Неточные совпадения
Невыносимо нагло и вызывающе подействовал на Алексея Александровича
вид отлично сделанного
художником черного кружева на голове, черных волос и белой прекрасной руки
с безыменным пальцем, покрытым перстнями.
Чем дальше, тем интереснее становилась долина.
С каждым поворотом открывались все новые и новые
виды.
Художники нашли бы здесь неистощимый материал для своих этюдов. Некоторые
виды были так красивы, что даже казаки не могли оторвать от них глаз и смотрели как зачарованные.
Паншин принял меланхолический
вид, выражался кратко, многозначительно и печально, — ни дать ни взять невысказавшийся
художник, — но, несмотря на просьбы Беленицыной, которая очень
с ним кокетничала, не соглашался спеть свой романс: Лаврецкий его стеснял.
Здесь имеется в
виду его известная гравюра
с картины итальянского
художника Рафаэля Санти (1483—1520) «Преображение».] и, наконец, масляная женская головка, весьма двусмысленной работы, но зато совсем уж
с томными и закатившимися глазами, стояли просто без рамок, примкнутыми на креслах; словом, все показывало учено-художественный беспорядок, как бы свидетельствовавший о громадности материалов, из которых потом вырабатывались разные рубрики журнала.
Так помаленьку устраиваясь и поучаясь, сижу я однажды пред вечером у себя дома и вижу, что ко мне на двор въехала пара лошадей в небольшом тарантасике, и из него выходит очень небольшой человечек, совсем похожий
с виду на
художника: матовый, бледный брюнетик,
с длинными, черными, прямыми волосами,
с бородкой и
с подвязанными черною косынкой ушами. Походка легкая и осторожная: совсем петербургская золотуха и мозоли, а глаза серые, большие, очень добрые и располагающие.
— Рад, — говорю, — очень
с вами познакомиться, — и, поверьте, действительно был рад. Такой мягкий человек, что хоть его к больной ране прикладывай, и особенно мне в нем понравилось, что хотя он
с вида и похож на
художника, но нет в нем ни этой семинарской застенчивости, ни маркерской развязности и вообще ничего лакейского, без чего
художник у нас редко обходится. Это просто входит бедный джентльмен, — в своем роде олицетворение благородной и спокойной гордости и нищеты рыцаря Ламанчского.
Они проходят по террасе в дверь отеля, точно люди
с картин Гогарта: [Гогарт Вильям (1697–1764) — английский
художник, в картинах которого проявились острая наблюдательность, тонкое понимание натуры и склонность к сатире.] некрасивые, печальные, смешные и чужие всему под этим солнцем, — кажется, что всё меркнет и тускнеет при
виде их.
Кто за
художника, кто за того… Голоса слились в споре. А пятеро «утюгов»
с деловым
видом протиснулись ближе и встали сзади налегших на стол спорщиков. На них никто никакого внимания: не до того — на столе водка.
Прямо на стене, в
виду его и тех, кто предстанет к нему на суде, он утвердил лучшим
художником написанную икону Христа
с благословляющей десницей и евангелием, на разогнутой странице которого читалось: «Научитеся от меня, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой».
Неподвижно,
с отверстым ртом стоял Чартков перед картиною, и, наконец, когда мало-помалу посетители и знатоки зашумели и начали рассуждать о достоинстве произведения и когда, наконец, обратились к нему
с просьбою объявить свои мысли, он пришел в себя; хотел принять равнодушный, обыкновенный
вид, хотел сказать обыкновенное, пошлое суждение зачерствелых
художников, вроде следующего: «Да, конечно, правда, нельзя отнять таланта от
художника; есть кое-что; видно, что хотел он выразить что-то; однако же, что касается до главного…» И вслед за этим прибавить, разумеется, такие похвалы, от которых бы не поздоровилось никакому
художнику.
Этот
художник был один из прежних его товарищей, который от ранних лет носил в себе страсть к искусству,
с пламенной душой труженика погрузился в него всей душою своей, оторвался от друзей, от родных, от милых привычек и помчался туда, где в
виду прекрасных небес спеет величавый рассадник искусств, — в тот чудный Рим, при имени которого так полно и сильно бьется пламенное сердце
художника.
Голос Менделя-отца слегка дрогнул. Израиль слушал
с серьезным и заинтересованным
видом. Лицо Фроима выражало равнодушие. Он вспомнил агаду, но мораль ее, по-видимому, ему не нравилась. Быть может даже, он уже пародировал ее в уме. Но отец этого не видел. Инстинктом рассказчика-художника он чувствовал, где самый внимательный его слушатель, и повернулся в сторону дяди, который, опершись на ручку кресла, очевидно, ждал конца.
И
с покорным
видом,
с умильным взором на Спасителя
с апостолами во время бури на Галилейском море, знаменитой кисти известного
художника Боровиковского, запел Николай Александрыч вполголоса заунывную песню. Другие вполголоса припевали ему, а у него щеки так и орошались слезами.
Сезон и тогда, в общем, носил такую же физиономию, как и в последнюю мою зиму 1864–1865 года: те же театры, те же маскарады в Большом, Купеческом и Благородном собрании, только больше публичных лекций, и то, что вносил
с собою оживляющего Клуб
художников, где я позднее прочел три лекции о"Реальном романе во Франции", которые явились в
виде статьи у Некрасова.
В это время
с крыльца черной избы открылся перед
художником вид места, на котором предполагалось строить храм Успения. И он задумался, улетев туда мыслью и сердцем.
Александр Васильевич стоял
с неподвижностью столпа. Его глаза были устремлены на открытое море. Чудный
вид открывался из Монплезира, но молодой Суворов не был
художником, картины природы не производили на него особенного впечатления — он относился к ним со спокойным безразличием делового человека.
(Примеч. автора.)] не видно ни торговца
с предложениями новых промышленных
видов, ни
художника, вытребованного нежданно-негаданно к получению награды за великий труд, который он творил для потомства, а продавал, наконец, за кусок хлеба.
Лепные потолки, дорогие обои, вычурная печь, всюду масса ненужных и аляповатых безделушек и, не менее их, грубо намалеванных произведений никому неизвестных
художников в тяжелых, кричащих рамах, висевших по стенам, гобелены, поеденные молью, ковры, потерявшие от старости свой первоначальный
вид и цвет, модная, вычурная
с претензией, но
с выцветшей и потрепанной обивкой мебель, все это неприятно поразило
с первого же взгляда Дашу.
Стр. 440.
Художник Карпатский. — Имеется в
виду, по воспоминаниям Боборыкина,"
художник Бернардский, когда-то талантливый рисовальщик, которому принадлежат иллюстрации в «Тарантасе» гр. Соллогуба и «Путешествии madame де Курдюков» (там же,
с. 395).