Неточные совпадения
Бешеную негу и упоенье он видел
в битве: что-то пиршественное зрелось ему
в те минуты, когда разгорится у человека
голова,
в глазах все мелькает и мешается, летят
головы,
с громом падают на землю кони, а он несется, как пьяный,
в свисте
пуль в сабельном блеске, и наносит всем удары, и не слышит нанесенных.
А на Остапа уже наскочило вдруг шестеро; но не
в добрый час, видно, наскочило:
с одного полетела
голова, другой перевернулся, отступивши; угодило копьем
в ребро третьего; четвертый был поотважней, уклонился
головой от
пули, и попала
в конскую грудь горячая
пуля, — вздыбился бешеный конь, грянулся о землю и задавил под собою всадника.
И много уже показал боярской богатырской удали: двух запорожцев разрубил надвое; Федора Коржа, доброго козака, опрокинул вместе
с конем, выстрелил по коню и козака достал из-за коня копьем; многим отнес
головы и руки и повалил козака Кобиту, вогнавши ему
пулю в висок.
— Да-с, — говорил он, — пошли
в дело пистолеты. Слышали вы о тройном самоубийстве
в Ямбурге? Студент, курсистка и офицер. Офицер, — повторил он, подчеркнув. — Понимаю это не как роман, а как романтизм. И — за ними — еще студент
в Симферополе тоже
пулю в голову себе. На двух концах России…
Я так ушел
в свои думы, что совершенно забыл, зачем пришел сюда
в этот час сумерек. Вдруг сильный шум послышался сзади меня. Я обернулся и увидел какое-то несуразное и горбатое животное
с белыми ногами. Вытянув вперед свою большую
голову, оно рысью бежало по лесу. Я поднял ружье и стал целиться, но кто-то опередил меня. Раздался выстрел, и животное упало, сраженное
пулей. Через минуту я увидел Дерсу, спускавшегося по кручам к тому месту, где упал зверь.
Искусство, до коего достиг он, было неимоверно, и если б он вызвался
пулей сбить грушу
с фуражки кого б то ни было, никто б
в нашем полку не усумнился подставить ему своей
головы.
—
Пуля попала так низко, что, верно, Дантес целил куда-нибудь выше,
в грудь или
в голову; а так, как она попала, никто не целит, стало быть, скорее всего
пуля попала
в Пушкина случайно, уже
с промаха. Мне это компетентные люди говорили.
Над
головами стояло высокое звездное небо, по которому беспрестанно пробегали огненные полосы бомб; налево,
в аршине, маленькое отверстие вело
в другой блиндаж,
в которое виднелись ноги и спины матросов, живших там, и слышались пьяные голоса их; впереди виднелось возвышение порохового погреба, мимо которого мелькали фигуры согнувшихся людей, и на котором, на самом верху, под
пулями и бомбами, которые беспрестанно свистели
в этом месте, стояла какая-то высокая фигура
в черном пальто,
с руками
в карманах, и ногами притаптывала землю, которую мешками носили туда другие люди.
Вланг тоже было вылез вместе
с ним, но при первом звуке
пули стремглав, пробивая себе
головой дорогу, кубарем бросился назад
в отверстие блиндажа, при общем хохоте тоже большей частью повышедших на воздух солдатиков.
А когда от него потребовали литературы, бедняк перепугался. Ему показали тетрадь француза, он покачал
головой и сказал, что по-немецки этому нельзя учить, а что есть хрестоматия Аллера,
в которой все писатели
с своими сочинениями состоят налицо. Но он этим не отделался: к нему пристали, чтоб он познакомил Юлию, как m-r
Пуле,
с разными сочинителями.
Бутлер нынче во второй раз выходил
в дело, и ему радостно было думать, что вот сейчас начнут стрелять по ним и что он не только не согнет
головы под пролетающим ядром или не обратит внимания на свист
пуль, но, как это уже и было
с ним, выше поднимет
голову и
с улыбкой
в глазах будет оглядывать товарищей и солдат и заговорит самым равнодушным голосом о чем-нибудь постороннем.
Одно ядро попало
в амбразуру, подле которой я стоял; меня
с ног до
головы осыпало землею, и пока я отряхался и ощупывал себя, чтоб увериться, на своем ли месте моя
голова и руки, справа
в траншеях раздался крик: «En avant!» Засверкали огоньки, и две или три
пули свистнули у меня под самым носом…
Тому назад недели две посылали для переговоров,
в предместье Лангфурт, майора Ольгина; его встретили на неприятельских аванпостах ружейными выстрелами, убили лошадь и сшибли
пулею с головы фуражку.
Оба противника отошли по пяти шагов от барьера и, повернясь
в одно время, стали медленно подходить друг к другу. На втором шагу француз спустил курок —
пуля свистнула, и пробитая навылет фуражка слетела
с головы офицера.
— То-то ребячья простота! — сказал сержант, покачивая
головою. — Эх, дитятко! ведь они не
в кулачки пришли драться;
с пулей да штыком бороться не станешь; да бог милостив!
— Были мы, — говорил он, —
с вашим папашей на войне
в Пруссии и Цецарии. Вот дяденьку Петра Неофитовича
пулей в голову контузили, а нас-то бог миловал.
Другой был армеец Волынского полка. Смерть застала его внезапно. Он бежал, разъяренный,
в атаку, задыхаясь от крика;
пуля ударила его
в переносье, пронзила
голову, оставив по себе черную зияющую рану. Так и лежал он
с широко раскрытыми, теперь уже застывшими глазами,
с открытым ртом и
с искривленным яростью посинелым лицом.
— Уж ежели ты хочешь, чтоб я говорил, так не говори со мной, оттого что… и, пожалуйста, не говори со мной…
пулю в лоб — вот что мне осталось одно! — проговорил он
с истинным отчаянием, упав
головой на руки и заливаясь слезами, несмотря на то, что за минуту перед этим преспокойно думал об иноходцах.
Веселый солдат уткнулся лицом
в снег. Когда он поднял
голову, то увидел, что «барин» лежит рядом
с ним ничком, раскинув руки и неестественно изогнув шею. Другая шальная
пуля пробила ему над правым глазом огромное черное отверстие.
Санки летят как
пуля. Рассекаемый воздух бьет
в лицо, ревет, свистит
в ушах, рвет, больно щиплет от злости, хочет сорвать
с плеч
голову. От напора ветра нет сил дышать. Кажется, сам дьявол обхватил нас лапами и
с ревом тащит
в ад. Окружающие предметы сливаются
в одну длинную, стремительно бегущую полосу… Вот-вот еще мгновение, и кажется — мы погибнем!
Какие-то странные звуки доходят до меня… Как будто бы кто-то стонет. Да, это — стон. Лежит ли около меня какой-нибудь такой же забытый,
с перебитыми ногами или
с пулей в животе? Нет, стоны так близко, а около меня, кажется, никого нет… Боже мой, да ведь это — я сам! Тихие, жалобные стоны; неужели мне
в самом деле так больно? Должно быть. Только я не понимаю этой боли, потому что у меня
в голове туман, свинец. Лучше лечь и уснуть, спать, спать… Только проснусь ли я когда-нибудь? Это все равно.
Одна из нерп вынырнула так близко от лодки, что гребцы едва не задели ее веслом по
голове. Она сильно испугалась и поспешно погрузилась
в воду. Глегола схватил ружье и выстрелил
в то место, где только что была
голова животного.
Пуля булькнула и вспенила воду. Через минуты две-три нерпа снова появилась, но уже дальше от лодки. Она
с недоумением глядела
в нашу сторону и, казалось, не понимала,
в чем дело. Снова выстрел и снова промах. На этот раз нерпа исчезла совсем. Она поняла об угрожающей ей опасности.
И юноша, осенив себя крестным знаменем, рванулся к обоим уцелевшим орудиям, стоявшим одно близ другого. Это было как раз вовремя, потому что австрийцы уже
с оглушительными криками, со штыками наперевес, ворвались
в сербские траншеи. Грянул револьверный выстрел и над самой
головою Иоле прожужжала неприятельская
пуля…
С тем же сосредоточенным лицом юноша под тучей жужжащих над его
головой пуль заряжает ружья. И среди всей этой непрерывной горячки, работы
в пекле самого ада,
в соседстве смерти, он не перестает думать о Милице ни на один миг.
Туман редел
в голове. Непонятно было, откуда слабость
в теле, откуда хлопанье пастушьего кнута по лесу. И вдруг все вспомнилось. Вспомнился взблеск выстрела перед усатым, широким лицом, животно-оскаленные желтые зубы — Горелова? или лошади
с прикушенным языком? Но сразу же потом радостный свист
пуль, упоение бега меж кустов, гребень горы и скачущие всадники… И такой позорный конец всего!
Рекрутик
с непривычки при каждой
пуле сгибал набок
голову и вытягивал шею, что тоже заставляло смеяться солдатиков. «Что, знакомая, что ли, что кланяешься?» — говорили ему. И Веленчук, всегда чрезвычайно равнодушный к опасности, теперь был
в тревожном состоянии: его, видимо, сердило то, что мы не стреляем картечью по тому направленью, откуда летали
пули. Он несколько раз недовольным голосом повторил: «Что ж он нас даром-то бьет? Кабы туда орудию поворотить да картечью бы дунуть, так затих бы небось».
Он говорил, что у одной этой загородки погибло не менее двух тысяч человек. Пока они рубили проволоку и путались
в ее змеиных извивах, их осыпали непрерывным дождем
пуль и картечи. Он уверяет, что было очень страшно и что эта атака кончилась бы паническим бегством, если бы знали,
в каком направлении бежать. Но десять или двенадцать непрерывных рядов проволоки и борьба
с нею, целый лабиринт волчьих ям,
с набитыми на дне кольями так закружили
головы, что положительно нельзя было определить направления.
Пуля засела у японца
в пояснице, Я показал знаком, чтоб он разделся. Солдаты молчали и следили за японцем
с пристальною, любопытствующею неприязнью. Я спросил его, какой он армии, — Оку? Японец быстро улыбнулся и предупредительно закивал
головою...
По заявлению поручика Вакулина, контуженного
в голову, состоявшего при двух американских военных агентах, эти последние вели себя настоящими «солдатами» — они всё время не покидали линии огня и
с сигарами
в зубах спокойно стояли под сыпавшимися вокруг них
пулями.
Футболисты
с толстыми икрами и
голыми коленками метались по полю, выкатив глаза и по-бычачьи наклонив
головы; за проволочной сеткой мелькали ловкие фигуры теннисистов, вздымались ракетки, и
пулями летали мячи. На дороге играли
в городки.