Неточные совпадения
Темное небо уже кипело звездами, воздух был напоен сыроватым теплом, казалось, что
лес тает и растекается масляным паром. Ощутимо падала роса. В густой
темноте за рекою вспыхнул желтый огонек, быстро разгорелся в костер и осветил маленькую, белую фигурку человека. Мерный плеск воды нарушал безмолвие.
— А голубям — башки свернуть. Зажарить. Нет, — в самом деле, — угрюмо продолжал Безбедов. — До самоубийства дойти можно. Вы идете
лесом или — все равно — полем, ночь,
темнота, на земле, под ногами, какие-то шишки. Кругом — чертовщина: революции, экспроприации, виселицы, и… вообще — деваться некуда! Нужно, чтоб пред вами что-то светилось. Пусть даже и не светится, а просто: существует. Да — черт с ней — пусть и не существует, а выдумано, вот — чертей выдумали, а верят, что они есть.
Не наказывал Господь той стороны ни египетскими, ни простыми язвами. Никто из жителей не видал и не помнит никаких страшных небесных знамений, ни шаров огненных, ни внезапной
темноты; не водится там ядовитых гадов; саранча не залетает туда; нет ни львов рыкающих, ни тигров ревущих, ни даже медведей и волков, потому что нет
лесов. По полям и по деревне бродят только в обилии коровы жующие, овцы блеющие и куры кудахтающие.
А то вдруг явятся знамения небесные, огненные столпы да шары; а там, над свежей могилой, вспыхнет огонек, или в
лесу кто-то прогуливается, будто с фонарем, да страшно хохочет и сверкает глазами в
темноте.
Райский вздрогнул и, взволнованный, грустный, воротился домой от проклятого места. А между тем эта дичь
леса манила его к себе, в таинственную
темноту, к обрыву, с которого вид был хорош на Волгу и оба ее берега.
В одном месте кроется целый
лес в
темноте, а тут вдруг обольется ярко лучами солнца, как золотом, крутая окраина с садами. Не знаешь, на что смотреть, чем любоваться; бросаешь жадный взгляд всюду и не поспеваешь следить за этой игрой света, как в диораме.
Следующие два дня были дождливые, в особенности последний. Лежа на кане, я нежился под одеялом. Вечером перед сном тазы последний раз вынули жар из печей и положили его посредине фанзы в котел с золой. Ночью я проснулся от сильного шума. На дворе неистовствовала буря, дождь хлестал по окнам. Я совершенно забыл, где мы находимся; мне казалось, что я сплю в
лесу, около костра, под открытым небом. Сквозь
темноту я чуть-чуть увидел свет потухающих углей и испугался.
Начинался рассвет… Из
темноты стали выступать сопки, покрытые
лесом, Чертова скала и кусты, склонившиеся над рекой. Все предвещало пасмурную погоду… Но вдруг неожиданно на востоке, позади гор, появилась багровая заря, окрасившая в пурпур хмурое небо. В этом золотисто-розовом сиянии отчетливо стал виден каждый куст и каждый сучок на дереве. Я смотрел как очарованный на светлую игру лучей восходящего солнца.
Темнота застигала меня в дороге, и эти переходы в лунную ночь по
лесу оставили по себе неизгладимые воспоминания.
В
темноте ничего не было видно, слышно было только, как шумела вода в реке, шумел дождь и шумел ветер в
лесу.
Сумерки в
лесу всегда наступают рано. На западе сквозь густую хвою еще виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле, уже ложились ночные тени. По мере того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие из
темноты кусты и стволы деревьев. Разбуженная в осыпях пищуха подняла было пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась в норку и больше не показывалась.
В окнах вагона замелькали снаружи огни, точно бриллиантовые булавки, воткнутые в
темноту гор и
лесов.
Рано утром, еще в
темноте, две роты с топорами, под командой Полторацкого, вышли за десять верст за Чахгиринские ворота и, рассыпав цепь стрелков, как только стало светать, принялись за рубку
леса.
В обширном покое, за дубовым столом, покрытым остатками ужина, сидел Кручина-Шалонский с задушевным своим другом, боярином Истомою-Турениным; у дверей комнаты дремали, прислонясь к стене, двое слуг; при каждом новом порыве ветра, от которого стучали ставни и раздавался по
лесу глухой гул, они, вздрогнув, посматривали робко друг на друга и, казалось, не смели взглянуть на окна, из коих можно было различить, несмотря на
темноту, часть западной стены и сторожевую башню, на которых отражались лучи ярко освещенного покоя.
Казалось, какая-то грозная сила ведет там, в
темноте, шумное совещание, собираясь со всех сторон ударить на жалкую, затерянную в
лесу хибарку.
Пришли сплавщики с других барок, и я отправился на берег. Везде слышался говор, смех; где-то пиликала разбитая гармоника. Река глухо шумела; в
лесу было темно, как в могиле, только время от времени вырывались из
темноты красные языки горевших костров. Иногда такой костер вспыхивал высоким столбом, освещая на мгновение темные человеческие фигуры, прорезные силуэты нескольких елей, и опять все тонуло в окружающей
темноте.
Спасла их только
темнота да
лес.
— Зверь я, Саша. Пока с людьми, так, того-этого, соблюдаю манеры, а попаду в
лес, ну и ассимилируюсь, вернусь в первобытное состояние. На меня и
темнота действует того — этого, очень подозрительно. Да как же и не действовать? У нас только в городах по ночам огонь, а по всей России
темнота, либо спят люди, либо если уж выходят, то не за добром. Когда будет моя воля, все деревни, того-этого, велю осветить электричеством!
Но когда остались вдвоем и попробовали заснуть — Саша на лавке, матрос на полу, — стало совсем плохо: шумел в дожде
лес и в жуткой жизни своей казался подстерегающим, полным подкрадывающихся людей; похрипывал горлом на лавке Колесников, может быть, умирал уже — и совсем близко вспомнились выстрелы из
темноты, с яркостью галлюцинации прозвучали в ушах.
Мертво грохочут в городе типографские машины и мертвый чеканят текст: о вчерашних по всей России убийствах, о вчерашних пожарах, о вчерашнем горе; и мечется испуганно городская, уже утомленная мысль, тщетно вперяя взоры за пределы светлых городских границ. Там темно. Там кто-то невидимый бродит в
темноте. Там кто-то забытый воет звериным воем от непомерной обиды, и кружится в
темноте, как слепой, и хоронится в
лесах — только в зареве беспощадных пожаров являя свой искаженный лик. Перекликаются в испуге...
Весьма естественно, что какой-нибудь охотник, застигнутый ночью в
лесу, охваченный чувством непреодолимого страха, который невольно внушает
темнота и тишина ночи, услыхав дикие звуки, искаженно повторяемые эхом лесных оврагов, принял их за голос сверхъестественного существа, а шелест приближающихся прыжков зайца — за приближение этого существа.
В ответ на жалобный плач бедного Янкеля только сонная лягушка квакнула на болоте да бугай прокинулся в очерете и бухнул раза два, точно в пустую бочку: бу-у, бу-у!.. Месяц, как будто убедившись, что дело с жидом покончено, опустился окончательно за
лес, и на мельницу, на плотину, на реку пала
темнота, а над омутом закурился белый туман.
Загадка эта скоро, однако, должна была разрешиться. На посветлевшем несколько, но все еще довольно темном небе выделялся уже хребет. На нем, вверху, шумел
лес, внизу, в
темноте, плескалась речка. В одном месте большая черная скала торчала кверху. Это и был «Чертов палец».
Лес в
темноте стал похож на горы, всё знакомое казалось новым, влажное дыхание земли было душисто и ласково.
В
лесу совсем стемнело, но глаз, привыкший к постепенному переходу от света к
темноте, различал вокруг неясные, призрачные силуэты деревьев. Был тихий, дремотный час между вечером и ночью. Ни звука, ни шороха не раздавалось в
лесу, и в воздухе чувствовался тягучий, медвяный травяной запах, плывший с далеких полей.
Мы мчались быстро и без остановки. Я не спал, любуясь то степью, то темным
лесом, то туманом над какой-нибудь речкой, то ночным перевозом с заспанными фигурами перевозчиков, чуть видными в
темноте, то тихим позвякиванием колокольчика, которое дрожало над сонной рекой и отдавалось в бору противоположного берега.
Я не спал… Глубокий мрак закинутой в
лесу избушки томил мою душу, и скорбный образ умершей девушки вставал в
темноте под глухие рыдания бури…
Святость не в
лесах, не на небе, не на земле, не в священных реках. Очисти себя, и ты увидишь его. Преврати твое тело в храм, откинь дурные мысли и созерцай бога внутренним оком. Когда мы познаем его, мы познаем себя. Без личного опыта одно писание не уничтожит наших страхов, — так же как
темнота не разгоняется написанным огнем. Какая бы ни была твоя вера и твои молитвы, пока в тебе нет правды, ты не постигнешь пути блага. Тот, кто познает истину, тот родится снова.
Яркие точки костров, их огневое пламя сквозило между стволами деревьев, освещая
лес. Но там, в глубине его, царит
темнота. И туда хорошенькая Любочка направила свои шаги, замирая от охватившего ее чувства ужаса.
А
темнота в
лесу сгущается все больше и больше… Розоватые у опушки стволы сосен исчезли: появились угрюмые, точно затянутые траурной пеленой хвойные деревья… Они, как мохнатые чудища, сторожат тропинки. Стуча зубами со страху, с холодным потом, выступившим на лбу, Любочка нагнулась еще раз, чтобы сорвать последнюю травинку, выпрямилась и закаменела на месте. Какая-то белая фигура прямо двигалась на нее.
И сейчас, сидя y костров, пережевывая куски мяса, конфискованного ими y жителей селения и запивая их деревенским пивом, гусары, то и дело, зорко вглядывались в
темноту ночи, в ту сторону, где чернел огромный пустырь, прилегавший к далеком
лесу.
Всю ночь, пользуясь
темнотой, шли они, пробираясь лесной дорогой к позициям уже нащупанного врага. Дошли почти до самой опушки.
Лес поредел, за ним потянулось все в кочках и небольших холмиках-буграх огромное поле. По ту сторону этого широкого пустыря, уходя своей стрельчатой верхушкой, подернутой дымкой дождевого тумана, высился белый далекий костел. К нему жались со всех сторон, как дети к матери, домишки-избы небольшого галицийского селения.
Последнюю полоску света заволокло; но тучи были не грозовые,
темноты с собой не принесли, и на широком перелеске, где притулились оба озерка, лежало сероватое, ровное освещение, для глаз чрезвычайно приятное. Кругом колыхались нешумные волны
леса, то отдавая шелковистым звуком лиственных пород, то переходя в гудение хвои, заглушавшее все остальные звуки.
А оба все-таки пристально вглядывались в
темноту и думали: впереди еще две поляны, между ними густой осинник и орешник, а при выезде из
леса, на опушке, — большие дубовые кусты, из них тигру очень удобно прыгать на проезжающих…
Мы шли, кое-где проваливаясь по рыхлой, плохо наезженной дорожке; белая
темнота как будто качалась перед глазами, тучи были низкие; конца не было этому белому, в котором только мы одни хрустели по снегу; ветер шумел по голым макушкам осин, а нам было тихо за
лесом. Я кончил рассказ тем, как окруженный абрек запел песню и потом сам бросился на кинжал. Все молчали. Семка спросил...
Я лежал на копне. В небе теплились звезды; с поля, из-за кустов, несло широким теплом; в
лесу стоял глухой, сонный шум. Тело, неподвижное и отяжелевшее, как будто стало чужим, мысли в голове мешались, и мешались представления. Стройная осинка, стройная Донька, обе робко и покорно смотрящие в
темноту… Милая, милая! Сколько в ней глубокого, несознанного трагизма, и сколько трагизма в этой несознанности!
Молодой солдатик вскочил и мигом исполнил приказание ближайшего начальства. Костер с треском разгорается. Вылетает целый сноп искр, и большое пламя освещает окружающую дикую местность, сложенные в козлы ружья, стволы сосен, и красный отблеск огня теряется в
темноте густого
леса. Старый солдат все продолжает свой рассказ.
В
темноте ночи началась перестрелка; перестреливались с полчаса, и паны ушли домой; но часа через два, решив вероятно на военном совете непременно выручить довудцу, снова двинулись; но вторично встреченные бдительно стоявшею ротой, к которой на подмогу пришла еще и другая, кинулись в
лес.
Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь и, выехав из
леса в совершенной
темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупною рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
Но прошло еще время — и на возгласы попа стали приходить из
темноты церкви робкие, сдержанные вздохи; чьи-то колени глухо стучали о каменный пол; чьи-то уста шептали; чьи-то руки ставили цельную маленькую свечу, и среди двух огарков она была как молоденькая стройная березка среди порубленного
леса.
И так мне страшно стало, словно живу я где-нибудь в деревне, в глуши, в одиноком доме среди
леса, а какие-то грабители и убийцы в
темноте подкрадываются к дому и сейчас всех нас перережут.
Но гаснет день… в тени склонился
лес к водам;
Древа облечены вечерней
темнотою;
Лишь простирается по тихим их верхам
Заря багряной полосою...