Неточные совпадения
Час спустя Павел Петрович уже лежал
в постели
с искусно забинтованною ногой. Весь дом переполошился; Фенечке сделалось дурно. Николай Петрович втихомолку ломал себе
руки, а Павел Петрович смеялся, шутил, особенно
с Базаровым; надел тонкую батистовую рубашку, щегольскую утреннюю курточку и феску, не позволил опускать шторы окон и забавно жаловался на необходимость воздержаться от
пищи.
— Что ты — спал? — хрипло спросил Дронов, задыхаясь, кашляя; уродливо толстый,
с выпученным животом, он, расстегивая пальто, опустив к ногам своим тяжелый пакет, начал вытаскивать из карманов какие-то свертки, совать их
в руки Самгина. —
Пища, — объяснил он, вешая пальто. — Мне эта твоя толстая дурында сказала, что у тебя ни зерна нет.
Вот он кончил наслаждаться телятиной, аккуратно, как парижанин, собрал
с тарелки остатки соуса куском хлеба, отправил
в рот, проглотил, запил вином, благодарно пошлепал ладонями по щекам своим. Все это почти не мешало ему извергать звонкие словечки, и можно было думать, что
пища, попадая
в его желудок, тотчас же переваривается
в слова. Откинув плечи на спинку стула, сунув
руки в карманы брюк, он говорил...
Перепелки точно бывают так жирны осенью, что
с трудом могут подняться, и многих брал я
руками из-под ястреба; свежий жир таких перепелок, употребленных немедленно
в пищу, точно производит ломоту
в теле человеческом; я испытал это на себе и видал на других, но дело
в том, что это были перепелки обыкновенные, только необыкновенно жирные.
Ведь ты только мешаешь ей и тревожишь ее, а пособить не можешь…» Но
с гневом встречала такие речи моя мать и отвечала, что покуда искра жизни тлеется во мне, она не перестанет делать все что может для моего спасенья, — и снова клала меня, бесчувственного,
в крепительную ванну, вливала
в рот рейнвейну или бульону, целые часы растирала мне грудь и спину голыми
руками, а если и это не помогало, то наполняла легкие мои своим дыханьем — и я, после глубокого вздоха, начинал дышать сильнее, как будто просыпался к жизни, получал сознание, начинал принимать
пищу и говорить, и даже поправлялся на некоторое время.
Но кто
в ночной тени мелькает?
Кто легкой тенью меж кустов
Подходит ближе, чуть ступает,
Всё ближе… ближе… через ров
Идет бредучею стопою?..
Вдруг видит он перед собою:
С улыбкой жалости немой
Стоит черкешенка младая!
Дает заботливой
рукойХлеб и кумыс прохладный свой,
Пред ним колена преклоняя.
И взор ее изобразил
Души порыв, как бы смятенной.
Но
пищу принял русский пленный
И знаком ей благодарил.
— Нам не нужно революций, — прибавлял Гаврило Степаныч, — мы только не желаем переплачивать кулакам процент на процент на предметах первой необходимости, на
пище и одежде; хотим обеспечить себе производительный труд, вырвав его из
рук подрядчиков; стремимся застраховать себя на случай несчастья и дать детям такое воспитание, которое вместе
с ремеслом вселило бы
в них любовь к знанию.
«Прощай, отец… дай
руку мне;
Ты чувствуешь, моя
в огне…
Знай, этот пламень
с юных дней
Таяся, жил
в груди моей;
Но ныне
пищи нет ему,
И он прожег свою тюрьму
И возвратится вновь к тому,
Кто всем законной чередой
Дает страданье и покой…
Но что мне
в том? — пускай
в раю,
В святом, заоблачном краю
Мой дух найдет себе приют…
Увы! — за несколько минут
Между крутых и темных скал,
Где я
в ребячестве играл,
Я б рай и вечность променял…
Иуда замолчал, подняв
руку, и вдруг заметил на столе остатки трапезы. И
с странным изумлением, любопытно, как будто первый раз
в жизни увидел
пищу, оглядел ее и медленно спросил...
— Подаст Господь
пищу на обитель нищу!.. — сквозь слезы улыбаясь, прибавила мать Виринея. —
С тобой одна
рука в меду, другая
в патоке…
Культурный человек равнодушно нацепляет себе на нос очки, теряет мускулы и отказывается от всякой «тяжелой»
пищи; но не ужасает ли и его перспектива ходить всюду
с флаконом сгущенного кислорода, кутать
в комнатах
руки и лицо, вставлять
в нос обонятельные пластинки и
в уши — слуховые трубки?
Весело и мерно хрустело
в сумраке от дружного жевания пяти лошадей.
В пустом стойле поблескивала золотистая солома.
В соломе
пищали и шевелились розовые мышата, захваченные
с омета вместе
с соломою. Степан стоял
в проходе — сгорбленный,
с висящими вниз
руками. Он слушал, как дружно жевали лошади, и скрытая улыбка светилась
в глазах. Вместе
с радостно топотавшими лошадьми он, тайно от меня, как будто тоже радостно переживал что-то.
Она приносила мне столько роскошной
пищи, что ее
с излишком доставало для меня и для Акры, а Магна сама, своими девственными
руками, смачивала у ручья плат, который прилагала к моему больному плечу, стараясь унять
в нем несносный жар от ушиба.
Первого выпустили на свободу Фалалея, и Тения тотчас же удалилась
с ним, обнимая его одною
рукой, а другою поддерживая на голове корзину
с купленною
пищей. Когда увидала их Пуплия, она подумала, что Тения, наконец, поступила, как желал Милий, и после радостного свидания
с сыном посадила на колени к нему Вирину и Витта, а невестку отвела
в сторону и похвалила ее за послушание.