Неточные совпадения
Давно уж меру всякую
Как в гневе, так и в
радостиПоследыш
потерял...
Что ж? Тайну прелесть находила
И в самом ужасе она:
Так нас природа сотворила,
К противуречию склонна.
Настали святки. То-то
радость!
Гадает ветреная младость,
Которой ничего не жаль,
Перед которой жизни даль
Лежит светла, необозрима;
Гадает старость сквозь очки
У гробовой своей доски,
Всё
потеряв невозвратимо;
И всё равно: надежда им
Лжет детским лепетом своим.
Он просиял
радостью, а я огорчился тем, что надо сидеть и
терять время.
— «Отец святой, это не утешение! — восклицает отчаянный, — я был бы, напротив, в восторге всю жизнь каждый день оставаться с носом, только бы он был у меня на надлежащем месте!» — «Сын мой, — вздыхает патер, — всех благ нельзя требовать разом, и это уже ропот на Провидение, которое даже и тут не забыло вас; ибо если вы вопиете, как возопили сейчас, что с
радостью готовы бы всю жизнь оставаться с носом, то и тут уже косвенно исполнено желание ваше: ибо,
потеряв нос, вы тем самым все же как бы остались с носом…»
Вадим
потерял голову от
радости, бросился в первый трактир за съестными припасами, купил бутылку вина, фруктов и торжественно прискакал на извозчике домой.
Несколько мгновений с недоумением рассматривал он этот крестик — и вдруг слабо вскрикнул… Не то сожаление, не то
радость изобразили его черты. Подобное выражение являет лицо человека, когда ему приходится внезапно встретиться с другим человеком, которого он давно
потерял из виду, которого нежно любил когда-то и который неожиданно возникает теперь перед его взором, все тот же — и весь измененный годами.
Давно, я помню, в Москве всё ждут этого петербургского провала и всё еще не
теряют надежды, что эта благая
радость их совершится.
В таком городе мой миллион должен произвести громадное, потрясающее впечатление. Нынче люди так слабы, что даже при виде сторублевой кредитки
теряют нить своих поступков, — что же будет, когда они увидят… целый миллион в тумане! Поэтому будущее процесса сразу выяснилось предо мной во всех его подробностях, и я очень хорошо понял ту наглую
радость, которую ощутил Прокоп, когда ему объявили, что Срединному суждено положить начало торжеству его добродетели!
Ахов (сердито). Не вовремя, да и не к месту твои шутки. Аль ты от
радости разум
потеряла? Стар уж я шутить-то надо мной.
Радость была взаимная, потому что в школе мы были очень дружны, а после того
потеряли друг друга из вида, и, следовательно, ни он обо мне, ни я об нем не имели решительно никаких сведений…
— Болезнь, — продолжает Михайла, — это когда человек не чувствует себя, а знает только свою боль да ею и живёт! Но вы, как видно, себя не
потеряли: вот вы ищете
радостей жизни, — это доступно только здоровому.
Жаловаться на людей — не мог, не допускал себя до этого, то ли от гордости, то ли потому, что хоть и был я глуп человек, а фарисеем — не был. Встану на колени перед знамением Абалацкой богородицы, гляжу на лик её и на ручки, к небесам подъятые, — огонёк в лампаде моей мелькает, тихая тень гладит икону, а на сердце мне эта тень холодом ложится, и встаёт между мною и богом нечто невидимое, неощутимое, угнетая меня.
Потерял я
радость молитвы, опечалился и даже с Ольгой неладен стал.
Крутицкий. Кому счастье, Елеся. А нам нет счастья; бедному Кузиньке бедная и песенка.
Терять —
терял, а находить — не находил. Очень страшно —
потерять, очень! Я вот гривенничек-то засунул в жилетку, да и забыл; вдруг хватился, нет. Ну,
потерял… Задрожал весь, руки, ноги затряслись, — шарю, шарю, — карманов-то не найду. Ну,
потерял… одно в уме, что
потерял. Еще хуже это; чем бы искать, а тут тоска. Присел, поплакал, — успокоился немножко; стал опять искать, а он тут, ну и
радость.
— Сын их единородный, — начал старик с грустною, но внушительною важностью, — единая их утеха и
радость в жизни, паче всего тем, что, бывши еще в молодых и цветущих летах, а уже в больших чинах состояли, и службу свою продолжали больше в иностранных землях, где, надо полагать, лишившись тем временем супруги своей,
потеряли первоначально свой рассудок, а тут и жизнь свою кончили, оставивши на руках нашей старушки свою — дочь, а их внуку, но и той господь бог, по воле своей, не дал долгого веку.
Я иду к тебе с такою
радостью, с восторгом душевным, и вдруг всю
радость сердца, весь этот восторг я должен был открыть, барахтаясь поперек кровати,
теряя достоинство…
Воображает, что стоит ей только мизинцем шевельнуть — и земной шар рот разинет, человечество от
радости шапку
потеряет…
Что делать, когда всё нас оставляет: здоровье,
радость, привязанность, свежесть чувства, память, способность к труду, когда нам кажется, что солнце холодеет, а жизнь как будто
теряет все свои прелести?
Для людей, смотрящих на плотскую любовь как на удовольствие, рождение детей
потеряло свой смысл и, вместо того чтобы быть целью и оправданием супружеских отношений, стало помехой для приятного продолжения удовольствий, и потому и вне брака и в браке стало распространяться употребление средств, лишающих женщину возможности деторождения. Такие люди лишают себя не только той единственной
радости и искупления, которые даются детьми, но и человеческого достоинства и образа.
И тем не менее, религиозно утверждая свою личность, мы должны согласиться ею пожертвовать,
потерять свою душу, чтобы спасти ее от самости и непроницаемости, открыть ее
радости любви-смирения.
Пьяная
радость для страдающего — смотреть прочь от своего страдания и
терять себя.
Ужасы и скорби жизни
теряют свою безнадежную черноту под светом таинственной
радости, переполняющей творчески работающее тело беременной женщины. В темную осеннюю ночь брошенная Катюша смотрит с платформы станции на Нехлюдова, сидящего в вагоне первого класса. Поезд уходит.
Радость римских газет, узнавших, что Я не погиб при катастрофе и не
потерял ни ноги, ни миллиардов, равнялась
радости иерусалимских газет в день неожиданного воскресения Христа… впрочем, у тех было меньше основания радоваться, насколько Я помню историю.
Мучась тем, что я не могу полюбить ее более, чем умею, я чувствовал безмерную
радость, когда брал из рук почталиона и подавал ей в неделю раз письмо из Петербурга, надписанное по-русски, но высоко-немецким почерком: я по предчувствию и по наведению знал, что эти письма приходят от Филиппа Кольберга, — и мудрено было, чтобы я в этом ошибался, потому что при появлении каждого такого письма, приходившего с немецкою аккуратностию в воскресный день, раз в неделю, maman
теряла свою внешнюю спокойность — и, перечитывая написанное по нескольку раз, погружалась в тихое, но восторженное созерцание или воспоминание чего-то чудно-прекрасного и… была счастлива.
Но когда узнала совершенно, что я мать… не ведаю, что со мною делалось от
радости; счастие мое было так велико, что я не смела ему предаться и потом боялась его
потерять.
— Я совсем не хочу вас губить, — резко отвечала она. — Что мне за
радость, но я и не хочу
терять средства к жизни из-за какого-нибудь писаки. Делайтесь с ним как знаете, это не мое дело, но я требую, слышите, требую, чтобы вы меня обеспечили от всяких случайностей.
Знакомые, состоявшие большею частью из молодых людей, охотно ссужали время от времени радушную маменьку трех молоденьких дочек небольшими субсидиями, не желая
терять знакомства в доме, где они проводили очень весело время. По наружности это была среднего роста весьма почтенная старушка, с претензиями на аристократические манеры и тонкость обращения. Дети не приносили ей много
радостей.
Великое богатство, дозволявшее ему издерживать ежегодно свыше трех миллионов рублей, не в состоянии было доставить ему
радость, чтобы он хотя один день в покое оным наслаждался. Он не щадил великих сумм для удовлетворения страстям своим, и прежде нежели что-либо доходило к его употреблению, он
терял уже желание, побудившее его в первые мгновения сделать на то издержки.
Тот самый его дом, куда он, бывало, стремился с чувством
радости, все казалось ему уютным и комфортабельным, вдруг
потерял в его глазах свою прелесть.
Разумеется, на
радости, также по русскому обычаю, во всех концах города многие славили победу без памяти, то есть до того заглядывали в ковши и стопы, что
потеряли способность помнить что-либо.
— Зови, зови скорей! — заторопилась княжна,
потеряв от
радости всякое самообладание.
Христос, правда, упоминает, что тем, которые послушают его, предстоят гонения от тех, которые не послушают его; но он не говорит, чтобы ученики что-нибудь
потеряли от этого. Напротив, он говорит, что ученики его будут иметь здесь, в мире этом, больше
радостей, чем не ученики.
Апелляции на этот владычный суд не было, и все были довольны, как истинно «смиреннейший» первосвятитель стал вверху всех положений. «Недостойного» крещения хитреца привели в прием и забрили, а ребёнка отдали его отцу. Их счастьем и
радостью любоваться было некогда; забритый же наемщик, сколько мне помнится, после приема окрестился: он не захотел
потерять хорошей крестной матери и тех тридцати рублей, которые тогда давались каждому новокрещенцу-еврею…