Неточные совпадения
Вдруг, в стороне, из глубины пустого сарая раздается нечеловеческий
вопль, заставляющий даже эту совсем обеспамятевшую
толпу перекреститься и вскрикнуть:"Спаси, Господи!"Весь или почти весь народ устремляется по направлению этого крика.
На этот призыв выходит из
толпы парень и с разбега бросается в пламя. Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок на нем затлелись, в руках ничего нет. Слышится
вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" — потом следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка с испуга убежала на огород…
Мужчины и женщины, дети впопыхах мчались к берегу, кто в чем был; жители перекликались со двора в двор, наскакивали друг на друга,
вопили и падали; скоро у воды образовалась
толпа, и в эту
толпу стремительно вбежала Ассоль.
И, накинув на голову тот самый зеленый драдедамовый платок, о котором упоминал в своем рассказе покойный Мармеладов, Катерина Ивановна протеснилась сквозь беспорядочную и пьяную
толпу жильцов, все еще толпившихся в комнате, и с
воплем и со слезами выбежала на улицу — с неопределенною целью где-то сейчас, немедленно и во что бы то ни стало найти справедливость.
Случилось так, что Коля и Леня, напуганные до последней степени уличною
толпой и выходками помешанной матери, увидев, наконец, солдата, который хотел их взять и куда-то вести, вдруг, как бы сговорившись, схватили друг друга за ручки и бросились бежать. С
воплем и плачем кинулась бедная Катерина Ивановна догонять их. Безобразно и жалко было смотреть на нее, бегущую, плачущую, задыхающуюся. Соня и Полечка бросились вслед за нею.
Впереди
толпы шагали, подняв в небо счастливо сияющие лица, знакомые фигуры депутатов Думы, люди в мундирах, расшитых золотом, красноногие генералы, длинноволосые попы, студенты в белых кителях с золочеными пуговицами, студенты в мундирах, нарядные женщины, подпрыгивали, точно резиновые, какие-то толстяки и, рядом с ними, бедно одетые, качались старые люди с палочками в руках, женщины в пестрых платочках, многие из них крестились и большинство шагало открыв рты, глядя куда-то через головы передних, наполняя воздух
воплями и воем.
Староста обратился к
толпе, спрашивая, кто говорил? но все молчали; вскоре в задних рядах поднялся ропот, стал усиливаться и в одну минуту превратился в ужаснейшие
вопли. Исправник понизил голос и хотел было их уговаривать. «Да что на него смотреть, — закричали дворовые, — ребята! долой их!» — и вся
толпа двинулась. Шабашкин и другие члены поспешно бросились в сени и заперли за собою дверь.
На меня этот
вопль, соединивший всю
толпу в одном порыве, широком, как море, произвел прямо потрясающее впечатление. Мне казалось, что меня подхватило что-то и несет в вышине, баюкая и навевая странные видения…
Но это уже была не просьба о милостыне и не жалкий
вопль, заглушаемый шумом улицы. В ней было все то, что было и прежде, когда под ее влиянием лицо Петра искажалось и он бежал от фортепиано, не в силах бороться с ее разъедающей болью. Теперь он одолел ее в своей душе и побеждал души этой
толпы глубиной и ужасом жизненной правды… Это была тьма на фоне яркого света, напоминание о горе среди полноты счастливой жизни…
В одной
толпе старуха лет пятидесяти, держа за голову двадцатилетнего парня,
вопила: — Любезное мое дитетко, на кого ты меня покидаешь?
Не успела Глафира успокоиться, как застонал кто-то у могилки Пахомия постника, и вся
толпа вздрогнула от истерического плача, причитаний и неистовых
воплей.
В эту самую минуту на улице послышался шум. Я поспешил в следственную комнату и подошел к окну. Перед станционным домом медленно подвигалась процессия с зажженными фонарями (было уже около 10 часов); целая
толпа народа сопровождала ее. Тут слышались и
вопли старух, и просто вздохи, и даже ругательства; изредка только раздавался в воздухе сиплый и нахальный смех, от которого подирал по коже мороз. Впереди всех приплясывая шел Михеич и горланил песню.
Дамы высшего круга, забыв приличие, высунулись из лож — и так прошло все явление довольно тихо; но когда привели детей, Эйлалия кинулась в объятия мужа с каким-то потрясающим душу
воплем, так что вздрогнула вся
толпа; с сестрой управляющего палатой государственных имуществ сделалось дурно.
— Поджог! Шпигулинские! —
вопили в
толпе.
Лиза, прорывавшаяся сквозь
толпу, не видя и не замечая ничего кругом себя, словно горячечная, словно убежавшая из больницы, разумеется, слишком скоро обратила на себя внимание: громко заговорили и вдруг
завопили.
Из
толпы, стоявшей вокруг, слышались
вопли жен, матерей, детей, родных истязуемого и всех тех, которые были отобраны для наказания.
Михельсон, послав уведомить о том губернатора, встретил пушечными выстрелами
толпу, кинувшуюся на него с
воплем и визгом, и принудил ее отступить.
— Да, да!.. это точно было наяву, — продолжала она с ужасною улыбкою, — точно!.. Мое дитя при мне, на моих коленях умирало с голода! Кажется… да, вдруг закричали: «Русской офицер!» «Русской! — подумала я, — о! верно, он накормит моего сына», — и бросилась вместе с другими к валу, по которому он ехал. Не понимаю сама, как могла я пробиться сквозь
толпу, влезть на вал и упасть к ногам офицера, который, не слушая моих
воплей, поскакал далее…
Но Зарецкой, не слушая ни
воплей, ни проклятий, прорвался, как бешеный, сквозь
толпу и, выскакав на противуположный берег реки, пустился шибкой рысью вдоль Полянки.
Бегушев справедливо полагал, что Домна Осиповна вовсе не была очень огорчена смертью мужа, но что она только была напугана и истерзана последующими сценами: привозом трупа, криками и
воплями Агаши, гробовщиками, целою
толпой набежавшими на двор, процедурой похорон; когда же все это кончилось, она заметно успокоилась.
Отец брал меня с собою, и мы, в сопровождении
толпы всякого народа, обметывали тенетами лежащего на логове зайца почти со всех сторон; с противоположного края с криком и
воплями бросалась вся
толпа, испуганный заяц вскакивал и попадал в расставленные тенета, Я тоже бегал, шумел, кричал и горячился, разумеется, больше всех.
В то самое мгновение в
толпе раздался детский
вопль и слова: «Ой, мамка! Мамка, мамка!» В то же время из среды ребятишек выбежала рыженькая хромая девочка, уже знакомая читателю, и поскакала навстречу Фатимке, вертясь на одной ножке и пронзительно взвизгивая: «Горюшка! Горюшка!..»
Видно, что Щербатов был очень сильно взволнован зрелищем народного бедствия и в своей горячности забыл о том, что в это время, как справедливо замечает г. Щепкин, «правительство императрицы Екатерины, жадно следя за победоносным шагом армии, не имело времени вглядываться в народные нужды, прислушиваться к
воплю оголодавшей
толпы и тем менее заботиться о врачевании язв, нанесенных голодом народному организму» («Московские ведомости», № 154).
Одни робкие
толпы беглецов являлись на путях Новаграда; не стук оружия, а
вопль малодушного отчаяния был вестником их приближения; они требовали не стрел и мечей, а хлеба и крова!..
Спускается к морю и уходит во мрак — искать свою лодку. Плачет ребенок. Испуганно баюкает его нищая мать, но плач не смолкает. Тогда нищая пронзительно
вопит, поднимая ребенка над
толпой.
Поднимает руку, указывая на Короля.
Толпа разрывает воздух
воплем. В эту минуту рядом с черной фигурой появляется Дочь Зодчего. Она стоит молча и неподвижно смотрит на
толпу.
Вся площадь оглашается
воплями. Женщины, друзья и клиенты шныряют в
толпе.
Первому же из них открыла юная Мафальда свои страстные объятия и упоила его блаженством сладостных поцелуев и страстных ласк. Отдала она его желаниям свое прекрасное тело, простертое здесь же, на улице, на поспешно разостланном широком плаще ее любовника. И пред очами вожделеющей
толпы юношей, испускающих
вопли страсти и ревности, быстро насладились они горячими ласками.
Разнеслась по городу быстрокрылая молва о неистовой Мафальде, которая лежит обнаженная на перекрестке улиц и предает свое прекрасное тело ласканиям юношей. И пришли на перекресток мужи и жены, старцы и почтенные госпожи и дети и широким кругом обступили тесно сплотившуюся
толпу неистовых. И подняли громкий крик, укоряли бесстыдных и повелевали им разойтись, угрожая всею силою родительской власти, и гневом Божиим, и строгою карою от городских властей. Но только
воплями распаленной страсти отвечали им юноши.
И рота солдат — ружья на руку, штыками вперед — бросилась на
толпу матрикулистов. С другой стороны в нее врезались конные жандармы. Поднялся неистовый крик. Студентские палки и несколько солдатских прикладов поднялись в воздух. Среди крика, шума и свалки послышались удары и отчаянные
вопли.
— Войско! Сброд всякий! Сволочь полицейская! Гнать их отсюда! Вон! долой! — снова поднялись яростные крики и
вопли, и
толпа вторично готова была ринуться на войско, как вдруг раздался резкий звук сигнального рожка.
— Мажь ему рожу! Мажь эфтим самым суставом! —
вопит толпа.
Толпа вскинула взгляды на молодецкую фигуру Полоярова, затем перевела их на жиденькие фигурки аристократиков, и несколько десятков голосов
завопили: «Вон! вон отсюда!» И аристократики удалились, впрочем, не без старания изобразить на лицах презрительную выдержку собственного достоинства.
Толпа этого народа несколько раз собиралась у станций Царскосельской железной дороги и ждала государя, а когда государь выходил на крыльцо, она становилась на колени и кричала «ура!»,
вопя в то же время о хлебе и защите.
— Батюшко! не серчай! —
завопили к нему голоса из
толпы. — А дай ты нам волю настоящую, которая за золотою строчкою писана! А то, что читано, мы не разумеем… Опять же от барщины ослобони нас!
— Грабят Богородицу! —
вопила толпа.
Шум, ропот, визг,
вопли убиваемых, заздравные окрики, гик, смех и стон умирающих — все слилось вместе в одну страшную какофонию. Ничком и навзничь лежавшие тела убитых, поднятые булавы и секиры на новые жертвы,
толпа обезумевших палачей, мчавшихся: кто без шапки, кто нараспашку с засученными рукавами, обрызганными кровью руками, которая капала с них, — все это представляло поразительную картину.
Внутри тела мелко и часто трепетала невидная снаружи дрожь, воздух выходил из ноздрей прерывистою струею. И Резцов глубже засовывал руки в мех рукавов. Ползли предательские шорохи, их осторожно душила живая, подстерегающая тишина. Вот сейчас эта тишина вздрогнет, разверзнется, и с ярым
воплем из нее ринутся на люнет темные
толпы. Что тогда делать?
Было смятение, и шум, и
вопли, и крики смертельного испуга. В паническом страхе люди бросились к дверям и превратились в стадо: они цеплялись друг за друга, угрожали оскаленными зубами, душили и рычали. И выливались в дверь так медленно, как вода из опрокинутой бутылки. Остались только псаломщик, уронивший книгу, вдова с детьми и Иван Порфирыч. Последний минуту смотрел на попа — и сорвался с места, и врезался в хвост
толпы, исторгнув новые крики ужаса и гнева.
Что ж Людмила?.. Каменеет,
Меркнут очи, кровь хладеет,
Пала мертвая на прах.
Стон и
вопли в облаках;
Визг и скрежет под землею;
Вдруг усопшие
толпоюПотянулись из могил;
Тихий, страшный хор завыл:
«Смертных ропот безрассуден;
Царь всевышний правосуден;
Твой услышал стон творец;
Час твой бил, настал конец».
Что мне до того, что там где-то гремят витии, кипит жизнью шумная
толпа и крики победы и яростные
вопли побежденных поднимаются к небу, — когда вокруг меня спит самый воздух, и сам я кисну и буду киснуть в этой неподвижной духоте?