Неточные совпадения
— Входить во все подробности твоих чувств я не имею права и вообще
считаю это бесполезным и даже вредным, — начал Алексей Александрович. — Копаясь в своей душе, мы часто выкапываем такое, что там лежало бы незаметно. Твои чувства — это дело твоей совести; но я обязан пред тобою, пред собой и пред Богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана, и связана не людьми, а Богом. Разорвать эту связь может только
преступление, и
преступление этого рода влечет за собой тяжелую кару.
— Если можно признать, что что бы то ни было важнее чувства человеколюбия, хоть на один час и хоть в каком-нибудь одном, исключительном случае, то нет
преступления, которое нельзя бы было совершать над людьми, не
считая себя виноватым».
— А потом огромная доля невинных потому, что они, воспитавшись в известной среде, не
считают совершаемые ими поступки
преступлениями.
Духовенство
сочло это
преступлением.
И вот должна явиться перед ним женщина, которую все
считают виновной в страшных
преступлениях: она должна умереть, губительница Афин, каждый из судей уже решил это в душе; является перед ними Аспазия, эта обвиненная, и они все падают перед нею на землю и говорят: «Ты не можешь быть судима, ты слишком прекрасна!» Это ли не царство красоты?
История представлялась мне наполненной
преступлениями и ложью, хотя я и признавал смысл истории и философию истории
считал своей специальностью.
Толстой справедливо
считал, что
преступление было условием жизни государства, как она слагалась в истории.
У ссыльного населения, живущего при ненормальной, исключительной обстановке, своя особая, условная преступность, свой устав, и
преступления, которые мы
считаем легкими, здесь относятся к тяжелым, и, наоборот, большое число уголовных
преступлений совсем не регистрируется, так как они считаются в тюремной сфере явлениями обычными, почти необходимыми.
И тот и другая
сочли бы величайшим
преступлением, достойным если не смертной казни, то по крайней мере церковной анафемы, если бы они упустили какой-нибудь интерес дома Бахаревых или дома смотрителя уездного училища, Гловацкого.
— Ничуть не бывало, — продолжал молодой человек прежним деловым тоном, —
преступление в этом деле тогда бы можно
считать совершенным, когда бы сам подряд, обеспеченный этим свидетельством, лопнул: казна, значит, должна была бы дальнейшие работы производить на счет залогов, которых в действительности не оказалось, и тогда в самом деле существовало бы фактическое зло, а потому существовало бы и
преступление.
Я сказал уже, что в продолжение нескольких лет я не видал между этими людьми ни малейшего признака раскаяния, ни малейшей тягостной думы о своем
преступлении и что большая часть из них внутренне
считает себя совершенно правыми.
Он
считал за
преступление рассуждать о религии, может быть потому, что не мог рассуждать о ней.
Обладая сим неоцененным сокровищем, простодушный поселянин смело может
считать свой жребий более счастливым, нежели даже вельможа, отягченный добычей и
преступлениями.
— Ольга не
считала свою любовь
преступлением; она знала, хотя всячески старалась усыпить эту мысль, знала, что близок ужасный, кровавый день… и… небо должно было заплатить ей за будущее — в настоящем; она имела сильную душу, которая не заботилась о неизбежном, и по крайней мере хотела жить — пока жизнь светла; как она благодарила судьбу за то, что брат ее был далеко; один взор этого непонятного, грозного существа оледенил бы все ее блаженство; — где взял он эту власть?..
Другой род трагического — трагическое нравственного столкновения — эстетика выводит из той же мысли, только взятой наоборот: в трагическом простой вины основанием трагической судьбы
считают мнимую истину, что каждое бедствие, и особенно величайшее из бедствий — погибель, есть следствие
преступления; в трагическом нравственного столкновения [основываются эстетики гегелевской школы на] мысли, что за
преступлением всегда следует наказание преступника или погибелью или мучениями его собственной совести.
Зачем этот смешной господин, когда его приходит навестить кто-нибудь из его редких знакомых (а кончает он тем, что знакомые у него все переводятся), зачем этот смешной человек встречает его так сконфузившись, так изменившись в лице и в таком замешательстве, как будто он только что сделал в своих четырех стенах
преступление, как будто он фабриковал фальшивые бумажки или какие-нибудь стишки для отсылки в журнал при анонимном письме, в котором обозначается, что настоящий поэт уже умер и что друг его
считает священным долгом опубликовать его вирши?
Девственный Бенни был для этого самый плохой компанион: он не любил и даже не выносил вида никаких оргий, сам почти ничего не пил, в играх никаких не участвовал, легких отношений к женщинам со стороны порядочных людей даже не допускал, а сам и вовсе не знал плотского греха и
считал этот грех большим
преступлением нравственности (Артур Бенни был девственник, — это известно многим близко знавшим его лицам и между прочим одному уважаемому и ныне весьма известному петербургскому врачу, г-ну Т-му, пользовавшему Бенни от тяжких и опасных болезней, причина которых лежала в его девственности, боровшейся с пламенным темпераментом его пылкой, почти жгучей натуры).
Все эти добродетели там, чувствительности — хрестоматия, одним словом — не наше дело, барышня, не дело голышей!» Когда же мой фавор прекратился и Мишель не
счел нужным более таить ни презрения к нему, ни участия ко мне, г. Ратч внезапно усугубил свою суровость; он постоянно следил за мною, точно я была способна на все
преступления и меня следовало держать в ежовых рукавицах.
Шаррон. Ну, довольно, спасибо тебе, друг. Ты честно исполнил свой долг. Не терзайся. Всякий верный подданный короля и сын церкви за честь должен
считать донести о
преступлении, которое ему известно.
Шаррон. На предсмертной исповеди она мне это подтвердила, и тогда я не
счел даже нужным, ваше величество, допрашивать актера Лагранжа, чтобы не раздувать это гнусное дело. И следствие я прекратил. Ваше величество, Мольер запятнал себя
преступлением. Впрочем, как будет угодно судить вашему величеству.
В обители св. Сергия тоже знали эту вторую версию и едва ли не давали ей больше веры, чем первой. Брянчанинов и Чихачев были огорчены погибелью молодого человека, одного с ними воспитания и одних и тех же стремлений к водворению в жизни царства правды и бескорыстия. Монахи
считали гибель Фермора тяжким
преступлением для всех русских, бывших на пароходе. По их понятиям, эти господа могли меньше говорить о том, как им близок бедняк, о котором заботился их государь, но должны были больше поберечь его.
Так, например, одна статья удивляется тому, что итальянцы подражают французам, и
считает это
преступлением с их стороны потому, что Италиия владела некогда всем светом, как будто бы сила оружия и пространство империи условливают и высшую образованность…
Древнее нравственное суждение не
считало возможным оставить
преступления без наказания, оно страшилось этого.
Например: новейшая школа Ломброзо не признает свободной воли и каждое
преступление считает продуктом чисто анатомических особенностей индивидуума.
С одной стороны, голос рассудка говорил, что ему следует бежать из этого дома и более никогда не встречаться с жертвой его гнусного
преступления, какою
считал он Татьяну Борисовну, а с другой, голос страсти, более сильный, чем первый, нашептывал в его уши всю соблазнительную прелесть обладания молодой девушкой, рисовал картины ее девственной красоты, силу и очарование ее молодой страсти, и снова, как во вчерашнюю роковую ночь, кровь бросалась ему в голову, стучала в висках, и он снова почти терял сознание.
С этого времени мучения этого страха встречи даже увеличились, а предчувствие обратилось в какую-то роковую уверенность, что вот-вот сейчас войдет кто-нибудь из тех — петербургских — которые знают ее позор, догадывались о ее
преступлениях, которые молчат только потому, что
считают ее мертвой, которые даже, вероятно, довольны, что такая худая трава, как она, вырвана из поля.
Ухаживание графа, ухаживание для возбуждения ревности к жене, вскружило голову Ольге Ивановне, она влюбилась в ее мужа и,
считая это чувство
преступлением, бежала и скрылась… Это было логично, особенно для такой идеалистки, какою была графиня Вельская.
— Моих!? — вскочил граф с кресла. — Разве я наемный убийца? Почему вы меня можете
считать способным на такое
преступление?
Проводив на мызу господина Блументроста Владимира, с которым судьба так жестоко поступила в минуты его величайших надежд, мы возвратимся к мосту мариенбургскому. Внезапное похищение его несколько расстроило церемониальное шествие, предводимое Гликом. Последний едва не перемешал в голове частей речи, составленной по масштабу порядочной хрии [Хрия — ораторская речь.], от которой отступить
считал он уголовным
преступлением.
Сильные своею злобою, они
считают коварство за ум, дерзость в
преступлении за мужество, презрение ко всему на свете за умственное превосходство.
Глеб Алексеевич стал горячо молиться. Не избавления от тяжелого ига жены, жены-убийцы, просил он у Бога. Он просил лишь силы перенести это иго, которое он
считал в глубине души справедливым возмездием за совершенное
преступление. Этим
преступлением он
считал измену памяти своему кумиру — герцогине Анне Леопольдовне.
Это оскорбление именно и усугублялось тем, что было нанесено без желания оскорбить — женщина, предложившая ей позор и
преступление, не находила этот поступок ни позорным, ни преступным и
считала ее, графиню Конкордию, способной согласиться на ее предложение.
— Милый, родной ты братец мой, — могла она только сказать, рыдая. Она не смела произнести имя жениха, не только что просить о нем; стыд девический, а более строгий обычай запрещал говорить ей то, что у нее было на душе. Ей, девице, позволено было только плакать об отце или брате; слезы, посвященные другому мужчине, хоть бы и жениху,
сочли бы за
преступление. Но в немногих словах ее было столько скорби, столько моления, что брат не мог не понять, о чем так крушилась Анастасия.
— Что я сделал, что я сделал? — изредка вырывались у него восклицания. — Как посмотрю я теперь в чистые, светлые глаза моей ненаглядной Маши, на мне клеймо, клеймо позора, клеймо
преступления. А та… Та уже
считает меня теперь своим…
Может быть, ты наказываешь меня за
преступление, которого я не
считал таким, может быть, и любя меня…
Люди, признававшие себя членами непогрешимой церкви,
считали, что позволить ложным толкователям учения развращать людей есть
преступление и что поэтому убийство таких людей есть угодное богу дело.
— Что́ же делать! С кем это не случалось, — сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он
считал себя негодяем, подлецом, который целою жизнью не мог искупить своего
преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не
считать для себя дурным, но гордиться всяким своим
преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, — этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке.