Неточные совпадения
И вся эта куча
дерев, крыш, вместе
с церковью, опрокинувшись верхушками вниз, отдавалась в реке, где картинно-безобразные старые ивы, одни стоя у берегов, другие совсем в воде, опустивши туда и
ветви и листья, точно как бы рассматривали это изображение, которым не могли налюбоваться во все продолженье своей многолетней жизни.
В следующую же ночь,
с свойственною одним бурсакам дерзостью, он пролез чрез частокол в сад, взлез на
дерево, которое раскидывалось
ветвями на самую крышу дома;
с дерева перелез он на крышу и через трубу камина пробрался прямо в спальню красавицы, которая в это время сидела перед свечою и вынимала из ушей своих дорогие серьги.
Через несколько минут он растянулся на диване и замолчал; одеяло на груди его волнообразно поднималось и опускалось, как земля за окном. Окно то срезало верхушки
деревьев, то резало
деревья под корень; взмахивая
ветвями, они бежали прочь. Самгин смотрел на крупный, вздернутый нос, на обнаженные зубы Стратонова и представлял его в деревне Тарасовке, пред толпой мужиков. Не поздоровилось бы печнику при встрече
с таким барином…
Сквозь предвечерний сумрак Самгин видел в зеркале крышу флигеля
с полками, у трубы, для голубей, за крышей — голые
ветви деревьев.
Шагая по тепленьким, озорниковато запутанным переулкам, он обдумывал, что скажет Лидии, как будет вести себя, беседуя
с нею; разглядывал пестрые, уютные домики
с ласковыми окнами,
с цветами на подоконниках. Над заборами поднимались к солнцу
ветви деревьев, в воздухе чувствовался тонкий, сладковатый запах только что раскрывшихся почек.
Часов в 9 утра мы снялись
с бивака и пошли вверх по реке Билимбе. Погода не изменилась к лучшему.
Деревья словно плакали:
с ветвей их на землю все время падали крупные капли, даже стволы были мокрые.
Часа в три утра в природе совершилось что-то необычайное. Небо вдруг сразу очистилось. Началось такое быстрое понижение температуры воздуха, что дождевая вода, не успевшая стечь
с ветвей деревьев, замерзла на них в виде сосулек. Воздух стал чистым и прозрачным. Луна, посеребренная лучами восходящего солнца, была такой ясной, точно она вымылась и приготовилась к празднику. Солнце взошло багровое и холодное.
Вверху
ветви деревьев переплелись между собой так, что совершенно скрыли небо. Особенно поражали своими размерами тополь и кедр. Сорокалетний молодняк, растущий под их покровом, казался жалкой порослью. Сирень, обычно растущая в виде кустарника, здесь имела вид
дерева в пять саженей высотой и два фута в обхвате. Старый колодник, богато украшенный мхами, имел весьма декоративный вид и вполне гармонировал
с окружающей его богатой растительностью.
Кроме кедра, лиственницы, пихты, ели, вяза, дуба, ясеня, ореха и пробкового
дерева, здесь произрастают: желтая береза
с желтовато-зеленой листвой и
с желтой пушистой корой, не дающей бересты; особый вид клена — развесистое
дерево с гладкой темно-серой корой,
с желтоватыми молодыми
ветвями и
с глубоко рассеченными листьями; затем ильм — высокое стройное
дерево, имеющее широкую развесистую крону и острые шершавые листья; граб, отличающийся от других
деревьев темной корой и цветами, висящими, как кисти; черемуха Максимовича
с пригнутыми к земле
ветвями, образующими непроходимую чащу, и наконец бересклет — небольшое тонкоствольное деревцо
с корой, покрытой беловатыми чечевицами, располагающимися продольными рядками, и
с листьями удлиненно-обратноовальными.
Среди них бросаются в глаза колючий элеутерококк, красноягодник
с острыми листьями, лесная калина
с белыми цветами, желтая жимолость
с узловатыми
ветвями и
с морщинистой корой, лесная таволожка
с коротко заостренными зубчатыми листьями и вьющийся по
дереву персидский паслен.
Тут я впервые заметил японскую березу
с треугольными листьями, — говорят, она часто встречается к югу от Тадушу, затем — бересклет малоцветковый, украшенный бахромчатыми
ветвями и
с бледными листьями, абрикосовое
дерево с мелкими плодами и черешню Максимовича, растущую всегда одиноко и дающую черные безвкусные плоды.
Во-первых, на тропе нигде не было видно конских следов, во-вторых, по сторонам она не была очищена от
ветвей; наши лошади пробирались
с трудом и все время задевали вьюками за
деревья.
Уже и снег начал сеяться
с неба, и
ветви дерев убрались инеем, будто заячьим мехом.
Вообще дрозды не дики, но они беспрестанно перелетывают
с сучка на сучок,
с дерева на
дерево и всегда сидят так, что их не вдруг разглядишь в чаще
ветвей и листьев.
Полукругом около шалаша, не далее двенадцати шагов, становятся присады, то есть втыкаются в землю молодые
деревья, в две или три сажени вышиною, очищенные от листьев и лишних
ветвей, даже ставят жерди
с искусственными сучками; на двух, трех или четырех приездах (это дело произвольное) укрепляются тетеревиные чучелы, приготовленные тремя способами.
Из земли всюду торчали длинные камни в виде неправильных столбиков, словно надгробные памятники на кладбище, и рядом
с ними росли изуродованные
деревья, лишенные
ветвей.
— Уйти хотела; сто раз порывалась — нельзя: те девки-однодворки стерегут и глаз не спущают… Томилась я, да, наконец, вздумала притвориться, и прикинулась беззаботною, веселою, будто гулять захотела. Они меня гулять в лес берут, да всё за мной смотрят, а я смотрю по
деревьям, по верхам
ветвей да по кожуре примечаю — куда сторона на полдень, и вздумала, как мне от этих девок уйти, и вчера то исполнила. Вчера после обеда вышла я
с ними на полянку, да и говорю...
Его составляли небольшой, заросший
с краев прудик, сейчас же за ним крутая гора вверх, поросшая огромными старыми
деревьями и кустами, часто перемешивающими свою разнообразную зелень, и перекинутая над прудом, у начала горы, старая береза, которая, держась частью своих толстых корней в влажном береге пруда, макушкой оперлась на высокую, стройную осину и повесила кудрявые
ветви над гладкой поверхностью пруда, отражавшего в себе эти висящие ветки и окружавшую зелень.
Дерево было как ножом срезано у самого корня и лежало на земле, а из-под
ветвей его, смешавшихся
с колосом ржи, раздавался противный, режущий крик: это драл глотку давешний ворон.
Он упал вместе
с деревом, придавлен тяжелою
ветвью к земле и, разинув широко пурпуровую пасть, судорожно бился и отчаянно кричал.
Наконец, в стороне мелькнул меж
ветвей кусок червой, как бархат, пашни. Матвей быстро кинулся туда и стал смотреть
с дороги из-за
деревьев…
Всю ночь Людмиле снились такие знойные, африканские сны! То грезилось ей, что лежит она в душно-натопленной горнице и одеяло сползает
с нее, и обнажает ее горячее тело, — и вот чешуйчатый, кольчатый змей вполз в ее опочивальню и поднимается, ползет по
дереву, по
ветвям ее нагих, прекрасных ног…
Город был насыщен зноем, заборы, стены домов, земля — всё дышало мутным, горячим дыханием, в неподвижном воздухе стояла дымка пыли, жаркий блеск солнца яростно слепил глаза. Над заборами тяжело и мёртво висели вялые, жухлые
ветви деревьев, душные серые тени лежали под ногами. То и дело встречались тёмные оборванные мужики, бабы
с детьми на руках, под ноги тоже совались полуголые дети и назойливо ныли, простирая руки за милостыней.
И не только этим трём нравились подобные забавы — Матвей знал, что вся городская молодёжь болеет страстью к разрушению. Весною обламывали сирень, акацию и
ветви цветущих яблонь; поспевала вишня, малина, овощи — начиналось опустошение садов, оно шло всё лето, вплоть до второго спаса, когда хозяева снимали
с обломанных
деревьев остатки яблок, проклиная озорников и забыв, что в юности они сами делали то же.
Ливень прошёл, по саду быстро скользили золотые пятна солнца, встряхивали
ветвями чисто вымытые
деревья,
с листьев падали светлые, живые, как ртуть, капли, и воздух, тёплый, точно в бане, был густо насыщен запахом пареного листа.
Тут было тихо и торжественно.
Деревья, окутанные в свои белые ризы, дремали в неподвижном величии. Иногда
с верхней ветки срывался кусочек снега, и слышно было, как он шуршал, падая и цепляясь за другие
ветви. Глубокая тишина и великое спокойствие, сторожившие сад, вдруг пробудили в истерзанной душе Мерцалова нестерпимую жажду такого же спокойствия, такой же тишины.
Нагие
деревья с ветвями, изломанными бурей, печально высились на окраине дороги.
Не кончив, она тихонько смеется, потом
с минуту все идут молча. Навстречу им выдвигается, поднимаясь
с земли, темный холм, — развалины какого-то здания, — над ним задумчиво опустил тонкие ветки ароматный эвкалипт, и, когда они трое поравнялись
с деревом,
ветви его как будто тихо вздрогнули.
Если человеку пришлось жить среди сибирских тундр или в заволжских солончаках, он может мечтать о волшебных садах
с невиданными на земле
деревьями, у которых коралловые
ветви, изумрудные листья, рубиновые плоды; но, переселившись в какую-нибудь Курскую губернию, получив полную возможность гулять досыта по небогатому, но сносному саду
с яблонями, вишнями, грушами, мечтатель наверное забудет не только о садах «Тысячи и одной ночи», но и лимонных рощах Испании.
Эффект состоит в том, что вся дворовая и около дворов живущая птица закричит всполошным криком и бросится или прятаться, или преследовать воздушного пирата: куры поднимут кудахтанье, цыплята
с жалобным писком побегут скрыться под распущенные крылья матерей-наседок, воробьи зачирикают особенным образом и как безумные попрячутся куда ни попало — и я часто видел, как
дерево, задрожав и зашумев листьями, будто от внезапного крупного дождя, мгновенно прятало в свои
ветви целую стаю воробьев;
с тревожным пронзительным криком, а не щебетаньем, начнут черкать ласточки по-соколиному, налетая на какое-нибудь одно место; защекочут сороки, закаркают вороны и потянутся в ту же сторону — одним словом, поднимется общая тревога, и это наверное значит, что пробежал ястреб и спрятался где-нибудь под поветью, в овине, или сел в чащу зеленых
ветвей ближайшего
дерева.
Мне казалось, что каждый вопрос, поставленный Ромасем, пустил, как мощное
дерево, корни свои в плоть жизни, а там, в недрах ее, эти корни сплелись
с корнями другого, такого же векового
дерева, и на каждой
ветви их ярко цветут мысли, пышно распускаются листья звучных слов.
Внизу под ним белел мощеный двор
с чахлой травой между камнями и торчали вверх
ветви жидких
деревьев.
Между стволов и
ветвей просвечивали багровые пятна горизонта, и на его ярком фоне
деревья казались ещё более мрачными, истощёнными. По аллее, уходившей от террасы в сумрачную даль, медленно двигались густые тени, и
с каждой минутой росла тишина, навевая какие-то смутные фантазии. Воображение, поддаваясь чарам вечера, рисовало из теней силуэт одной знакомой женщины и его самого рядом
с ней. Они молча шли вдоль по аллее туда, вдаль, она прижималась к нему, и он чувствовал теплоту её тела.
Перед ними лежала узкая дорога, ограждённая
с обеих сторон стволами
деревьев. Под ногами простирались узловатые корни, избитые колёсами телег, а над ними — густой шатёр из
ветвей и где-то высоко — голубые клочья неба. Лучи солнца, тонкие, как струны, трепетали в воздухе, пересекая наискось узкий, зелёный коридор. Запах перегнивших листьев окружал их.
Но вместо этого, сам не знает уж как, он изо всех ног побежал
с плотины и спрятался под густыми яворами, что мочили свои зеленые
ветви, как русалки, в темной воде мельничного затора. Тут, под
деревьями, было темно, как в бочке, и мельник был уверен, что никто его не увидит. А у него в это время уж и зуб не попадал на зуб, а руки и ноги тряслись так, как мельничный рукав во время работы. Однако брала-таки охота посмотреть, что будет дальше.
Я никогда не забуду этого важнейшего дня в моей жизни. Он был день свежий и ясный. Солнце ярко обливало своим сверканьем
деревья, на полуобнаженных
ветвях которых слабо качались пожелтевшие и озолотившиеся листья, в гроздах красной рябины тяжело шевелились ожиревшие дрозды. Баронессы и Лины не было дома, служанка работала на кухне, Аврора качалась
с книгою в руках в своем гамаке, а я составлял служебный отчет в своей комнате. Ради прекрасного дня окна в сад у меня были открыты.
В больнице уже
с пяти часов зажигали огонь, а весь день стоял холодный сумрак, и
деревья за окном уныло размахивали
ветвями, словно стряхивали
с себя последние мокрые листья.
Разорвав небо, молния осветила их обоих, рядом друг
с другом, скорченных, маленьких, обливаемых потоками воды
с ветвей дерева…
— Глупости! Глупости! — заговорили
деревья, и все разом начали доказывать Attalea, что она предлагает ужасный вздор. — Несбыточная мечта! — кричали они. — Вздор! Нелепость! Рамы прочны, и мы никогда не сломаем их, да если бы и сломали, так что ж такое? Придут люди
с ножами и
с топорами, отрубят
ветви, заделают рамы и всё пойдет по-старому. Только и будет. что отрежут от нас целые куски…
Ветви дерев мешались
с огромными листьями пальм, гнули и ломали их и сами, налегая на железные рамы, гнулись и ломались.
В лесу довольно частом, где корни и даже
ветви одних
дерев встречаются
с корнями и
ветвями других
дерев, любимые места, если они и есть, заметить трудно; но в редколесье или на полянах они очевидны и никакому сомнению не подвержены.
Но вот, ровно белые мухи, запорхали в воздухе пушистые снежинки, тихо ложатся они на сухую, промерзлую землю: гуще и гуще становятся потоки льющегося
с неба снежного пуха; все белеет: и улица, и кровли домов, и поля, и
ветви деревьев.
Надвинулись сумерки, наступает Иванова ночь… Рыбаки сказывают, что в ту ночь вода подергивается серебристым блеском, а бывалые люди говорят, что в лесах тогда
деревья с места на место переходят и шумом
ветвей меж собою беседы ведут… Сорви в ту ночь огненный цвет папоротника, поймешь язык всякого
дерева и всякой травы, понятны станут тебе разговоры зверей и речи домашних животных… Тот «цвет-огонь» — дар Ярилы… То — «царь-огонь»!..
И когда,
с нагруженной по край лодкой, он пробирался по узким переулкам, а то и прямо через сады, поверх затопленных заборов, и гибкие
ветви деревьев с разбухшими почками царапали его лицо, ему чудилось, что весь мир состоит из спокойной ласковой воды, яркого, горячего солнца, живых и бодрых криков и приветливых лиц.
Ветвь, отрезанная от своего сучка, тем самым отделилась от целого
дерева. Так и человек при раздоре
с другим человеком отрывается и от всего человечества. Но
ветвь отсекается чужой рукой, человек же сам своей ненавистью отрезает себя от ближнего своего и не думает о том, что он этим отрывает себя от всего человечества.
«И ты, — как выражается Марк Аврелий, — ты легко оторвешься от жизни, как созревший плод
с дерева, благословляя
ветвь, на которой висел».
Около реки в изобилии росли ольха довольно крупных размеров и тальники, имеющие вид строевых
деревьев, но
с мелкими
ветвями почти от самого корня.
На прибрежной растительности сказалось губительное влияние моря. Деформированные и обезображенные
деревья, преимущественно лиственицы, имели
ветви загнутыми в одну сторону. Это были своего рода флюгеры, указывающие преобладающее направление ветра. Некоторые из них производили впечатление однобокой метелки
с мелкими ветками, растущими густыми пучками, образующими по опушкам непроницаемую чащу.
Смеркалось… На западе догорала последняя заря. За лесом ее не было видно, но всюду в небе и на земле чувствовалась борьба света
с тьмою. Ночные тени неслышными волнами уже успели прокрасться в лес и окутали в сумрак высокие кроны
деревьев. Между
ветвями деревьев виднелись звезды и острые рога полумесяца.
Как только мы отошли от берега, мы сразу попали в непролазную чащу: неровная почва, сухие протоки, полосы гальки, рытвины и ямы, заваленные колодником и заросшие буйными, теперь уже засохшими травами; кустарниковая ольха, перепутавшаяся
с пригнутыми к земле
ветвями черемушника;
деревья с отмершими вершинами и мусор, нанесенный водой, — таков поемный лес в долине реки Самарги, куда мы направились
с Глеголой на охоту.