Неточные совпадения
Теперь, Верочка, эти мысли уж ясно видны в жизни, и написаны другие книги, другими людьми, которые находят, что эти мысли хороши, но удивительного нет в них ничего, и теперь, Верочка, эти мысли носятся в воздухе, как аромат в полях, когда приходит пора цветов; они повсюду проникают, ты их слышала даже от
твоей пьяной матери, говорившей тебе, что надобно жить и почему надобно жить обманом и обиранием; она хотела говорить против
твоих мыслей, а сама развивала
твои же мысли; ты их слышала от наглой, испорченной француженки, которая таскает за собою своего любовника, будто горничную, делает из него все, что хочет, и все-таки, лишь опомнится, находит, что она не имеет своей
воли, должна угождать, принуждать себя, что это очень тяжело, — уж ей ли, кажется, не жить с ее Сергеем, и
добрым, и деликатным, и мягким, — а она говорит все-таки: «и даже мне, такой дурной, такие отношения дурны».
— Не
твое горе — ее счастие. Что? так-то ты почитаешь
волю родительскую?
Добро!
—
Воля твоя, Максим Григорьич, а мне взять не можно.
Добро бы ты ехал домой. А то, что ж я тебя оберу на дороге, как станишник какой!
Воля твоя, хоть зарежь, не возьму!
— «И когда ты из
доброй воли любить меня не хочешь, то я принужу тебя к тому с ругательством
твоей чести…»
Курицын (выпив). Балуешь ты свою жену, вот что я тебе скажу! Да,
воля и
добрую жену портит. А ты бы с меня пример брал, учил бы ты ее уму-разуму, так лучше бы дело-то, прочней было. Спроси вот, как я
твою сестру школил, небу жарко было.
—
Доброе утро с
добрым днем прошли, мой желанный! — зазвучал голос Катерины. —
Добрый вечер тебе! Встань, прийди к нам, пробудись на светлую радость; ждем тебя, я да хозяин, люди всё
добрые,
твоей воле покорные; загаси любовью ненависть, коли все еще сердце обидой болит. Скажи слово ласковое!..
— В работники хочешь? — сказал он Алексею. — Что же? Милости просим. Про тебя слава идет
добрая, да и сам я знаю работу
твою: знаю, что руки у тебя золото… Да что ж это, парень? Неужели у вас до того дошло, что отец тебя в чужи люди посылает? Ведь ты говоришь, отец прислал. Не своей
волей ты рядиться пришел?
— Так… — промычал Макар Тихоныч. — Много хорошего про Залетова я наслышан, — продолжал он, помолчав и поглядывая искоса на сына. — С кем в городе ни заговоришь, опричь
доброго слова ничего об нем не слыхать… Вот что: у Макарья мы повидаемся, и коли
твой Залетов по мысли придется мне, так и быть, благословлю — бери хозяйку… Девка, сказывают, по всем статьям хороша… Почитала бы только меня да из моей
воли не выходила, а про другое что, как сами знаете.
Ну, думаю: «Буди, Господи,
воля твоя…» И уж за камилавку совсем было взялся, да вспомнилось отцу келарю — дай Бог ему
доброго здоровья и душу спасти, — вспомнилось ему, что из келарного чулана сделана у них лазейка в сад…
— Какие тут благодарности?.. Что между нами за счеты? — вскликнул Патап Максимыч. —
Доброй волей, без
твоей просьбы привелось мне взять попеченье о тебе и делах
твоих… На то была
воля Божья. Так я рассуждаю. Какие ж тут благодарности? А, кстати, оренбургский татарин письмо прислал.
— Дома
твои слова вспомянула,
твой добрый совет, не давала
воли тем мыслям, на молитву стала, молилась. Долго ль молилась, не знаю, — продолжала Дуня.
— Когда дух святый снидет на тебя, душа
твоя и тело обратятся в ничто, — сказала Катенька. — Ни тело тогда не чувствует, ни душа. Нет ни мыслей, ни памяти, ни
воли, ни
добра, ни зла, ни разума, ни безумия… Ты паришь тогда в небесных кругах, и нет слов рассказать про такое блаженство… Не испытавши, невозможно его понять… Одно слово — соединенье с Богом. В самом раю нет радостей и наслажденья больше тех, какие чувствуешь, когда дух святый озарит
твою душу.
— Еще молодым офицером я страстно полюбил
твою мать и женился на ней против
воли своих родителей, которые не ждали никакого
добра от брака с женщиной другой религии. Они оказались правы: брак был в высшей степени несчастным и кончился разводом по моему требованию. Я на это имел неоспоримое право, закон отдал сына мне. Более я не могу тебе сказать, потому что не хочу обвинять мать перед сыном. Удовольствуйся этим.
— Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и всё наше — детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на 100 тысяч
добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна.
Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри; вон напротив, у Лопухиных еще третьего дня всё до чиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.