Неточные совпадения
Таким образом, однажды, одевшись лебедем, он подплыл к одной купавшейся девице, дочери благородных родителей, у которой только и приданого было, что
красота, и в
то время, когда она гладила его по головке, сделал ее на всю жизнь несчастною.
Дело в
том, что в это самое время на выезде из города, в слободе Навозной, цвела
красотой посадская жена Алена Осипова.
Но теперь Долли была поражена
тою временною
красотой, которая только в минуты любви бывает на женщинах и которую она застала теперь на лице Анны.
Он смотрел на ее высокую прическу с длинным белым вуалем и белыми цветами, на высоко стоявший сборчатый воротник, особенно девственно закрывавший с боков и открывавший спереди ее длинную шею и поразительно тонкую талию, и ему казалось, что она была лучше, чем когда-нибудь, — не потому, чтоб эти цветы, этот вуаль, это выписанное из Парижа платье прибавляли что-нибудь к ее
красоте, но потому, что, несмотря на эту приготовленную пышность наряда, выражение ее милого лица, ее взгляда, ее губ были всё
тем же ее особенным выражением невинной правдивости.
Сергей Иванович любовался всё время
красотою заглохшего от листвы леса, указывая брату
то на темную с тенистой стороны, пестреющую желтыми прилистниками, готовящуюся к цвету старую липу,
то на изумрудом блестящие молодые побеги дерев нынешнего года.
Когда она вошла в спальню, Вронский внимательно посмотрел на нее. Он искал следов
того разговора, который, он знал, она, так долго оставаясь в комнате Долли, должна была иметь с нею. Но в ее выражении, возбужденно-сдержанном и что-то скрывающем, он ничего не нашел, кроме хотя и привычной ему, но всё еще пленяющей его
красоты, сознания ее и желания, чтоб она на него действовала. Он не хотел спросить ее о
том, что они говорили, но надеялся, что она сама скажет что-нибудь. Но она сказала только...
Анна вышла ему навстречу из-за трельяжа, и Левин увидел в полусвете кабинета
ту самую женщину портрета в темном, разноцветно-синем платье, не в
том положении, не с
тем выражением, но на
той самой высоте
красоты, на которой она была уловлена художником на портрете.
Он посмотрел на нее. Он видел всю
красоту ее лица и наряда, всегда так шедшего к ней. Но теперь именно
красота и элегантность ее были
то самое, что раздражало его.
Разве не молодость было
то чувство, которое он испытывал теперь, когда, выйдя с другой стороны опять на край леса, он увидел на ярком свете косых лучей солнца грациозную фигуру Вареньки, в желтом платье и с корзинкой шедшей легким шагом мимо ствола старой березы, и когда это впечатление вида Вареньки слилось в одно с поразившим его своею
красотой видом облитого косыми лучами желтеющего овсяного поля и за полем далекого старого леса, испещренного желтизною, тающего в синей дали?
Он не мог сказать ей это. «Но как она может не понимать этого, и что в ней делается?» говорил он себе. Он чувствовал, как в одно и
то же время уважение его к ней уменьшалось и увеличивалось сознание ее
красоты.
Портрет с пятого сеанса поразил всех, в особенности Вронского, не только сходством, но и особенною
красотою. Странно было, как мог Михайлов найти
ту ее особенную
красоту. «Надо было знать и любить ее, как я любил, чтобы найти это самое милое ее душевное выражение», думал Вронский, хотя он по этому портрету только узнал это самое милое ее душевное выражение. Но выражение это было так правдиво, что ему и другим казалось, что они давно знали его.
В чувстве его к ней теперь не было ничего таинственного, и потому
красота ее, хотя и сильнее, чем прежде, привлекала его, вместе с
тем теперь оскорбляла его.
Кто не знал ее и ее круга, не слыхал всех выражений соболезнования, негодования и удивления женщин, что она позволила себе показаться в свете и показаться так заметно в своем кружевном уборе и со своей
красотой,
те любовались спокойствием и
красотой этой женщины и не подозревали, что она испытывала чувства человека, выставляемого у позорного столба.
Теперь она одевалась не для себя, не для своей
красоты, а для
того, чтоб она, как мать этих прелестей, не испортила общего впечатления.
Он не знал прежде Анны и был поражен ее
красотой и еще более
тою простотой, с которою она принимала свое положение.
Вопрос о возможности иметь детей был давно спорный и раздражавший ее. Его желание иметь детей она объясняла себе
тем, что он не дорожил ее
красотой.
Вронский три года не видал Серпуховского. Он возмужал, отпустив бакенбарды, но он был такой же стройный, не столько поражавший
красотой, сколько нежностью и благородством лица и сложения. Одна перемена, которую заметил в нем Вронский, было
то тихое, постоянное сияние, которое устанавливается на лицах людей, имеющих успех и уверенных в признании этого успеха всеми. Вронский знал это сияние и тотчас же заметил его на Серпуховском.
Слова снимали для него
красоту с
того, что он видел.
В коротких, но определительных словах изъяснил, что уже издавна ездит он по России, побуждаемый и потребностями, и любознательностью; что государство наше преизобилует предметами замечательными, не говоря уже о
красоте мест, обилии промыслов и разнообразии почв; что он увлекся картинностью местоположенья его деревни; что, несмотря, однако же, на картинность местоположенья, он не дерзнул бы никак обеспокоить его неуместным заездом своим, если бы не случилось что-то в бричке его, требующее руки помощи со стороны кузнецов и мастеров; что при всем
том, однако же, если бы даже и ничего не случилось в его бричке, он бы не мог отказать себе в удовольствии засвидетельствовать ему лично свое почтенье.
Самая полнота и средние лета Чичикова много повредят ему: полноты ни в каком случае не простят герою, и весьма многие дамы, отворотившись, скажут: «Фи, такой гадкий!» Увы! все это известно автору, и при всем
том он не может взять в герои добродетельного человека, но… может быть, в сей же самой повести почуются иные, еще доселе не бранные струны, предстанет несметное богатство русского духа, пройдет муж, одаренный божескими доблестями, или чудная русская девица, какой не сыскать нигде в мире, со всей дивной
красотой женской души, вся из великодушного стремления и самоотвержения.
Платон Михалыч Платонов был Ахиллес и Парид [Так в рукописи. Следует: Парис.] вместе: стройное сложение, картинный рост, свежесть — все было собрано в нем. Приятная усмешка с легким выраженьем иронии как бы еще усиливала его
красоту. Но, несмотря на все это, было в нем что-то неоживленное и сонное. Страсти, печали и потрясения не навели морщины на девственное, свежее его лицо, но с
тем вместе и не оживили его.
Чичиков заглянул из-под низа ему в рожу, желая знать, что там делается, и сказал: «Хорош! а еще воображает, что красавец!» Надобно сказать, что Павел Иванович был сурьезно уверен в
том, что Петрушка влюблен в
красоту свою, тогда как последний временами позабывал, есть ли у него даже вовсе рожа.
— Я?.. нет, я не
то, — сказал Манилов, — но я не могу постичь… извините… я, конечно, не мог получить такого блестящего образования, какое, так сказать, видно во всяком вашем движении; не имею высокого искусства выражаться… Может быть, здесь… в этом, вами сейчас выраженном изъяснении… скрыто другое… Может быть, вы изволили выразиться так для
красоты слога?
Это был человек лет семидесяти, высокого роста, в военном мундире с большими эполетами, из-под воротника которого виден был большой белый крест, и с спокойным открытым выражением лица. Свобода и простота его движений поразили меня. Несмотря на
то, что только на затылке его оставался полукруг жидких волос и что положение верхней губы ясно доказывало недостаток зубов, лицо его было еще замечательной
красоты.
Только в эту минуту я понял, отчего происходил
тот сильный тяжелый запах, который, смешиваясь с запахом ладана, наполнял комнату; и мысль, что
то лицо, которое за несколько дней было исполнено
красоты и нежности, лицо
той, которую я любил больше всего на свете, могло возбуждать ужас, как будто в первый раз открыла мне горькую истину и наполнила душу отчаянием.
Но когда я опять взглянул на прекрасное личико моей дамы, в нем было, кроме
того выражения веселости, здоровья и беззаботности, которое понравилось мне в моем, столько изящной и нежной
красоты, что мне сделалось досадно на самого себя, я понял, как глупо мне надеяться обратить на себя внимание такого чудесного создания.
Когда матушка улыбалась, как ни хорошо было ее лицо, оно делалось несравненно лучше, и кругом все как будто веселело. Если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе. Мне кажется, что в одной улыбке состоит
то, что называют
красотою лица: если улыбка прибавляет прелести лицу,
то лицо прекрасно; если она не изменяет его,
то оно обыкновенно; если она портит его,
то оно дурно.
Грудь, шея и плечи заключились в
те прекрасные границы, которые назначены вполне развившейся
красоте; волосы, которые прежде разносились легкими кудрями по лицу ее, теперь обратились в густую роскошную косу, часть которой была подобрана, а часть разбросалась по всей длине руки и тонкими, длинными, прекрасно согнутыми волосами упадала на грудь.
А между
тем что-то величественное и грозное примешалось к
красоте июльской ночи.
Знатная дама, чье лицо и фигура, казалось, могли отвечать лишь ледяным молчанием огненным голосам жизни, чья тонкая
красота скорее отталкивала, чем привлекала, так как в ней чувствовалось надменное усилие воли, лишенное женственного притяжения, — эта Лилиан Грэй, оставаясь наедине с мальчиком, делалась простой мамой, говорившей любящим, кротким тоном
те самые сердечные пустяки, какие не передашь на бумаге, — их сила в чувстве, не в самих них.
Не знаю, как вы насчет женских личек, но, по-моему, эти шестнадцать лет, эти детские еще глазки, эта робость и слезинки стыдливости, — по-моему, это лучше
красоты, а она еще к
тому ж и собой картинка.
Несмотря на
то, что Пульхерии Александровне было уже сорок три года, лицо ее все еще сохраняло в себе остатки прежней
красоты, и к
тому же она казалась гораздо моложе своих лет, что бывает почти всегда с женщинами, сохранившими ясность духа, свежесть впечатлений и честный, чистый жар сердца до старости.
Прибавьте к этому раздражение от голода, от тесной квартиры, от рубища, от яркого сознания
красоты своего социального положения, а вместе с
тем положения сестры и матери.
Комета ли идет — не отвел бы глаз!
красота! звезды-то уж пригляделись, всё одни и
те же, а это обновка; ну, смотрел бы да любовался!
Потом явился на сцену чай со сливками, с маслом и кренделями; потом Василий Иванович повел всех в сад, для
того чтобы полюбоваться
красотою вечера.
Он с детства отличался замечательною
красотой; к
тому же он был самоуверен, немного насмешлив и как-то забавно желчен — он не мог не нравиться.
— Супругу моему я за
то, по́ смерть мою, благодарна буду, что и любил он меня, и нежил, холил, а
красоту мою — берег.
Она выработала певучую речь, размашистые, но мягкие и уверенные жесты, —
ту свободу движений, которая в купеческом круге именуется вальяжностью. Каждым оборотом тела она ловко и гордо подчеркивала покоряющую силу его
красоты. Клим видел, что мать любуется Алиной с грустью в глазах.
Когда говорили о
красоте, Клим предпочитал осторожно молчать, хотя давно заметил, что о ней говорят все больше и
тема эта становится такой же обычной, как погода и здоровье.
— Мы — это
те силы России, которые создали ее международное блестящее положение, ее внутреннюю
красоту и своеобразную культуру.
— Он — из
тех, которые думают, что миром правит только голод, что над нами властвует лишь закон борьбы за кусок хлеба и нет места любви. Материалистам непонятна
красота бескорыстного подвига, им смешно святое безумство Дон-Кихота, смешна Прометеева дерзость, украшающая мир.
Чтоб легче было любить мужика, его вообразили существом исключительной духовной
красоты, украсили венцом невинного страдальца, нимбом святого и оценили его физические муки выше
тех моральных мук, которыми жуткая русская действительность щедро награждала лучших людей страны.
— А теперь вот, зачатый великими трудами
тех людей, от коих даже праха не осталось, разросся значительный город, которому и в
красоте не откажешь, вмещает около семи десятков тысяч русских людей и все растет, растет тихонько. В тихом-то трудолюбии больше геройства, чем в бойких наскоках. Поверьте слову: землю вскачь не пашут, — повторил Козлов, очевидно, любимую свою поговорку.
Он употреблял церковнославянские слова: аще, ибо, паче, дондеже, поелику, паки и паки; этим он явно, но не очень успешно старался рассмешить людей. Он восторженно рассказывал о
красоте лесов и полей, о патриархальности деревенской жизни, о выносливости баб и уме мужиков, о душе народа, простой и мудрой, и о
том, как эту душу отравляет город. Ему часто приходилось объяснять слушателям незнакомые им слова: па́морха, мурцовка, мо́роки, сугрев, и он не без гордости заявлял...
Был один из
тех сказочных вечеров, когда русская зима с покоряющей, вельможной щедростью развертывает все свои холодные
красоты. Иней на деревьях сверкал розоватым хрусталем, снег искрился радужной пылью самоцветов, за лиловыми лысинами речки, оголенной ветром, на лугах лежал пышный парчовый покров, а над ним — синяя тишина, которую, казалось, ничто и никогда не поколеблет. Эта чуткая тишина обнимала все видимое, как бы ожидая, даже требуя, чтоб сказано было нечто особенно значительное.
— Я поражена, Клим, — говорила Варвара. — Третий раз слушаю, — удивительно ты рассказываешь! И каждый раз новые люди, новые детали. О, как прав
тот, кто первый сказал, что высочайшая
красота — в трагедии!
— От этого ее не могли отучить в школе. Ты думаешь — злословлю? Завидую? Нет, Клим, это не
то! — продолжала она, вздохнув. — Я думаю, что есть
красота, которая не возбуждает… грубых мыслей, — есть?
Самгину показалось, что глаза Марины смеются. Он заметил, что многие мужчины и женщины смотрят на нее не отрываясь, покорно, даже как будто с восхищением. Мужчин могла соблазнять ее величавая
красота, а женщин чем привлекала она? Неужели она проповедует здесь? Самгин нетерпеливо ждал. Запах сырости становился теплее, гуще.
Тот, кто вывел писаря, возвратился, подошел к столу и согнулся над ним, говоря что-то Лидии; она утвердительно кивала головой, и казалось, что от очков ее отскакивают синие огни…
В ней не осталось почти ничего, что напоминало бы девушку, какой она была два года
тому назад, — девушку, которая так бережно и гордо несла по земле свою
красоту.
Красота стала пышнее, ослепительней, движения Алины приобрели ленивую грацию, и было сразу понятно — эта женщина знает: все, что бы она ни сделала, — будет красиво. В сиреневом шелке подкладки рукавов блестела кожа ее холеных рук и, несмотря на лень ее движений, чувствовалась в них размашистая дерзость. Карие глаза улыбались тоже дерзко.
Вместе с пьяным ревом поручика в памяти звучали слова о старинной, милой
красоте, о ракушках и водорослях на киле судна, о
том, что революция кончена.