Неточные совпадения
Вчера она досидела до конца вечера в кабинете Татьяны Марковны: все были там, и Марфенька, и Тит Никонович. Марфенька работала, разливала чай, потом играла на фортепиано. Вера молчала, и если ее спросят о чем-нибудь, то отвечала, но сама не заговаривала. Она чаю не пила, за
ужином раскопала два-три блюда вилкой, взяла что-то в рот, потом
съела ложку варенья и тотчас после стола ушла спать.
— Бабушка! заключим договор, — сказал Райский, — предоставим полную свободу друг другу и не будем взыскательны! Вы делайте, как хотите, и я буду делать, что и как вздумаю… Обед я ваш
съем сегодня за
ужином, вино выпью и ночь всю пробуду до утра, по крайней мере сегодня. А куда завтра денусь, где буду обедать и где ночую — не знаю!
— Ну-с, что же нам
съесть? Жена очень хвалила, вы тогда
ужинали салат из ершей. Сделай нам салат из ершей.
— Бесиев? Ну, пусть будет Бесиев, — согласился Ромашов. — Однако я ушел. Если придут от Петерсонов, скажешь, что подпоручик ушел, а куда — неизвестно. Понял? А если что-нибудь по службе, то беги за мной на квартиру поручика Николаева. Прощай, старина!.. Возьми из собрания мой
ужин, и можешь его
съесть.
Говоря по совести, ни с какой Селиной он вчера не
ужинал, а пришел вечером в десять часов домой,
съел кусочек грюйеру 64 и щелкнул языком.
Особенно интересен он был за обедом или
ужином, полный блестящего остроумия в рассказах о своих путешествиях. Это был человек, любивший вкусно поесть и выпить хорошего вина. Пил не особенно много, смаковал и
съедал огромное количество всякой снеди. Он иногда обедал у меня, всегда предупреждая...
— Как мало?.. Вы не видали, — сказал ей Аггей Никитич, — а я раз, после одной охоты в царстве польском — пропасть мы тогда дичи настреляли! — пятьдесят бекасов и куличков
съел за
ужином!
Как-то за
ужином мы вместе с инженером
съели целого омара. Возвращаясь потом домой, я вспомнил, что инженер за
ужином два раза сказал мне «любезнейший», и я рассудил, что в этом доме ласкают меня, как большого несчастного пса, отбившегося от своего хозяина, что мною забавляются и, когда я надоем, меня прогонят, как пса. Мне стало стыдно и больно, больно до слез, точно меня оскорбили, и я, глядя на небо, дал клятву положить всему этому конец.
Ужином Елизавета Петровна угостила на славу: она своими руками сделала отличнейший бифштекс и цыплят под соусом, но до всего этого ни князь, ни Елена почти не дотронулись; зато Миклаков страшно много
съел и выпил все вино, какое только было подано.
Иногда мы, проголодавшись, потихоньку шли в буфет, доставали холодный
ужин через протекцию Никиты и
съедали его при одной свече в моем кабинете.
Моя комплекция вела меня к уединению, и я, тотчас после учения, добирался к своим, днем от маменьки полученным и старательно спрятанным лакомствам,
съедал их поспешно и, управившись дочиста, тут же засыпал в ожидании желаемого
ужина.
За обедом и за
ужином он ел ужасно много; ему подавали и сегодняшнее, и вчерашнее, и холодный пирог, оставшийся с воскресенья, и людскую солонину, и он все
съедал с жадностью, и от каждого обеда у Веры оставалось такое впечатление, что когда потом она видела, как гнали овец или везли с мельницы муку, то думала...
Тут из кухни принесли
ужин. Дядя пошел за нами во флигель и за компанию
съел пять творожников и утиное крылышко. Он ел и глядел на нас. Все мы возбуждали в нем восторг и умиление. Какую бы глупость ни сморозил мой незабвенный учитель и что бы ни сделала Татьяна Ивановна, всё находил он милым и восхитительным. Когда после
ужина Татьяна Ивановна смиренно села в уголок и принялась за вязанье, он не отрывал глаз от ее пальчиков и болтал без умолку.
Когда всё небо покрывалось звездами и умолкали лягушки, из кухни приносили нам
ужин. Мы шли во флигель и принимались за еду. Учитель и цыган ели с жадностью, с треском, так что трудно было понять, хрустели то кости или их скулы, и мы с Татьяной Ивановной едва успевали
съесть свои доли. После
ужина флигель погружался в глубокий сон.
Возвратясь домой, Лев Саввич чувствовал себя злым и неудовлетворенным, точно он вместо телятины
съел за
ужином старую калошу. Быть может, он пересилил бы себя и забылся, но болтовня супруги и ее улыбки каждую секунду напоминали ему про индюка, гуся, пузана…
Надежда и ненависть обе разом исчезли, и тотчас же Ивану Дмитричу и его жене стало казаться, что их комнаты темны, малы и низки, что
ужин, который они
съели, не насыщает, а только давит под желудком, что вечера длинны и скучны…
Татьяна всё время за
ужином посматривала нежно на мужа, ревнуя и беспокоясь, как бы он не
съел или не выпил чего-нибудь вредного. Ей казалось, что он избалован женщинами, устал, — это ей нравилось в нем, и в то же время она страдала. Варя и Надя также были нежны с ним и смотрели на него с беспокойством, точно боялись, что он вдруг возьмет и уйдет от них. Когда он хотел налить себе вторую рюмку, Варя сделала сердитое лицо и сказала...