вы часто бываете у Раппа и должны знать лучше нашего…
В самом деле, чрез полчаса я сидел в санях, двое слуг светили мне на крыльце, а
толстой эконом объявил с низким поклоном, будто бы
господин его до того огорчился моим внезапным отъездом, что не в силах встать с постели и должен отказать себе в удовольствии проводить меня за ворота своего дома; но надеется, однако ж, что я на возвратном пути… Я не дал договорить этому бездельнику.
Господин Шмит, отец девушки,
толстый немец, с головой, суживающейся кверху, и с оттопыренными ушами, как у дочери, наливал какому-то студенту суп с таким снисходительно-величавым видом, как будто оказывал этим благодеяние на всю жизнь.
В доме у него было около двадцати комнат, которые Бегушев занимал один-одинехонек с своими пятью лакеями и
толстым поваром Семеном — великим мастером своего дела, которого переманивали к себе все клубы и не могли переманить: очень Семену покойно и прибыльно было жить у своего
господина. Убранство в доме Бегушева, хоть и очень богатое, было все старое: более десяти лет он не покупал ни одной вещички из предметов роскоши, уверяя, что на нынешних рынках даже бронзы порядочной нет, а все это крашеная медь.
Вино и брага приметно распоряжали их словами и мыслями; они приметно позволяли себе больше вольностей, чем обыкновенно, и женщины были приметно снисходительней; но оставим буйную молодежь и послушаем об чем говорили воинственные пришельцы с седобородыми старшинами? — отгадать не трудно!.. они требовали выдачи
господ; а крестьяне утверждали и клялись, что
господа скрылись, бежали; увы! к несчастию казаки были об них слишком хорошего мнения! они не хотели даже слышать этого, и урядник уже поднимал свою
толстую плеть над головою старосты, и его товарищи уж произносили слово пытка; между тем некоторые из них отправились на барский двор и вскоре возвратились, таща приказчика на аркане.
Отдаленная от больших улиц кофейная, куда вошли оба
господина Голядкина, была в эту минуту совершенно пуста. Довольно
толстая немка появилась у прилавка, едва только заслышался звон колокольчика.
Господин Голядкин и недостойный неприятель его прошли во вторую комнату, где одутловатый и остриженный под гребенку мальчишка возился с вязанкою щепок около печки, силясь возобновить в ней погасавший огонь. По требованию
господина Голядкина-младшего подан был шоколад.
Между тем
господин Голядкин-младший, захватив из кареты
толстый зеленый портфель и еще какие-то бумаги, приказав, наконец, что-то кучеру, отворил дверь, почти толкнув ею
господина Голядкина-старшего, и, нарочно не заметив его и, следовательно, действуя таким образом ему в пику, пустился скоробежкой вверх по департаментской лестнице.
Дело объяснилось следующим образом: двенадцатилетняя крестьянская девочка ушла тихонько с фабрики ранее срока и побежала с бураком за черемухой, которая росла по речке; она взлезла за ягодами на дерево и, увидев
барина с ружьем, испугалась, села на
толстый сучок и так плотно прижалась к стволу высокой черемухи, что даже витютины ее не заметили и сели на ольху, которая росла почти рядом с черемухой, несколько впереди.
— Вот тебе и ярманка, — сказал
толстый мельник, выставляя свои сапоги под желоб. — Ишь какое
господь посылает ненастье… Хорошо еще, что я не поторопился: того и гляди, муку бы вымочил…
Вышла из кухни кухарка, голоногая,
толстая, тоже похожая на свинью, и сказала, что
барин отдыхает после обеда.
Молодая женщина в утреннем атласном капоте и блондовом чепце сидела небрежно на диване; возле нее на креслах в мундирном фраке сидел какой-то
толстый, лысый
господин с огромными глазами, налитыми кровью, и бесконечно широкой улыбкой; у окна стоял другой в сертуке, довольно сухощавый, с волосами, обстриженными под гребенку, с обвислыми щеками и довольно неблагородным выражением лица, он просматривал газеты и даже не обернулся, когда взошел молодой офицер.
— Что вы проклаждаетесь? — торопливо говорила она, как-то особенно шлёпая
толстыми губами. — Холера-то ведь на дворе у нас… Посетил
господь!
Прочие слушатели были: молодая девица, чрезвычайно мило причесанная, — она слушала очень внимательно; помещавшийся невдалеке от нее
толстый и плешивый мужчина, который тоже старался слушать, хоть и зевал по временам; наконец, четвертый — это был очень приятный и очень искренний слушатель; с самою одобрительною улыбкою он внимал то Аполлосу Михайлычу, то косому
господину, смотря по тому, кто из них говорил.
Владимир Иваныч; входит Мямлин, плешивый
господин, с женской почти физиономией и с необыкновенно
толстым задом, и генерал-майор Варнуха, худенький, мозглый малороссиянин, с длиннейшими усами, с неглупым, но совершенно необразованным выражением в лице.
Входит Дарьялов во фраке, в белом галстуке, белых перчатках, но по-прежнему чем-то раздосадованный и озабоченный. За ним идет Прихвоснев, лопоухий
господин, с огромными ноздрями, в пестром платье, с золотой
толстой цепочкой, с перстнями, кольцами.
Барки поплыли своим путем, а купец, время не тратя, с
барином подвел окончательные счеты по-божьему, взял бумаги и полетел своим путем в Питер и прямо на Аглицкую набережную к
толстому англичанину, которому раньше запродажу совершил по тому дивному образцу, который на выставке был.
Почтенная экономка,
толстая, добродушная Олимпиада Савична, говорила, что и взаправду
барин ей наказывал распорядиться о тапере, если не приедет музыка, и что она об этом тогда же сказала камердинеру Луке.