Неточные совпадения
Знает ли он, наконец, что этот песок, который сию минуту хрустнул у него
на зубах, составляет часть горсти земли, взятой рьяным бонапартистом
с могилы Лулу и составлявшей предмет пламенных тостов
на вчерашнем
банкете в Hotel Continental?
Добежав уже до внешнего рва, все смешались в глазах Козельцова, и он почувствовал боль в груди и, сев
на банкет,
с огромным наслаждением увидал в амбразуру, как толпы синих мундиров в беспорядке бежали к своим траншеям, и как по всему полю лежали убитые и ползали раненые в красных штанах и синих мундирах.
Калугина еще возбуждали тщеславие — желание блеснуть, надежда
на награды,
на репутацию и прелесть риска; капитан же уж прошел через всё это — сначала тщеславился, храбрился, рисковал, надеялся
на награды и репутацию и даже приобрел их, но теперь уже все эти побудительные средства потеряли для него силу, и он смотрел
на дело иначе: исполнял в точности свою обязанность, но, хорошо понимая, как мало ему оставалось случайностей жизни, после 6-ти месячного пребывания
на бастьоне, уже не рисковал этими случайностями без строгой необходимости, так что молодой лейтенант,
с неделю тому назад поступивший
на батарею и показывавший теперь ее Калугину,
с которым они бесполезно друг перед другом высовывались в амбразуры и вылезали
на банкеты, казался в десять раз храбрее капитана.
Восмибратов. Много вами благодарны-с. Уж у нас, сударыня, без вас дело не обойдется. Вы у нас
на свадьбе-с — пятьдесят процентов к приданому, вот как мы вас ценим. А уж
банкет я сделаю для вашей милости, так месяца
на два в городе разговору хватит. Пущай, по крайности, знают.
— Вот видите, Маклаков, — заговорил Саша, — у нас никто не хочет работать серьёзно,
с увлечением, а у них дело развивается.
Банкеты, съезды, дождь литературы,
на фабриках — открытая пропаганда…
— Стол вместе
с нами всегда, — рассказывали батенька, однако ж вполголоса, потому что сами видели, что проторговались, дорогонько назначили, — стол
с нами, кроме
банкетов: тогда он обедает
с шляхтою; жить в панычевской; для постели войлок и подушка. В зимние вечера одна свеча
на три дня. В месяц раз позволение проездиться
на таратайке к знакомым священникам, не далее семи верст.
С моих плеч черкеска, какая бы ни была, и по пяти рублей от хлопца, то есть пятнадцать рублей в год.
Это тоже — род королей, как бывало и
на прежних
банкетах, но уже
с вариациями.
Петрусь рассуждал, как он после обеда будет
с панночками играть в короли, в жмурки, какие загадки будет загадывать; а я рассчитывал, как я знатно наемся
на этом
банкете и буду примечать, так ли хорошо выкармливается птица у него, как у маменьки?
А Сусанна Ивановна ему
на это: «Батюшка! мы дети ваши! мы любим» и т.д., словом, все совершенно так, как бывает в театральных представлениях, для вящего сходства
с которыми родитель в конце концов простер над ними руки и очень трогательно произнес: «Дети мои, будьте счастливы» и задал великолепный
банкет всему гусарскому полку и всему местному «благородному дворянству».
Адвокат Мириманов, со своею знающею улыбкою, заставлявшею всех ему верить, рассказал, что недавно в Москве предполагался съезд Коминтерна. Пред открытием заграничных рабочих-делегатов пригласили
на банкет. Фрукты, цветы зимою, шампанское. Декольтированные комиссарши. Рабочие поглядели… «Россия ваша погибает от голода и холода, вы выдаете рабочим по полфунта хлеба
с соломою, а сами пьете шампанское! Теперь мы знаем, что такое ваш коммунизм». И уехали обратно.
Я часто — и
с особым интересом — изучал самый процесс испанского красноречия. У них совершенно другой мозговой аппарат, чем, например, у нас или у немцев, англичан, — самой передачи умственных образов, артикуляции звуков. Она совершается у них
с поражающей быстротой. И способность мыслить образами также совсем особенная.
На банкете в Андалузии я стоял рядом
с одним из ораторов, и этот образно-диалектический аппарат приводил меня в крайнее изумление.
Стала
с ней княжна во дворец
на куртаги ездить,
на ассамблеи к светлейшему Меншикову, к графу Головкину, к князю Куракину, а к иным знатным персонам
на балы,
на банкеты, и
с визитою.
А
с молоду «скосырем» слыл и, живучи в Питере,
на ассамблеях и
банкетах так шпынял [Шпынять — подсмеиваться, острить.] больших господ, барынь и барышень, что все речей его пуще огня и чумы боялись.
Чем бы
на охоту съездить, аль
банкет сделать, бал, гулянку какую, — по мужичьим избам
на посиделки почал таскаться,
с парнями да
с девками мужицкие игры играть; стариков да старух сказки заставлял рассказывать да песни петь, а сам
на бумагу их записывал…
Была псарня,
на охоту не ездил; были музыканты, при нем не играли; ни пиров, ни
банкетов не делал; сам никуда, кроме церкви, ни ногой и холопям никакого удовольствия не делал, не поил их, не бражничал
с ними…
Веселы показались жителям Глухова 1751 и 1752 годы. У гетмана бал сменился комедией, комедия
банкетом.
На семейных праздниках гетманских вино лилось рекою. Как маленький властелин, он давал даже аудиенции старшинам после богослужения в придворной церкви, вручал торжественно пернач полковому судье миргородскому — Остроградскому, которого производил в полковники и
на приемах у себя поздравлял кого
с повышением, кого
с наградой.
В коридоре встретили ее насмешки и проклятия нескольких преступников, расхаживавших взад и вперед.
На ужасных лицах их можно было читать их злодеяния. „Поищи правды! — говорил один душегубец. — Нас морят
с голоду, а у Паткуля — чем он лучше нас?.. изменник!.. у него беспрестанно пиры да
банкеты! То летят сладкие кусочки и стклянки, то шныряют приятели да девки…”
В клубе давали ему обед — он знал,
с какою целью. Устроителями обеда были трое уездных предводителей. И это придавало особенно лестный характер этому
банкету. Значит, естественные кандидаты
на место губернского предводителя не считали себя настолько достойными занимать эту должность, насколько был достоин он.
Борис
с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть
на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.