Неточные совпадения
Следует ли обвинять его за этот недостаток? или, напротив того, следует видеть в этом обстоятельстве
тайную наклонность к конституционализму? — разрешение этого вопроса предоставляется современным исследователям отечественной старины, которых издатель и отсылает к подлинному
документу.
— Во-первых, этого никак нельзя сказать на улице; во-вторых, вы должны выслушать и Софью Семеновну; в-третьих, я покажу вам кое-какие
документы… Ну да, наконец, если вы не согласитесь войти ко мне, то я отказываюсь от всяких разъяснений и тотчас же ухожу. При этом попрошу вас не забывать, что весьма любопытная
тайна вашего возлюбленного братца находится совершенно в моих руках.
Из моих слов у него он мог заключить, как я сам дорожу
тайной и как боюсь, чтобы кто не узнал про
документ.
А я меж тем уже знал всю его подноготную и имел на себе важнейший
документ, за который (теперь уж я знаю это наверно) он отдал бы несколько лет своей жизни, если б я открыл ему тогда
тайну.
Но, уж конечно, в это же первое свидание сумел очень ясно намекнуть и на то, что у меня «
документ», дать знать, что это —
тайна, что один только он, Ламберт, обладает этой
тайной и что я собираюсь отмстить этим
документом генеральше Ахмаковой, и проч., и проч.
Иннокентиев. Эх, все вы мешаете! Все это пришло бы по порядку, — потому что и он все это спрашивал, когда прочел. Зачем я не уничтожил! Я не вандал, жечь исторические
документы! Род Серпуховых не что-нибудь такое, чтобы потомство не стало интересоваться. Тут всякий лоскуток важен. Я ученый, знаю обязанности относительно потомства. Часто нужна
тайна,
документы и хранятся в
тайне, чтобы узнало потомство. А то как же по-вашему?
Вскоре князь Лимбург стал формально просить моей руки, я была согласна на его предложение, но для заключения брака необходимы были
документы о моем происхождении, необходимо было положительно разъяснить
тайну моего рождения.
Один Потемкин знал
тайну смерти несчастного Костогорова. Все остальные, знавшие покойного, как на причину его самоубийства, указывали на странности, обнаруживаемые при его жизни, и посмертная записка умершего — эта последняя, как это ни странно, чисто христианская ложь являлась в их глазах неопровержимым
документом.