Неточные совпадения
В особенности дети, шедшие в школу,
голуби сизые, слетевшие
с крыши на тротуар, и сайки, посыпанные мукой, которые выставила невидимая рука, тронули его.
Сквозь предвечерний сумрак Самгин видел в зеркале
крышу флигеля
с полками, у трубы, для
голубей, за
крышей — голые ветви деревьев.
Крыльцо жилища Диомидова — новенькое,
с двумя колонками,
с крышей на два ската, под
крышей намалеван
голубой краской трехугольник, а в нем — белый
голубь, похожий на курицу.
Нет, Безбедов не мешал, он почему-то приуныл, стал молчаливее, реже попадал на глаза и не так часто гонял
голубей. Блинов снова загнал две пары его птиц, а недавно, темной ночью, кто-то забрался из сада на
крышу с целью выкрасть
голубей и сломал замок голубятни. Это привело Безбедова в состояние мрачной ярости; утром он бегал по двору в ночном белье, несмотря на холод, неистово ругал дворника, прогнал горничную, а затем пришел к Самгину пить кофе и, желтый от злобы, заявил...
Пчелы на пасеке жужжат да гудят;
голубь на
крышу сядет и заворкует; курочка-наседочка зайдет
с цыплятами крошек поклевать; а то воробей залетит или бабочка — мне очень приятно.
Новый дом был нарядней, милей прежнего; его фасад покрашен теплой и спокойной темно-малиновой краской; на нем ярко светились
голубые ставни трех окон и одинарная решетчатая ставня чердачного окна;
крышу с левой стороны красиво прикрывала густая зелень вяза и липы.
Теперь он наблюдал колеблющееся световое пятно, которое ходило по корпусу вместе
с Михалкой, — это весело горел пук лучины в руках Михалки. Вверху, под горбившеюся запыленною железною
крышей едва обозначались длинные железные связи и скрепления, точно в воздухе висела железная паутина. На вороте, который опускал над изложницами блестевшие от частого употребления железные цепи, дремали доменные
голуби, — в каждом корпусе были свои
голуби, и рабочие их прикармливали.
Вон далеко за оврагом виднеется на светло-голубом небе деревенская церковь
с зеленой
крышей; вон село, красная
крыша барского дома и зеленый сад.
На первый раз трудно было что-нибудь разглядеть в окружавшей темноте, из которой постепенно выделялись остовы катальных машин, обжимочный молот в одном углу, темные стены и высокая железная
крыша с просвечивавшими отверстийми, в которые весело глядело летнее
голубое небо и косыми пыльными полосами врывались солнечные лучи.
На
крыше надстройка, приют
голубей, — купец Изюмин охотник гонять их: для этого он взял да и выстроил голубятню на
крыше; и по утрам и по вечерам, в колпаке, в халате,
с палкой, к концу которой привязана тряпица, стоит на
крыше и посвистывает, размахивая палкой.
Стаи
голубей перелетали
с крыши на
крышу.
— Бывало, выйдет она в сад, вся белая да пышная, гляжу я на нее
с крыши, и — на что мне солнышко, и — зачем белый свет? Так бы
голубем под ноги ей и слетел! Просто — цветок лазоревый в сметане! Да
с этакой бы госпожой хоть на всю жизнь — ночь!
Сдвинувшись ближе, они беседуют шёпотом, осенённые пёстрою гривою осенней листвы, поднявшейся над забором.
С крыши скучно смотрит на них одним глазом толстая ворона; в пыли дорожной хозяйственно возятся куры; переваливаясь
с боку на бок, лениво ходят жирные
голуби и поглядывают в подворотни — не притаилась ли там кошка? Чувствуя, что речь идёт о нём, Матвей Кожемякин невольно ускоряет шаги и, дойдя до конца улицы, всё ещё видит женщин, покачивая головами, они смотрят вслед ему.
На барке, черной внизу,
с освещенной, как при пожаре, палубой, вертелось, рассыпая искры, огненное алмазное колесо, и несколько ракет выбежали из-за
крыш на черное небо, где, медленно завернув вниз, потухли, выронив зеленые и
голубые падучие звезды.
Побежали по деревенским улицам бурливые, коричневые, сверкающие ручейки, сердито пенясь вокруг встречных каменьев и быстро вертя щепки и гусиный пух; в огромных лужах воды отразилось
голубое небо
с плывущими по нему круглыми, точно крутящимися, белыми облаками;
с крыш посыпались частые звонкие капли.
Встречу им подвигались отдельные дома, чумазые, окутанные тяжёлыми запахами, вовлекая лошадь и телегу
с седоками всё глубже в свои спутанные сети. На красных и зелёных
крышах торчали бородавками трубы, из них подымался
голубой и серый дым. Иные трубы высовывались прямо из земли; уродливо высокие, грязные, они дымили густо и черно. Земля, плотно утоптанная, казалась пропитанной жирным дымом, отовсюду, тиская воздух, лезли тяжёлые, пугающие звуки, — ухало, гудело, свистело, бранчливо грохало железо…
Светило солнце,
с крыш говорливо текла вода, смывая грязный снег, люди шагали быстро и весело. В тёплом воздухе протяжно плавал добрый звон великопостных колоколов, широкие ленты мягких звуков поднимались и улетали из города в бледно-голубые дали…
Бобке оставалось два шага до соединения карниза
с крышею, где он непременно бы поймал своего
голубя, и откуда бы еще непременнее полетел
с ним вместе
с десятисаженной высоты на дворовую мостовую.
Гибель Бобки была неизбежна, потому что
голубь бы непременно удалялся от него тем же аллюром до самого угла соединения карниза
с крышей, где мальчик ни за что не мог ни разогнуться, ни поворотиться: надеяться на то, чтобы ребенок догадался двигаться задом, было довольно трудно, да и всякий, кому в детстве случалось путешествовать по так называемым «кошачьим дорогам», тот, конечно, поймет, что такой фортель был для Бобки совершенно невозможен.
Надо мной расстилалось
голубое небо, по которому тихо плыло и таяло сверкающее облако. Закинув несколько голову, я мог видеть в вышине темную деревянную церковку, наивно глядевшую на меня из-за зеленых деревьев,
с высокой кручи. Вправо, в нескольких саженях от меня, стоял какой-то незнакомый шалаш, влево — серый неуклюжий столб
с широкою дощатою
крышей,
с кружкой и
с доской, на которой было написано...
Такие проделки очень живописны, всякий посмотрит несколько минут
с удовольствием на эту живую картину; но охотники
с увлеченьем смотрят на нее по нескольку часов сряду, не давая садиться усталым
голубям на родимую
крышу их голубятни.
На Поречной стройно вытянулись лучшие дома, —
голубые, красные, зеленые, почти все
с палисадниками, — белый дом председателя земской управы Фогеля,
с башенкой на
крыше; краснокирпичный
с желтыми ставнями — головы; розоватый — отца протоиерея Исаии Кудрявского и еще длинный ряд хвастливых уютных домиков — в них квартировали власти: войсковой начальник Покивайко, страстный любитель пения, — прозван Мазепой за большие усы и толщину; податной инспектор Жуков, хмурый человек, страдавший запоем; земский начальник Штрехель, театрал и драматург; исправник Карл Игнатьевич Вормс и развеселый доктор Ряхин, лучший артист местного кружка любителей комедии и драмы.
С одной его стороны собор и, конечно, Соборная улица,
с другой — городской сквер,
с третьей — каменные городские ряды, у которых желтая штукатурка облупилась, а на
крыше и на карнизах сидят
голуби; наконец,
с четвертой стороны впадает главная улица,
с отделением какого-то банка,
с почтовой конторой,
с нотариусом и
с парикмахером Теодором из Москвы.
— Нет, — сознался Сашка. — А, нет, раз видел:
с крыши упал. За
голубями лазили, я и сорвался.
Обитель спала. Только чириканье воробьев, прыгавших по скату крутой часовенной
крыши, да щебетанье лесных птичек, гнездившихся в кустах и деревьях кладбища, нарушали тишину раннего утра.
Голубым паром поднимался туман
с зеленеющих полей и бурых, железистой ржавчиной крытых мочажин…
С каждой минутой ярче и шире алела заря… Золотистыми перьями раскидывались по ней лучи скрытого еще за небосклоном светила.
Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю
крыши,
Подстерегая целующихся
голубей.
— Иоле, милый Иоле. Это ты? — сквозь сон спрашивает девушка, позабыв о времени и месте, спросонья. И внезапно открывает глаза. Перед ней незнакомая крошечная комнатка. Масса солнца и света. В окно смотрит
с крыши труба соседнего дома и кусок
голубого неба над ней. A в дверь все стучат и стучат упорно…
Смотришь — чистенькие окошечки, на них горшочки
с красным перцем и бальзаминами, по сторонам пришпилены белые «фиранки», на
крышах воркуют
голуби, и в глубине двориков хлопотливо кудахчут куры, и вдруг почему-то и зачем-то придут сюда какие-то сторонние люди и всё это разломают…
К вечеру на горизонте показались знакомая церковь и белые амбары. У Рябовича забилось сердце… Он не слушал офицера, ехавшего рядом и что-то говорившего ему, про всё забыл и
с жадностью всматривался в блестевшую вдали реку, в
крышу дома, в голубятню, над которой кружились
голуби, освещенные заходившим солнцем.
Зачирикали воробьи, трепыхаясь в намокшем снеге, загулькали серые
голуби, и
с крыш потекли потоки воды…